— То есть как это ты Ваське приказал! Приказал, и все? Даже не проверил?

— Мне что, нужно было самому по заставам ездить? — искренне удивился Прозоров.

— Хорошо, тогда зови этого Ваську! Будем разбираться!

Пришел Васька Бешеный, человек с маленькими злыми глазами, волчьей челюстью и отвисшими, как у брылястой собаки, мясистыми губами.

— Ты передал мой приказ на заставы? — спросил его дьяк.

— Передал.

— Вот видишь, а ты не верил! — повернул ко мне довольное лицо Прозоров.

— А что ты передал? — спросил я. Бешеный вызывал у меня еще меньшее доверие, чем его начальник.

— Все передал, — так же кратко ответил он.

— А что именно?

— Чего?

— Что ты передал?

— Что было приказано, то и передал.

— А что тебе было приказано? — упорствовал я.

Бешеный недоуменно посмотрел на дьяка, не понимая, что я от него, собственно, хочу.

— Чего приказано? — уточнил он.

— Отвечай, пес смердящий! — закричал я, окончательно потеряв терпение.

В маленьких глазах мелькнуло холодное бешенство, челюсть еще дальше выдвинулась вперед, но я устоял, выдержал взгляд и шепотом пообещал:

— Говори, тварь, а то запорю.

Я уже готов был сорваться и для наглядности поднес к его лицу кулак с зажатым в нем кнутом. Лед в глазах мгновенно растаял, они стали мягче, добрее, веки приветливо заморгали белесыми ресницами.

— Велел смотреть в оба! — приятным голосом сообщил он.

— Как так, в оба! — теперь уже возмутился сам дьяк. — Я тебе велел желтого задержать, а не в оба смотреть!

Прозоров развел руками и, ища сочувствия, жалостливо посмотрел на меня: вот, мол, с какими болванами ему приходится работать!

— И насчет желтого тоже передал, — неуверенно ответил Васька.

— С кем передал? — потребовал точности я.

— Так вот, — ответил он, косясь на кнут, и неопределенно повел рукой, на общий интерьер приказа.

— Кого посылал? — вперил в него огненный взор Прозоров. — Отвечай, сам проверю!

— Говоришь, кого посылал-то... А кого пошлешь? Считай, что посылать-то и некого. У нас, чай, людей нехватка, и жалованье не всегда платят.

— Ну, Васька! — строго сказал дьяк. — Смотри у меня!

— Так я что, надо, значит, пошлю, что передать-то?

— То, что я тебе вчера говорил, забыл уже? — возмутился Прозоров.

— А, ну да, — вспомнил Бешеный и неожиданно закричал раскатисто и грозно, — Петька, твою мать, мигом скачи на заставу и прикажи ловить мужика в желтом кафтане!

В глубине приказа со скамьи вскочил какой-то парень, видимо, тот самый Петька, и стремглав бросился к выходу. Едва он исчез, как в приказ вошел нарядно одетый мужчина. Он, как только увидел Прозорова, сразу же направился к нам.

— Чего это Петька? Чуть с ног не сбил, шельмец! — подойдя, спросил он.

— Совсем распустились, никто ничего делать не хочет, — начал отвечать дьяк, но пришедший его перебил:

— Слышали, на Калужской заставе стрельцов поубивали?! — радостно сообщил он, так, как будто выиграл главный приз в лотерее.

— Каких стрельцов, кто поубивал? — послышалось со всех сторон.

— Известно каких, обыкновенных. Восемь человек на воротах разбойник заколол, забрал коня и бол таков! — с непонятной гордостью сообщил он.

— Это он! — только и нашелся сказать я. — Ну, вы и...

— Вот видишь, — довольно воскликнул Прозоров, — все-таки сбежал! А ты говорил, что ой меня хочет зарезать! Нет его больше в Москве, теперь ищи свищи ветра в поле!

И тут я взорвался. И совершил один из самых некрасивых поступков в своей жизни. Я поднял кнут и начал бить по лицам. Причем не по простым, а по должностным: сытым, наглым, льстивым, подлым, всем, которые попались под горячую руку. Этот поступок оказался таким неожиданным, странным, неоправданно жестоким, что никто в приказе не сумел даже защититься. Чиновники как будто окаменели, только шарахались от меня по углам и закрывались руками.

— Вот вам за все! За все! — истерично выкрикивал я и продолжал неистовствовать, пока не сломалось кнутовище. Тогда я бросил опозорившее меня, как человека гуманного, орудие насилия на пол, вышел вон, вскочил в седло и, не оглядываясь, поскакал вон из этой цитадели власти и порядка.

На Калужской заставе, примерно в том месте, где теперь находится выход из станции метро Октябрьская, стоял несусветный гомон. Городские ворота были надежно заперты, ни в город, ни из города никого не выпускали. Озверевшие стрельцы метались в толпе, раздавали зуботычины и ругались сакраментальными словами тюркского и угорского происхождения Я на коне врезался в толпу, поймал за шкирняк какого-то стрельца и, наклоняясь с лошади, крикнул:

— Где сотник?

Стражнику такое с собой обращение не понравилось, он попытался вырваться, показать, что он не просто так, а начальство. Однако я еще не отошел после недавней безобразной вспышки, без разговоров дал ему в ухо и повторил вопрос.

— Там, — указал он рукой куда-то в строну.

— Веди, пес смердящий! — заорал я. — Зарублю!

Стрелец сразу понял поставленную задачу, в свою очередь начал кричать, размахивать руками, разгоняя толпу, и быстро довел меня до дежурки. Там на лавке, обхватив голову руками, сидел его начальник.

— Кто убил стрельцов? — закричал я с порога.

Сотник вздрогнул, отпустил голову и поднял на меня мокрые от слез глаза.

— Не знаю, какой-то мальчишка, — убитым голосом ответил он.

— Рассказывай толком! — безапелляционным тоном потребовал я. — Кто, как, когда?!

— Евсей Демин остановил какого-то мальчишку, а тот вдруг вырвал у него кинжал, и прямо в сердце. Тут наши бросились его ловить, и вон что получилось...

— Где мальчишка?

— Где, где?.. Спешил всадника и ускакал на его лошади!

— Мальчишке лет десять? — уточнил я.

— Не видел я его, но, говорят, маленький. Ну, если я его поймаю!

— Погоню за ним послали?

— Нет, какая там погоня, когда столько людей погибло. И как я теперь их родне в глаза смотреть буду...

— На какой лошади он ускакал?

— Иван, на чем пацан ускакал? — спросил он помощника.

— На каурой кобыле, — ответил тот.

— В чем был одет?

— Как водится, рубаха, портки, шапка вроде.

— Давно это случилось?

— Да побольше часа прошло.

— Вели открыть ворота, — приказал я сотнику. — Как же вы его упустили?!

— Да кто же знал, что такое будет, — уныло ответил он и приказал тому же Ивану: — Иди, пропусти боярина.

На заставе мы с Кнутом потеряли минут двадцать. Зато как только выехали за ворота, сразу погнали лошадей галопом. Теперь начиналось самое сложное, искать иголку в стоге сена. Куда мог направиться Верста, я не представлял даже теоретически. Русь велика, а мозгов ему было не занимать. Предположить можно было только одно, что какое-то время он предпочтет в город не возвращаться, попытается отсидеться подальше от озверевших стрельцов. То, что он не поменял платье, могло иметь две причины, или он остался без денег, или продолжает прикидываться ребенком. Однако маленький мальчик, один, да еще на оседланной лошади, не мог не обратить на себя внимания.

Я начал присматриваться к встречным, выбирая среди них дальних. Остановил какой-то обоз.

— Мальчишку на каурой кобыле не встречали? — спросил первого возчика.

— Видел, чумазый такой, — ответил он.

— Почему чумазый? — не понял я.

— Весь в пятнах, будто красильщик. Да я его не разглядывал, видел-то мельком.

— Давно?

— Порядком... С час, поди, назад, а может, чуть поменьше.

Я поблагодарил, и мы поскакали дальше. Кажется, наши лошади оказались резвее его кобылы, если мы сумели так быстро сократить расстояние. Пока погоня проходила без осложнений. Минут через двадцать я вновь остановил встречный обоз. И тут возчики обратили внимание на странного, одинокого всадника.

— А что, неужто простой мальчишка справился со стрельцами? — спросил Ваня, не понимая, зачем мы стараемся догнать какого-то пацана.