Наступавший штиль был только предвестником новой любовной бури, грядущей с неизбежностью…

Они лежали, глядя друг на друга, не в состоянии произнести ни слова. Элен первая вернулась в реальность.

– Расскажи, почему ты здесь? – спросила она, дотрагиваясь до его светлых волос, тронутых заметной сединой.

– Я приехал на симпозиум хирургов-эндоскопистов. Но вообще-то я ехал к тебе, – проговорил он, целуя кончики ее пальцев, только что гладивших его седину.

– Я не буду спрашивать, почему ты не давал о себе знать столько времени, – с едва заметным укором сказала Элен.

– Я сам расскажу, – покорно ответил Жозеф. – Когда я написал ту записку, я действительно думал, что смерть Софи всегда будет стоять между нами. Я попытался забыть тебя – работал как проклятый, вечерами обучал молодых хирургов методам эндоскопии. Приходил поздно и проваливался в сон, как мертвый. Но просыпался ночами и думал о тебе. Друзья пробовали знакомить меня с женщинами. Все напрасно. Мне нужна была только ты. Я пробовал бороться с собой. А потом понял, что это глупо. Время лечит все… кроме любви к тебе.

Я помнил, что ты работаешь в газете «Лос-Анджелес тайме», и в Интернете нашел телефон главного редактора. А тут и симпозиум подвернулся по эндоскопии. Вот и все.

Элен не стала рассказывать, как прожила эти месяцы. Сказала лишь:

– Через неделю я собиралась ехать на работу в Боливию. На целый год.

– Ничего. Я бы нашел тебя и в Боливии, – спокойно ответил Жозеф.

Элен притянула его к себе, и они опять любили друг друга.

За окном уже давно стемнело. Элен не хотела идти домой. Жозеф, как будто прочитав ее мысли, проговорил:

– Ты поедешь со мной в Париж. Навсегда.

– Вот так, сразу? – робко возразила Элен, хотя ее душа пела.

– Ничего себе сразу… – протянул Жозеф. – Между прочим, прошло почти девять месяцев.

У нас уже мог бы вот-вот родиться ребенок. Если бы ты решилась…

– Да, я уже думала об этом, – сказала Элен. – И пожалела, что не решилась. Даже если бы ты не вернулся, я все равно хотела бы иметь ребенка от тебя.

Он несколько минут молча смотрел на нее. А потом вскочил с постели, подошел к бару-холодильнику и вытащил из него запотевшую бутылку французского вина и два бокала.

– Решено. Через два дня я уезжаю, – тоном, не допускающим возражений, проговорил Жозеф. – И ты поедешь вместе со мной. В Париже есть корпункт «Лос-Анджелес тайме». Да и вообще… Такому журналисту, как Элен Сарк, найдется место в любой приличной газете.

Жозеф разлил вино по бокалам и разломил плитку шоколада, лежавшего на столе.

– Давай отметим нашу встречу…

– Которая больше никогда не закончится расставанием, – закончила за него Элен.

Жозеф принес из ванной комнаты два махровых халата. В один из них закутал Элен, другой надел сам. Они спокойно, по-домашнему, сели в кресла друг напротив друга.

– Подожди секундочку, – спохватилась Элен. – Я только сообщу Биллу, что не приду ночевать… никогда.

Они улыбнулись друг другу и, одновременно вздохнув, рассмеялись и подняли бокалы.

Элен смотрела в иллюминатор самолета на зеленые квадратики полей для гольфа, голубые прямоугольники бассейнов, разноцветные крыши вилл калифорнийских курортных городков. Она проводила глазами такие огромные с земли, но еле различимые с высоты буквы «Hollywood», расположенные на не таком уж высоком холме.

На своей руке Элен ощущала тепло большой ладони Жозефа. Его рука и плечо, прижавшееся к ее плечу, наполняли ее счастьем и надеждой.

Калифорния осталась внизу… Самолет рейса «Лос-Анджелес – Париж» набирал высоту. За пять часов он пересечет Соединенные штаты. Впереди – Атлантический океан и вся жизнь…