Ника ненавидела Полину. Все в ней вызывало протест: начиная с рабского подобострастия домработницы перед родителями и кончая вечной гримасой недовольства в их отсутствие. Почему из всех людей именно с ней она должна делить каждый день своего существования? Никандра не раскаивалась в том, что наконец-то высказалась, но слова не принесли облегчения. Разве это поможет вернуть друзей? Вдруг ребята обиделись и больше не придут?

День угрюмо влачил свои часы, нестерпимо медленно двигаясь к вечеру. Замурованная в глухую келью беспомощности, Ника не могла вырваться из нее, чтобы побежать к ребятам и все объяснить. Невидимая стена отделяла ее от мира нормальных людей, делая невозможным даже самое обыденное.

Вопреки опасениям Ники, Костя все же пришел, правда, без друзей.

- Миша и Степа обиделись? - спросила она.

- Да нет, чего им на тебя обижаться? Пацаны тебе привет передают. Но, сама понимаешь, после того как Полина на нас налетела, с ней встречаться неохота.

- Но ты ведь пришел.

- Я - другое дело, - улыбнулся Костя.

У Ники отлегло от сердца. Она даже обрадовалась, что вновь может побыть с Костей наедине. В последнее время этого почти не случалось. Ника чувствовала, что Костя отдаляется от нее. Уходит, как вода сквозь пальцы, неспособные удержать ее в жадных беспомощных ладонях. Он перестал приходить по вечерам. Каждый раз, когда она оставалась погруженной в пустоту огромного особняка, ее охватывал страх, что наступит день и визиты к ней станут ему в тягость. Что она могла предложить, кроме замкнутого пространства четырех стен, если ему был доступен целый мир, полный красок, звуков и ощущений? Мир, отгороженный от нее инвалидной коляской!

Она понимала: глупо ревновать его к друзьям, но нет-нет, а мысли о том, что прежде она была обязана его частым визитам лишь ссоре с Мишкой, будили обиду, притаившуюся глубоко под трепетным обожанием.

Рано утром в Костину резиденцию на чердаке влетел запыхавшийся Мишка.

- Скорей! А то опоздаем! Там кино снимают! - объявил он.

- Какое кино?

- Не знаю, вроде детектив какой-то. Может, и мы артистами заделаемся. Рыжего Дрона в массовку взяли.

- Правда, что ли? - не поверил Костя.

- А чего мне трепать? Вот умора будет, если мы - и вдруг на экране. Сдохнуть можно. Анька с Веркой, как про кино услышали, чесанули туда, как спринтеры.

Мишкино возбуждение передалось Косте. Не каждый день удается увидеть, как снимают кино. Ребята поспешили на площадку, но вдруг Костя спохватился, что его ждет Ника, и в нерешительности остановился.

- Ты чего? - спросил Мишка.

- Да я к Нике обещал зайти, - раздосадованно сказал Костя.

- Потом зайдешь. Че она не поймет, что ли? Тут такое дело, нас там ждать не станут.

Чуть-чуть поколебавшись, Костя принял решение. "В конце концов, когда еще посмотришь на киносъемки. Да и Нике будет интересно узнать, как там все происходит", - успокоил он себя.

Его немного мучила мысль о том, что он стал реже бывать у Никандры, но ребята и так упрекали его, что он больше времени проводит у Ивановых, чем в их компании. Конечно, если бы не эта мегера Полина, можно было бы почаще бывать у Ники всем вместе, но ни Мишка, ни Степка не хотели идти в особняк художника, и Костя не мог их в этом винить.

С тех пор как Верка пообещала "заняться" Костей, Анька не на шутку забеспокоилась. Что и говорить, это тебе не больная дочка художника. Уж если Верка в себя влюбит - пиши пропало. Правда, ореол неотразимости вокруг подруги несколько померк после того, как киношники не отобрали ее для массовки. Анька, которую распирало от выпавшего счастья потоптаться в толпе перед камерой, искренне переживала, что Верке не повезло.

- Не обращай внимания, Вер. Многих знаменитых артисток тоже сначала не снимали, а потом они звездами стали, - словно извиняясь за свое везение, сказала она.

Верке и без того было обидно, а тут еще Анька со своими утешениями.

- Этого и следовало ожидать. В массовку же одна серость попадает. Там яркая внешность не нужна, чтобы не отвлекать от героев, - оборвала она подругу.

"Серость" осеклась и сникла, молча проглотив обиду, но в прежнее слепое преклонение перед Веркой закралась прохладца. Теперь Анька даже злорадствовала, что Костя по-прежнему ходит к Никандре. Во-первых, хорошо, что разлюбезной Верочке хоть кто-то наставил нос, а во-вторых, к дочке художника можно не ревновать. Вряд ли у них с Костей любовь, иначе зачем бы ему таскать к Ивановым Мишку и Степку? Анька жалела, что сама поссорилась с девчонкой. Она бы тоже с удовольствием набилась в гости, брат говорил, у них на даче даже видик есть.

Подружки проходили мимо особняка художника, когда Анька, не поборов соблазна уесть Верку как бы невзначай бросила:

- А Костя все равно сюда ходит.

- Подумаешь, если бы я захотела, папенькина дочка уже давно бы от него отлипла.

- Ну да, - недоверчиво фыркнула Анька.

- Научить? Проще простого. Она ведь с гонором. Только намекни, что Костя не знает, как от нее избавиться, она его тут же турнет. А дальше - дело техники.

- Но ведь это неправда.

- Если ты такая честная, парня тебе не видать как своих ушей. Иной раз без хитрости не обойдешься, поняла?

- Все равно нехорошо. Ей же обидно будет.

Верка взглянула на подругу, будто та сморозила величайшую глупость, и, повертев пальцем у виска, сказала:

- Ну ты вообще пыльным мешком стукнутая. Кого жалеешь? Запомни: в любви жалости нет, тем более к сопернице. А слабо, я сама к ней схожу? - подначила она Аньку.

- Зачем? У тебя ведь со Стасом любовь.

- Ну и что? Пускай немножко поревнует.

Анька кляла себя за то, что затеяла этот разговор. Кто ее тянул за язык? Оставалось надеяться, что Верка сболтнула просто так и на самом деле к дочке художника не пойдет.

Ника пыталась заполнить вакуум времени чтением или рисованием, но взбунтовавшееся воображение безрассудно рвалось к Косте. Где он? С кем? Что делает? Ожидание длилось все дольше, а часы встреч становились все короче. Как назло, неподалеку снимали кино, и три дня Костя с другими ребятами пропадал на площадке. Он заскочил только на минутку, чтобы объяснить, почему исчез, и Ника опять осталась одна. Она ненавидела свои беспомощные, бесполезные ноги! Зачем они ей, если она не может пойти, куда захочет, и быть вместе с остальными? Как бы она ни старалась стать одной них, жизнь безжалостно все расставляла на свои места. Она вечно оказывалась изгоем.

Июль плавно перекатил в август, и лето стремительно понеслось к сентябрю, сжимаясь, как шагреневая кожа. Ника, подобно скупцу, чахнувшему над златом, считала дни до конца дачного сезона, когда ей придется расстаться с Костей, а судьба уже готовила для нее новый удар.

Косте предстояла поездка в город. Он знал, что Нику новость не обрадует, поэтому откладывал сообщение до последнего. Наконец, когда дальше тянуть было некуда, он нехотя объявил:

- Послезавтра мамин двоюродный брат с дочкой приезжают из Новгорода. Придется с ней по городу таскаться, достопримечательности показывать.

- Ты уезжаешь? - Ника задала бесполезный вопрос, хотя знала ответ, чувствовала каждым оголенным нервом.

- Всего на неделю, - успокоил ее Костя.

- На целую неделю, - печально усмехнулась Ника. - Для нас с тобой часы идут с разной скоростью. Мы вообще стали видеться реже. Теперь я тебе не так нужна.

Ника дала себе зарок не упрекать Костю, но помимо воли горечь, неотступно мучившая ее, облачившись наконец в слова, выплеснулась наружу.

Костя и сам чувствовал себя предателем, потому что после примирения с Мишкой не особенно засиживался у Ники, но его больно задело, что в ее словах была доля правды.

- Ну ты даешь! Выходит, я к тебе хожу, чтобы время убить? На безрыбье вроде как и рак рыба. Так по-твоему? - с обидой произнес он.