Убей его! Убей его! Убей его!

47

Джек

Он поднимает глаза, видит меня, и его голова дергается назад. В его взгляде мелькает — Какого хрена? Что за мать вашу? О, бл*дь!

Наши взгляды на мгновение замирают друг на друге, слышится только сердцебиение. Говорят, что во время повышенной опасности, люди могут многое прочесть друг о друге по глазам.

В эту секунду я вижу его во всей гнилой его славе — самовлюбленность, высокомерие, садистскую жестокость, грязную душенку, врожденную трусость и демона, сидящего на его плече, шепчущего пагубные слова.

А он?

Он видит человека с адским огнем, пылающим в его глазах, которому терять нечего.

Он переводит взгляд к бутылке шампанского у меня в руке. Надсмехается, словно надевает маску.

— Как мило. Ты принес шампанское, — замечает он, голос низкий, заискивающий, отталкивающий.

— Мне показалось непорядочно, не захватить ее с собой.

— Интересный ты, Джек. Ты не похож на дурака, чтобы пойти на такое безнадежное дело.

Я разжимаю кулак.

— Я пришел за тем, что принадлежит мне.

Он прищуривается.

— Она — моя сука, но за нужную сумму я могу… одолжить ее тебе.

— Она не твоя. Ты продал ее.

Он пренебрежительно машет рукой.

— Это был момент слабости. Ошибка, которую я исправил сегодня. Теперь она снова моя.

— Ты не можешь вот так просто забрать ее. — Говорю я низким голосом, совершенно спокойно.

Его глаза хитро поблескивают.

— Я владею ее задницей. Она будет есть мое дерьмо, если я ей скажу.

У меня внутри все замораживается, даже не могу произнести слово.

Он думает, что нашел мою ахиллесову пяту и начинает дожимать.

— Зачем такому прекрасному, настойчивому мужчине, как ты, нужна такая никчемная, такая грязная сука, как она? Она имела больше членов внутри себя, чем у тебя было потрясающих ужинов.

Он пытается залезть мне под кожу, пробить меня. Заботливая улыбка, обращение ко мне по имени своим насмешливым, превосходным тоном, фальшивая забота о моем благополучии. Пассивно-агрессивная тактика в чистом виде. Я не настолько глуп, чтобы купиться на это дерьмо, поэтому медленно улыбаюсь. Он предполагает, что я не умею играть в эту же игру, как и он.

— Мне плевать, сколько членов было у нее. Отныне в ей будет только мой большой член.

Он улыбается беззаботной, убийственной улыбкой.

— Я знаю. Давай попросим ее выбрать. Мой большой член или… твой.

Я отрицательно качаю головой.

— Выбора не будет.

Его губы скручиваются с сарказмом.

— Мне кажется, ты не понимаешь, с кем имеешь дело. Может быть, ты… — он пожимает плечами, — уложил пару моих людей внизу, но их гораздо больше. С каждой секундой, пока ты здесь стоишь, ты все ближе и ближе приближаешься к своей смерти.

Я пожимаю плечами.

— Пусть приходят твои люди. Я не уйду без Софии.

— Тогда ты очутишься в черном мешке.

Я приподнимаю одно плечо.

— Пусть так и будет.

Он начинает правой рукой почесывать грудь. Какой дурак, словно я могу купиться на этот старый как мир трюк. Его рука моментально скользит в пиджак, но прежде чем он успевает прицелиться, я вытаскиваю свой нож из-за спины на поясе, готовый бросить в него. Он паникует, разворачивается и пытается рвануть в комнату, из которой вышел.

Рука тут же выпускает нож. Бросок. С безупречной точностью он входит в мертвый центр в левое бедро, именно туда, куда я и хотел его отправить. Он падает и визжит, как резаная свинья.

Я подхожу к нему, хватаю за жирные от геля волос и приподнимаю голову.

— Пошел ты, — выплевывает он. — Ты думаешь, тебе это сойдет с рук? Я тебя выслежу.

В этом и состоит проблема настоящих психопатов. Они не могут остановиться, отступить, переосмыслить ситуацию, возможно, извиниться, сказать, что были неправы. Высказать уважение кому-то другому. Я потрясенно качаю головой. Он, мать твою, всех имеет и не знает этого. Неужели он на самом деле предполагает, что я заберу Софию и оставлю его живым, чтобы он мог мне мстить?

— Ты всю жизнь будешь от меня убегать, — с яростью угрожает он. Даже, лежа на полу, неужели ему не приходит в голову, что он меня недооценивает, что я могу стать таким же убийцей, как и он.

— Думаю тебе это не поможет, — говорю я, — но если ты знаешь какую-нибудь молитву, то сейчас самое время ее прочитать. — Голос ледяной, смертельный.

И вдруг до него доходит. Наконец-то, бл*дь, до него дошло! Все его бахвальство испаряется. Глаза чуть ли не вылезают из орбит, он вдруг понимает, что я не какой-то трусливый, мягкотелый пластический хирург, которому можно «одолжить» свою шлюху. Да я, врач, спасающий жизни, но я также могу хладнокровно убить. И я пришел увидеть его смерть.

На его лице застывает полнейший ужас, словно маска. Он пытается дотянуться, оттолкнуть меня, сшибить с ног. Он ползет вперед, пытаясь меня укусить. У него всего лишь доля секунды, я заношу руку с бутылкой в сторону его черепа. Удар. Его голова с такой силой дергается, что такое чувство, будто она свалиться с его шеи.

Наверное, яркие звезды взрываются у него в его мозгу в данную минуту. И следует моментальная простреливающая боль. Он смотрит на меня с недоверием, не веря, что все кончено. Не веря — Не может быть. Я не могу умереть на грязном полу своего борделя. Я еще молод. Это не может быть концом. Он быстро моргает несколько раз, но все его старания тщетны, все плывет перед глазами. Он тщетно пытается бороться с надвигающейся темнотой.

Он вздыхает.

А потом все размывается, исчезает, попадаю в темноту.

Он с отчаянием тянет меня к себе, своего убийцу, уже ничего не видя перед собой. Мир для него стал черным. Великого Валдислава больше нет. Он отправился навстречу с Создателем или теми демонами, которые окружали его и нашептывали садистские извращения.

Я переступаю через его безжизненное тело и вхожу в комнату. Я тут же чувствую, какой здесь холод. Окна широко открыты, и холодный воздух дует, развивая занавески. Мой взгляд останавливается на металлической кровати королевского размера. Я так уверен, что увижу ее на ней, что испытываю настоящий шок — там пусто. Сердце начинает быстрее биться от страха, я даже ощущаю головокружение. Я моментально обшариваю глазами комнату. Лучше бы она была здесь. Я убил единственного человека, который мог мне сказать, где он ее прячет.

Потом я вижу ее… и воздух покидает мои легкие. Сердце, словно разорвалось на две половинки. Мать твою. Я трясу головой, не веря своим глазам. Мне хочется зарыдать. У меня все размывается перед глазами, когда я направляюсь вперед, вытянув руку, воя внутри, как раненое животное.

48

Джек

Этот таракан раздел ее и голой засунул в металлическую клетку, которая предназначена для собаки среднего размера. Ее кожа посинела от холода, руки, как мертвые плети. Я окликаю ее, она не отвечает.

В мгновение ока я подхожу к клетке.

Через решетку я дотрагиваюсь до ее запястья, нащупывая пульс, сильные и очень частые удары. На клетке висит замок. Я стараюсь согнуть металлические прутья, но металл крепкий, не поддается. Ослепший от слез ярости, я почти ползти к телу этого ублюдка.

Я начинаю обшаривать его карманы, от нетерпения срываю дорогую одежду. В кармане брюк я нахожу ключ. Сжимая его в дрожащей руке, я поднимаюсь на ноги. Мне казалось, что я достаточно повидал разных ублюдков, но я никогда не встречал такого существа с таким черным, гноящимся, заплесневелым, размером с грецкий орех, сердцем.

Не в состоянии себя остановить, я с ожесточением пинаю его труп ногой, потом бросаюсь обратно к клетке и открываю дверь. Она выпадает оттуда, и тут же я замечаю след от иглы у нее н предплечье. Я пробегаюсь руками по всему ее телу. Кажется, ничего не сломано и не повреждено.

Подойдя к кровати, заворачиваю ее в простынь. Я начинаю растирать ее тело и целую в холодную щеку. Я снимаю куртку и укутываю ее безвольное тело.