Марсианин вел Джима по этим спускам все ниже и ниже.

Джим вскоре обнаружил, как раньше под Кинией, что давление стало выше, и сдвинул маску с чувством глубокого облегчения: он не снимал ее больше суток.

Давление возросло внезапно, поэтому Джим рассудил, что дело тут не в спуске вниз, и не настолько уж глубоко они спустились, чтобы давление могло так измениться.

“Интересно, – думал Джим, – как они ухитряются это делать?

Куда нам до них с нашими шлюзами”.

Наконец они пришли в большой зал под куполом, где с потолка шел ровный свет. Стены состояли из сплошных арок. К'бумч остановился и снова задал Джиму какой-то вопрос, в котором упоминалось имя Гекко.

Джим порылся в памяти и старательно составил такую фразу:

– Мы с Гекко испили из одной чаши. Мы друзья.

Марсианин, кажется, остался доволен. Он прошел в одну из арок, в боковую комнату, и осторожно положил Фрэнка на пол. За ними бесшумно задвинулась дверь. Для марсиан комнатка была совсем маленькая, и в ней было несколько рамок для сидения. К'бумч пристроил свою нескладную фигуру в одну из них.

Джим вдруг почувствовал, что тяжелеет, и неожиданно для себя уселся на пол. Чувство тяжести сопровождалось легкой сонливостью, и Джим остался сидеть.

– Как ты, Фрэнк? – спросил он.

Фрэнк что-то пробормотал. Дышал он тяжело и хрипло. Джим снял с него маску и потрогал лицо: оно было горячим. Больше пока он ничего не мог сделать для Фрэнка. Чувство тяжести не оставляло его. Марсианин, похоже, был не расположен к разговору, да Джима и не тянуло разговаривать на его языке. Виллис стал гладким. Джим лег рядом с Фрэнком, закрыл глаза и попытался ни о чем не думать.

Потом он ощутил на миг, что стал легким, почти до головокружения, снова отяжелел и не мог понять, что это с ним творится. Он полежал еще несколько минут, потом К'бумч наклонился над ним и что-то сказал. Джим сел, и оказалось, что с ним снова все в порядке, К'бумч поднял Фрэнка, и они вышли.

В большом зале с куполом ничего не изменилось, только теперь там собралось много марсиан, больше тридцати. Когда К'бумч с ношей на руках, а за ним и Джим вышли из дверей, один из марсиан отделился от остальных и подошел к ним. Для марсианина он был невелик ростом.

– Джиммарло, – сказал он, употребив звательный символ.

– Гекко! – завопили в два голоса Джим и Виллис.

Гекко склонился над ним.

– Друг мой, – мягко прогудел он. – Мой маленький, изувеченный друг.

Он взял Джима на руки и понес куда-то, а другие марсиане уступали ему дорогу.

Гекко быстро шел по каким-то туннелям. Оглянувшись, Джим увидел, что К'бумч и вся прочая компания следует за ними по пятам, и покорился обстоятельствам.

Гекко вошел в комнату средних размеров и опустил Джима на пол, а рядом с ним положили Фрэнка. Фрэнк заморгал и спросил: – Где это мы?

Джим посмотрел по сторонам. В комнате было несколько рамок для сидения, составленных в круг. На куполе изображено было небо.

По одной стене протекал канал, прямо как настоящий. На стенах повторялся барельеф марсианского города, перья его башен парили в воздухе. Джим узнал эти башни, узнал город; он узнал эту комнату. Это была та самая комната, в которой он “произрастал” с Гекко и его друзьями.

– Провалиться мне на месте, Фрэнк, мы опять в Кинии.

– Как? – Фрэнк сел, обвел глазами комнату, снова лег и крепко зажмурил глаза.

Джим не знал, смеяться ему или плакать. Столько усилий!

Побег, стремление добраться до дома, благородный отказ Фрэнка сдаться преследователям, несмотря на болезнь и усталость, ночь в капусте – и вот вам, пожалуйста: они снова в трех милях от станции Киния.

Джим налаживал хозяйство – и уход за больным – в самой маленькой комнате, которую смог подобрать ему Гекко. Сразу после прибытия состоялось “произрастание”, после которого Джим, как и в прошлый раз, обнаружил, что его марсианский язык обогатился. Он дал Гекко понять, что Фрэнк болен и нуждается в уходе Гекко предложил взять заботу о Фрэнке на себя, но Джим отказался.

Марсианская терапия то ли излечит Фрэнка, то ли убьет. Зато Джим попросил побольше питьевой воды – это было его правом, ведь он был “водный друг”, почти что названый брат, а еще попросил цветной марсианский шелк, который предлагали им раньше вместо рамок. Из этого шелка Джим сделал мягкую постель для Фрэнка, а рядом гнездышко для себя и Виллиса. Он уложил Фрэнка, приподнял его, чтобы напоить как следует, и стал ждать, когда другу полегчает.

В комнате было как раз в меру тепло. Джим снял скафандр, потянулся и почесался. Потом стянул скафандр с Фрэнка и прикрыл его огненно-красным шелком. Порылся у Фрэнка в сумке и посмотрел, что там есть из еды. До сих пор он был занят и слишком устал, чтобы думать о желудке, теперь от одного вида этикеток у него потекли слюнки. Он выбрал банку с синтетическим витаминизированным апельсиновым соком и искусственное куриное филе. Последнее происходило из дрожжевого резервуара в Северной колонии, но Джим привык к дрожжевым протеинам, и филе было для него не менее соблазнительно, чем настоящее белое мясо. Насвистывая, он вынул свой нож и приступил к делу.

Виллис куда-то смылся, но Джим по нему не скучал, он почемуто не беспокоился о Виллисе, пока они были в марсианском городе: здешняя атмосфера дышала миром и безопасностью. Даже о больном Джим почти позабыл, пока не закончил есть и не вытер рот.

Фрэнк все еще спал, но дышал хрипло, и его лицо пылало. Хотя в комнате было тепло и давление почти равнялось нормальному, воздух был по-марсиански сухой. Джим достал из своей сумки носовой платок, намочил его и прикрыл Фрэнку лицо. Время от времени он смачивал платок снова. Потом достал еще платок, тоже намочил и обвязал себе вокруг носа.

Пришел Гекко в сопровождении Виллиса.

– Джиммарло, – сказал он и сел.

– Гекко, – ответил Джим, смачивая платок Фрэнку.

Марсианин так долго молчал, что Джим подумал, не ушел ли он в свой “иной мир”, но оказалось, что Гекко наблюдает за ним с живейшим интересом.

Некоторое время спустя Гекко спросил, что это Джим делает и зачем.

Джим попытался объяснить, что его племя, кроме воздуха, должно дышать еще и водой, но его марсианский словарь, несмотря на “произрастание”, был недостаточно богат. Он сдался, и снова наступило молчание.

Потом Гекко ушел, а за ним и Виллис.

Вскоре Джим заметил, что его повязка и платок Фрэнка сохнут не так быстро, как раньше, потом они вообще перестали просыхать.

Он снял повязку – в ней было неудобно – и решил, что Фрэнк тоже вполне может обойтись без мокрого платка.

Вернулся Гекко. После десятиминутной паузы он заговорил, проявив почти безумную для марсианина спешку. Он хотел узнать, достаточно ли теперь воды в воздухе? Джим заверил его, что достаточно, и поблагодарил. Помолчав еще минут двадцать, марсианин ушел.

Джим решил лечь спать. День был длинный и тяжкий, а прошлая ночь не очень-то способствовала отдыху. Джим поискал взглядом выключатель, но так и не нашел. Он махнул рукой, натянул разноцветное покрывало до подбородка и уснул.

– Эй, Джим, проснись.

Джим приоткрыл глаза и снова закрыл.

– Уйди.

– Да очнись ты. Я уже два часа не сплю, а ты все храпишь. Мне надо узнать у тебя кое-что.

– Что ты хочешь узнать? Да, как ты себя чувствуешь?

– Я? Прекрасно. Почему ты спрашиваешь? Мы где?

Джим посмотрел на Фрэнка. Лихорадочный румянец пропал, и голос нормальный, без хрипоты.

– Ты вчера был здорово болен, – пояснил Джим, – и, по-моему, не в себе.

Фрэнк наморщил лоб.

– Может быть. Паршивые сны мне снились, это точно. Один был ненормальный – про пустынную капусту.

– Это был не сон.

– Что?

– Я говорю, что пустынная капуста это не сон и все остальное тоже. Ты знаешь, где мы?

– Нет, потому и спрашиваю.

– Мы в Кинии, вот мы где.