- Это детский лепет.

- Уверяю тебя, как только приедет в город, она тотчас скомандует возвращаться. Как я от всего этого устала! - вздохнула Анастасия.

На нее в последнее время и без того навалилась масса проблем. На этой неделе нужно было устроить два фуршета, чтобы Родион мог получить новый заказ. Не хватало, чтобы при этом под ногами путалась Ника, не станешь же ее держать взаперти, пока в доме гости, а вид инвалидной коляски не привносит непринужденности в обстановку вечера.

- Папа, возьмите меня с собой. Честное слово, я больше ни о чем не попрошу, - взмолилась Ника.

- Сейчас это невозможно. У нас тоже есть свои планы, - тоном, не терпящим возражений, сказал отец.

- Значит, я не вхожу в ваши планы? - горько усмехнулась дочь.

Анастасия недовольно взглянула на падчерицу. Что за упрямый характер! Ни за что не отступит, пока не настоит на своем! Она обратилась к девочке:

- Послушай, Ника, нельзя же быть такой эгоисткой. Отец и так для тебя в лепешку расшибается, а ты все время стараешься создать напряженность. Ты уже не маленькая и должна понимать, что светская жизнь для отца - это тоже часть работы, без которой никуда не деться. А твое присутствие подчас просто неуместно.

"Конечно, я шокирую гостей видом инвалидной коляски", - мрачно подумала Ника, и, будто подтверждая ее мысль, отец подвел под разговором черту:

- Настя права. У нас намечены некоторые мероприятия. Ты ведь не любишь гостей и приемов. И вообще будет лучше, если ты до конца лета побудешь здесь.

Они попрощались вежливо и вполне дружелюбно, как и подобает воспитанным людям. Закрылась дверь. Смолк звук удаляющегося автомобиля.

Полина поспешила к приятельнице. Костя был где-то и нигде.

Ника осталась одна. У каждого были свои планы, а она ни в чьи планы не входила.

Что держит ее в этом мире? Кому она нужна? Без нее всем было бы лучше. Внезапно сквозь сумятицу мыслей прорвалась одна краткая и ясная: нужно уйти! Это самое правильное, потому что за пантомимой, изображающей скорбь, последует всеобщее облегчение. И все будут свободны от притворной любви и жалости, от тошнотворно приторного участия, от лжи. От лжи!

Стоит отречься от ненужного тела, причины всех ее несчастий, и ее примет другой мир, где все равны: здоровые и калеки. Где бесполезность ног становится неважной. Где нет ни жалости, ни лжи, а только покой.

А вдруг там пустота? Ну и что же? Главное, не будет боли, унижения и... надежды тоже не будет. Пусть! Она устала от надежд-пустышек, лопающихся, как воздушные шары, когда ощущение праздника разлетается, оставляя в руке крашеную резиновую тряпочку. Здесь она чужая.

Приняв неизбежность того, что должно случиться, Ника внезапно успокоилась. Мозг работал четко. Она хладнокровно перебирала в уме все возможные варианты ухода, будто речь шла не о ее жизни.

Самое безболезненное - принять снотворное. Ника достала из аптечки упаковку люминала и стиснула зубы от досады. Пять таблеток! Всего только пять! В лучшем случае она проспит, как сурок, в худшем - все закончится унизительным промыванием желудка. Кто сказал, что ей уготован легкий способ уйти? У нее никогда не было легких путей.

Ника перевернула руки ладонями вверх, посмотрела на синие жилки, пульсирующие на запястьях, как будто видела их впервые, и тотчас поняла, что она нашла решение. Одно движение, один взмах лезвия - и все позади.

Разве? Ведь пройдет немало времени, прежде чем она потеряет достаточно крови. Неважно, это будет уже после.

Ника удалилась в свою комнату. Там Полина не будет тревожить ее, даже если вернется рано. Она достала из ящика стола резак для бумаги, выдвинула лезвие и попробовала его пальцем. Оно казалось не слишком острым. Бритвой было бы не так больно. Но что значит жалкая, мимолетная боль по сравнению с избавлением?! Голубые ниточки вен на запястье были слишком тонкими и ничтожными. Ника сжала кулак и напрягла руку. Жилки едва вздулись. Она медленно поднесла резак, вдруг подумала, что кровь оставит на ковре безобразное пятно, и удивилась своим мыслям. Почему в такой момент в голову лезут такие глупости? Какое ей теперь дело до ковра? Или она пытается оттянуть надвигающийся момент конца? Почему она медлит? Почему цепляется за жизнь? Неужели материальный мир так цепко держит ее?

- Всё! - одними губами произнесла она, проложив словами мост за черту страха и боли.

ГЛАВА 17

После недельного отсутствия Костя вновь с удовольствием окунулся в дачную жизнь. Он намеревался тотчас сорваться к друзьям, но мать послала его принести из лесу палок, чтобы подпереть завалившиеся кусты помидоров.

Стоило войти под зеленые арочные своды орешника, как садовый поселок тотчас отступил, будто находился в другом измерении. Птичий щебет вплетался в шелест листвы, и звуки леса сливались в такой гармонии, что воздух казался напоенным многоголосой тишиной. Вдруг Косте почудилось, что в кустах мелькнуло желто-зеленое платье. Он вспомнил о странном лесном двойнике Никандры. Ника-Костяника. Удивительно, но за все это время он ни разу даже не подумал о ней, как будто ее вовсе не было. А существовала ли она вообще? За богатой событиями дачной жизнью ее образ выцвел и поблек, как призрак тает при свете дня. Может быть, она просто приснилась? Сейчас встречи с ней всплыли в памяти в малейших подробностях. Разве можно так отчетливо помнить сон? Но если она не сновидение, то откуда взялась?

Костя свернул с тропинки и стал продираться сквозь кусты. Потревоженные ветки хлестали его по щекам за беспардонное вторжение, а впереди все мерещился пестрый ситец легкого платья, и парень упорно продолжал гнаться за образом, сотканным из солнечных бликов и подернутым желтизной листвы позднего лета.

- Ника, - негромко окликнул он.

- Костя-Ника, - прошелестело в ответ.

Или почудилось?

Костя огляделся. Он был один. Наваждение прошло. Немного постояв, он повернул назад, предоставив лесу хранить тайну загадочного двойника Никандры, как вдруг чуть поодаль увидел ее. Лесная Ника стояла вполоборота, перебирая в горсти спелые ягоды, похожие на рубиновые капли. В первый миг Костя остолбенел от неожиданности. Он почти перестал верить в существование Костяники и искал ее не потому, что ждал этой встречи, а скорее чтобы убедиться, что она - лишь игра воображения.

- Ника? - он неуверенно, словно на ощупь, сложил ее имя.

Девчонка тряхнула головой, отгоняя со лба непослушный вихор цвета майского меда, глянула на Костю через плечо, точно заметила его только сейчас, и напевно, разделяя одно слово на два, произнесла: "Костя-Ника", то ли говоря о ягодах, которые держала на ладони, то ли называя свое имя.

Костя порывисто шагнул к ней. Неожиданно девчонка с силой стиснула руку в кулак. Раздавленные бусины ягод брызнули соком. Алая струйка ягодной крови липким ручейком потекла по ее запястью, контрастно-яркая на молочно-белой коже. Внезапно Костю охватила смутная тревога. Он бросил беглый взгляд в сторону дач, а когда вновь обернулся к Костянике, та исчезла, растворившись в зелено-желтом мелькании солнечных пятен на листве. Но сейчас Костя меньше всего думал о ее загадочном исчезновении и том, чтобы бежать за ней следом. Перед глазами навязчиво стояла красная струйка на белом фоне. Не в силах объяснить причину безотчетного страха, Костя повернулся и, подгоняемый предчувствием неотвратимой беды, помчался к дачному поселку.

"Успеть... успеть... успеть..." - пульсировало в голове.

Куда и зачем успеть? Он не знал, и ему некогда было думать. Добежав до особняка Ивановых, он резко распахнул калитку. Гравий недовольно заворчал под торопливыми подошвами. Костя влетел в дом, казавшийся до странности пустым и покинутым. Не задержавшись, чтобы, по обыкновению, сбросить кроссовки, он поспешил прямиком в комнату Никандры, словно незримый проводник толкал его в спину.