— Итак, я предлагаю тебе, — прибавил он вслух, — завтра или после завтра оставить службу у нашего господина и отправиться на запад к восставшим крестьянам.

— Может быть, дон Сильва скорее отпустит нас, если ты сначала избавишь его от этих зверей? — спросил хитрый негр, желая безопасным для себя образом отплатить за ужас, который в нем возбуждали ягуары.

Едва он кончил, раздался как бы в насмешку над терпением тигреро третий, более громкий и продолжительный рев в верховьях реки.

При этих пугающих звуках, в которых слышался как бы вызов индейцу, зрачки Косталя расширились, и непреодолимая жажда охоты, казалось, овладела им.

— Клянусь душою моего отца! — воскликнул он. — Это значит злоупотреблять человеческим терпением; и я хочу успокоить этих обоих зверей. Идем, Брут.

— Но у меня нет никакого оружия, — воскликнул негр, ужаснувшись при мысли о том, что он сам должен охотиться на тигра. — Я обещал сопровождать тебя к этой речке в надежде на добычу золота, а не на тигровую охоту.

— Послушай, Брут, — сказал Косталь, не обращая ни малейшего внимания на тревогу своего спутника, — животное, которое мы слышали раньше, самец, он зовет самку. Он должен быть довольно далеко отсюда, а так как в окрестностях гасиенды нет ни одной речонки, на которой бы у меня не было пироги, то…

— И здесь у тебя есть пирога? — перебил его Брут, которому это обстоятельство придало бодрости.

— Конечно; мы отправимся на ней вверх по реке. На воде ты окажешься вне всякой опасности.

— Говорят, что тигры плавают, как выдры, — пробормотал негр, снова начиная трусить.

— Не могу отрицать этого. Но пойдем скорее.

С этими словами тигреро поспешил к тому месту, где у него был привязан челнок; за ним побрел и Брут, предпочитая подвергнуться опасности вместе с охотником, чем встречать ее в одиночку.

Несколько минут спустя индеец отвязывал лодку от корня дерева. Это была пирога, выдолбленная из ствола акации, но достаточно широкая для того, чтобы в случае нужды вместить двух человек. Косталь сел на носу, негр поместился у кормы и, взяв короткое весло, начал грести против течения.

Сначала пирога плыла вдоль изгибов берега, которые мешали нашим пловцам видеть окрестность; чтобы поскорее миновать их, Косталь взялся за другое весло.

— Ради моей бедной души! — сказал дрожащий от страха негр, когда пирога проплывала мимо группы деревьев, наклонившихся над водой. — Не плыви так близко к берегу, кто знает, не подстерегают ли нас чудовища за этими деревьями.

— Будь спокоен, у меня есть план, — отвечал Косталь.

Индеец продолжал уверенно двигать вперед пирогу, по-видимому, не обращая даже внимания на опасность, которая могла скрываться в чаще ив.

— В чем заключается твой план? — спросил наконец Брут.

— Он очень прост, и ты его, конечно же, одобришь.

— Ну так расскажи!

— Нам приходится иметь дело с двумя тиграми, не считая молодых. Ты безоружен, поэтому расправься с молодыми; ты схватишь их за загривки и разобьешь им черепа, ударив их друг о друга. Нет ничего проще.

— Мне это кажется, напротив, довольно затруднительным; да и как мне их поймать?

— Ловить и не придется: они сами бросятся на тебя; через четверть часа нам, без сомнения, придется иметь дело со всеми четырьмя.

— Со всеми четырьмя! — воскликнул негр, сделав от испуга такое сильное движение, что пирога едва не перевернулась.

— Разумеется, — заметил Косталь, быстро наклоняясь, чтобы восстановить равновесие. — Но теперь будь внимательнее! — продолжал он. — Мы сейчас обогнем вон тот выступ, который мешает нам видеть равнину; ты меня предупредишь, если заметишь зверя.

В самом деле, только сидевший у кормы негр мог видеть окрестность, не изменяя своего положения, тогда как индеец должен был время от времени оборачиваться. Впрочем, лицо негра служило ему зеркалом, отражавшим все, что ему следовало знать в любое время.

До сих пор глаза негра выражали только неопределенный страх; но в ту минуту, когда пирога оставила за собою последний изгиб реки, внезапный испуг отразился на его лице.

Внимательный индеец быстро повернул голову. Бесконечная равнина расстилалась направо и налево от реки; ничто не мешало осматривать ее. Довольно далеко от плывущих река изгибалась под острым углом, образуя таким образом треугольник, мимо вершины которого проходила дорога в гасиенду Лас-Пальмас.

Пурпуровые, еще освещенные лучами закатившегося солнца облака наполняли равнину золотистым сумраком, и в этом сумраке глазам восхищенного индейца предстало странное зрелище.

— Посмотри, Брут, — сказал он, передавая весло негру и с ружьем в руке становясь на колени на дне лодки, — видал ли ты когда-нибудь что-нибудь прекраснее?

Один из тигров, и именно тот, голос которого призывал самку, медленно плыл по течению, взобравшись на убитого буйвола.

Хриплое рычание вырвалось из его груди. Он увидел врагов и вызывал их на бой.

— Это самец, — сказал Косталь дрожащим от радостного волнения голосом.

— Стреляй! — воскликнул негр, которому ужас развязал язык.

— Нет, — отвечал Косталь, — мое ружье не бьет так далеко; притом, если я выстрелю, самка убежит от нас, а если мы подождем еще минуту, она явится сюда с обоими тигрятами.

Слова индейца оказались верными, поскольку отдаленный рев возвестил о приближении тигрицы: огромными скачками неслась она по саванне. Шагов за двести от берега и пироги самка остановилась, нюхая воздух. Оба тигренка стояли рядом с ней по правую и по левую сторону. Тем временем челнок медленно плыл по течению, поскольку растерявшийся негр перестал грести, вследствие чего расстояние между ним и тигром оставалось все одно и то же.

— Тысяча чертей! — нетерпеливо воскликнул индеец. — Греби же против течения, иначе я никогда не доберусь до этого тигра. Так… хорошо, так я расправлюсь с ним, только сиди смирно. Необходимо убить зверя с первого выстрела, иначе кто-нибудь из нас погибнет, так как придется иметь дело разом с раненым тигром и его самкой.

Ягуар медленно плыл на своей добыче, и расстояние между ним и лодкой мало-помалу сокращалось. Уже можно было видеть блеск его глаз и движение хвоста, которым он помахивал, точно играя. Индеец прицелился ему в морду и хотел было спустить курок, как неожиданно пирога начала колыхаться, точно на бурном море.

— Кой черт ты там делаешь, болван? — воскликнул индеец гневно. — Ведь невозможно прицелиться!

Но, должно быть, у негра от страха помутился разум, потому что челнок от судорожных движений веслами колебался все сильнее и сильнее.

— Проклятье! — воскликнул индеец с бешенством. — Я только было прицелился между глаз. — С этими словами он положил ружье и вырвал весло из рук негра. Но было уже поздно. Тигр испустил страшное рычание, сделал мощный скачок и, в то время как буйвол, вследствие сильного толчка, крутясь, исчез под водою и всплыл на десять шагов дальше, тигр в один прыжок очутился на берегу.

Напрасно индеец послал ему вдогонку громкие проклятья, они явно запоздали: в несколько прыжков тигр очутился вне выстрела рядом со своей самкой.

Свирепая чета, казалось, с минуту находилась в нерешительности, затем раздался двойной рев, которому вторили оба тигренка, и все четверо стали удаляться от берега огромными прыжками.

— Бегите, бегите, я вас скоро опять найду! — крикнул Косталь, но, несмотря на свои несбывшиеся надежды, не мог оторвать глаз от этих обитателей леса, которые в своем быстром беге, казалось, едва касались степной травы. Потом он схватил весло и погнал пирогу к тому месту, где они сели в нее.

Река еще несла в своих потемневших водах труп убитого буйвола, а тигры давно исчезли в сгущающемся вечернем сумраке.

Маленькая пирога, в которой сидели индеец и негр, медленно плыла по течению. Брут радовался, что избежал когтей ягуара, но к его радости примешивался остаток страха, так как все еще можно было ожидать, что хищники вернутся. Поэтому он первый прервал молчание, спросив у Косталя, может ли такое случиться.