Она обняла Элен и они медленно поднялись на второй этаж. Номер Лоране представлял собой почти полную копию комнаты Элен. На тумбочке тоже лежало несколько книг, одежда висела на стульях, фен валялся в комнате на полу у зеркала. У Лоране на столе стоял ноутбук Заметив, что Элен смотрит на него, хозяйка номера заметила:

– Взяла перед конкурсом посмотреть студенческие проекты. Вечерами хотела поработать, но пока все никак не получается.

– Я тоже взяла с собой работу, – заметила Элен, – и тоже не получается. А в моем номере такой же беспорядок. – Она улыбнулась. – В этом тоже видна родственность наших натур.

– Мне приятно это слышать, – засмеялась Лоране.

Она быстро прибрала в номере, одежду вынесла в стенной шкаф. Комната приобрела стандартный вид и утеряла черты личности ее обитателя.

Элен не заметила, как на столе появилась бутылка коньяка, две крошечные рюмки, коробочка сыра камамбер, пара апельсинов и плитка шоколада. Лоране точным движением налила коньяк в рюмки и сказала:

– За то, чтобы тебе повезло больше, чем мне. Чтобы рассвет был счастливым. Я верю в это. Верь и ты, малышка.

– Спасибо, милая Лоране, – ответила Элен, опустив глаза. – Если бы я глубоко верила, я бы молилась все ночь. Но моя вера – странная смесь несопоставимых представлений: от католичества до мистических суеверий. Они появились у меня от индейцев кечуа во время путешествия по Боливии.

– Это неважно, – серьезно заметила Лоране. – Бог один. Просто к нему ведут разные пути. Но я уверена, что есть незримая связь с нашими любимыми – с теми, кто ушел от нас, и с теми, кто жив, но сейчас не с нами. И мы в состоянии поддержать их своей любовью. Своими мыслями мы укрепим ниточку, которая связывает нас с ними.

– Боже мой! Вы говорите точно так, как я думаю! – воскликнула Элен. – Существует на самом деле такая связь или только нам так хочется, это неважно… Но мы с вами встретились здесь, и это что-то значит!

Женщины выпили коньяк и расцеловались. Лоране погладила Элен по голове и, глядя на нее, сказала:

– Как ты похожа на него… Мы должны были встретиться с тобой, и это произошло. – Темно-синие глаза Лоране вспыхнули. Морщинки совсем не портили ее. Скорее наоборот, они как лучики несли сапфировый свет ее глаз. Она крепко сплела у коленей, тонкие пальцы и продолжила свою исповедь. – Каждый год я приезжаю сюда в феврале. И каждый раз как будто снова встречаюсь с ним. Я снова катаюсь по склонам, которые мы, можно сказать, открывали вместе с твоим отцом. Я встречаю людей, которые знали и любили его, брожу по тропинкам, по которым мы гуляли с Аленом. И, представь себе, в этих местах меня оставляет печаль, с которой я почти все время живу в Париже. Меня не покидает чувство, что его душа где-то здесь – в этих снегах, в капельках облака, туманом обволакивающего горы, в крупных снежинках, ласкающих мое лицо…

Лоране рассмеялась:

– Не сочти меня чересчур сентиментальной, – весело сказала она. – Я современный, достаточно разумный человек. Но для меня все, о чем я говорю, – непреложный факт.

Элен смотрела на женщину, которую любил ее отец. И в ней нарастало чувство признательности за счастье, которое она подарила ему. Они обе любили Алена. Любили его разной любовью, но обе были его любимыми. Элен была убеждена, что в Лоране отец нашел близкую ему душу, любящую женщину, жену, с которой его повенчала сама Природа: небо, горы… Она порывисто поцеловала ее. А Лоране сказала, обняв девушку:

– Мы проведем с тобой эту ночь, думая о наших любимых. И я уверена, что завтра вы обнимитесь с Жозефом.

Лоране встала со своего места, и, приоткрыв дверь балкона, оглядела открывающуюся перед ней панораму вершин.

– Так они будут стоять еще тысячи лет. И все так же манить к себе все новые поколения людей…

– Лоране, милая, пожалуйста, расскажите, что было дальше. – Элен быстро подошла к ней и обняла ее за плечи. – Вы остановились на том, что Ален успешно прошел два этапа конкурса. А что было потом?

Лоране задумалась, опустив свои дивные глаза. Затем она опять села в кресло, налила коньяк в обе рюмки и, потягивая из своей, приготовилась к долгому рассказу.

– У нас была очень веселая, интересная компания. Все молодые, яркие личности, прекрасные профессионалы и хорошие спортсмены. В меня были влюблены сразу несколько молодых людей. Среди них был и Ги Боннэ… Он был хорош собой. Гордый, лихой горец… Известный альпинист, побывавший даже в Гималаях, хороший инструктор, спасатель. У него хотели обучаться горнолыжной технике самые красивые девушки, приезжавшие в горы. Но он смотрел только на меня. А я, конечно, была по уши влюблена в Алена и на Ги смотрела, как на дитя гор. Часто подтрунивала над ним, иногда говорила ему приятные слова, которые не значили абсолютно ничего. Просила его сопровождать меня на новых трассах, которые еще только открывались для катания. Тогда в горы приезжали в основном не курортники, как теперь, а альпинисты и другие люди, связанные с горами по своей профессиональной деятельности. Например, геологи, физики, изучающие космические лучи и работающие в высокогорной лаборатории, которая была на одном из склонов Монблана.

Лоране посмотрела на часы. Пять тридцать. Рассветет часа через полтора. Спасатели, наверное, уже встали. Завтракают и готовятся к выходу. Уже договорились с канатной дорогой, которая будет включена специально, чтобы поднять их на верхнее плато, к маленькому кафе с забавным названием «Савойский сурок».

Лоране посмотрела на Элен, и та жестом попросила ее продолжать свой рассказ.

– Вторым соперником Алена был Робер Клодель, мой будущий муж, а тогда коллега, вместе с которым мы учились в университете. Робер был способным архитектором. Его проект тоже преодолел оба тура конкурса и дошел до третьего. Но было очевидно, что проект Алена более оригинален. Под кровлей, почти повторяющей линии окружающих долину вершин, по замыслу твоего отца, должны были размещаться мансарды. Это позволяло создать в них небольшие, уютные помещения. В них могли быть мастерские для художников, детские игровые комнаты, библиотека, салоны для игр, например в шахматы.

Ален и Робер соперничали во всем. Хотя, мне кажется, Ален и не догадывался о том, что Робер с ним постоянно соревнуется. Оба прекрасно владели лыжами, нравились женщинам. Оба были остроумными собеседниками. Но если юмор Алена был добрым, то шутки Робера отличались иронией, даже сарказмом, могли обидеть. Внешне они были антиподами. Ален – высокий, светловолосый, тип норвежского викинга. Робер – яркий брюнет, среднего роста, крепко сбитый южанин. Его дед по материнской линии был корсиканцем. А это сильная кровь. Робер был честолюбив, как Наполеон, и так же ревнив…

Поначалу мы все катались вместе – Ален, Ги, Робер и я. Мы открывали те самые трассы, которые сейчас нанесены на карту. Но потом, когда Робер понял, что меня и Алена связывает нечто большее, чем дружеские отношения, он изменился. Перестал кататься с нами, потом уговорил Ги составить ему компанию. Мы с Аленом, оставшись одни, ничего лучшего и не желали. Вели себя, как белые медвежата на снегу. Ночи тоже были наши…

Когда Ален, Робер и я прошли на третий тур, Робер повеселел. Как и все остальные, он знал, что настоящими соперниками будут только он и Ален. Меня он вообще не принимал во внимание. Впрочем, это было очевидно…

Лоране замолчала на мгновение, потом что-то вспомнила и улыбнулась:

– Первые дни, – ее голос звучал очень тепло, – когда Ален в восемь часов вечера разговаривал с тобой по телефону, я стояла рядом, слышала твой голос и пыталась представить тебя… Он говорил, что вы похожи…

В тот день, двадцатого февраля, после нашей дневной работы, ребята пошли кататься, а я осталась в гостинице. Была моя очередь подготовить выступление перед комиссией. Накануне Робер сказал мне, что они с Ги нашли очень интересный склон, который никто не сможет обнаружить, если они не покажут его. Я знала манеру Робера немножко прихвастнуть, поэтому не придала значения его словам. После обеда Ален поцеловал меня и попросил быстрее подготовить доклад, чтобы вечер был наш…