Будучи честным от природы. Жиль собрался было возразить Ноайлю, поскольку, в сущности, во всей этой истории роль, сыгранная Лафайетом, не была самой главной, но сдержался. К тому же его поразило, что виконт называет героя по имени.

– Вы называете его просто Жильбер? – с уважением сказал Жиль, поскольку для него имя Ноайля ничего не означало. – Вы его так близко знаете?

Виконт рассмеялся.

– Сразу видно, что вы только что из провинции! Дорогой мой, он – мой свояк, мы женаты на сестрах, на дочерях моего дяди д'Эйена! Но я с горечью замечаю, – добавил он с комичной гримасой, – что мои скромные заслуги не так известны среди молодых людей Бретани, как его подвиги! Вы грезите о его славе, но вам ведь совершенно неизвестно то обстоятельство, что пока он обхаживал инсургентов, я уже дрался в Гренаде под началом д'Эстена! О, слава – весьма капризная любовница! Правда, я был там не один…

Жиль был потрясен: его спаситель был вдобавок еще и герой!

– Вы там были? О, господин виконт, я больше не расстанусь с вами! Я буду следовать за вами по пятам, пока вы мне не расскажете обо всем, что там пережили. Сейчас я…

– Сейчас вы отправитесь прямо туда, куда послал вас ваш начальник! – отрезал Ноайль и похлопал юного энтузиаста по плечу. – Наш генерал – человек очень пунктуальный, он одинаково не любит как чересчур пылкое воображение, так и опоздания. Что же до моих приключений, то впереди длинные дни плавания, так что для рассказов у нас еще будет время! Теперь идите… Пока мы не выйдем в море, у вас будет не очень-то много времени для досуга. Генерал хочет отплыть через два дня, но хорошо если мы сможем поднять якоря хотя бы через двенадцать.

Очень скоро Жиль обнаружил, что Ноайль ничего не преувеличил и что его ожидал тяжкий труд, а не просто ведение переписки главнокомандующего. Он вставал с восходом солнца и должен был делить свое время между Рошамбо, сновавшим, подобно челноку, от кораблей до слишком тесных казарм, где уже едва помещались все прибывающие войска, и интендантом армии г-ном де Тарле, которому приходилось быть одновременно повсюду, поскольку он занимался в Ваннском порту приготовлением всего необходимого для ведения боевых действий. Принимая во внимание важность этой задачи, генерал частенько «одалживал» ему своего расторопного и весьма смышленого секретаря.

В своем наивном простодушии Жиль воображал, что отплытие армии на войну должно представлять собою зрелище исключительной красоты: люди в новехоньких мундирах, с блистающим оружием, садятся на корабли, прекрасные, как сказочные замки, корабли поднимают паруса и отплывают навстречу славе в сиянии солнца и сопровождаемые звоном колоколов… Однако он скоро обнаружил, что, для того чтобы наступила эта чудесная минута, нужно безо всякого геройства заниматься долгим и тяжким трудом, не приносящим совершенно никакой славы, среди мешков с мукой и мучной пыли, в спертом воздухе складов, где надо было защищать от крыс штуки сукна и бочонки с соленой свининой. Он обнаружил, что эскадра была чем-то вроде многоглавого дракона, брюхо которого без конца поглощало провиант и снаряжение, не говоря уж о самых разнообразных вещах, начиная с вина для мессы и кончая коровами и клетками для перевозки птицы. Жиль не превратился в разодетого пажа какого-нибудь надменного рыцаря, полностью незнакомого с низменными потребностями земной жизни, нет, он стал чем-то вроде поваренка на кухне Гаргантюа.

Итак, с каким-нибудь реестром или со связкой бумаг под мышкой Жиль птицей летал между канцеляриями Интендантства и пакгаузами, где были сложены тысячи одеял, рубах, башмаков, инструментов разного рода, наборов кухонной утвари, а также мука, свиное сало, рис, масло, вино, солонина, капуста, сушеный горох, репа и всякая всячина, и по набережным Панфельда, где в лихорадочной спешке готовили корабли, которые увезут все это, но которых еще даже не было в достаточном количестве.

Напряженная работа шла в Арсенале, на канатной фабрике, в блокарне, где точились блоки и шкивы, в кузницах, по ночам освещенных ярким пламенем горнов, в парусных мастерских и везде, где были заняты снаряжением кораблей, часть из которых еще была в сухих доках. Артели рабочих и команды каторжников удвоенного состава работали день и ночь, в дневное время под непрестанным дождем, а ночью при свете факелов (если они не гасли). И Жилю, утомленному и немного разочарованному, казалось все же, что он присутствует при начале каких-то невероятных событий: в Бресте рождался флот, а с рождением флота начнутся и долгожданные приключения.

Время от времени, когда он усаживался за маленький стол в кормовой кают-компании «Герцога Бургундского» и под диктовку генерала писал одно из тех многочисленных писем, которыми генерал осыпал принца де Монбарре, военного министра, он видел блестящую группу из шести адъютантов , а среди них Ферсена и Ноайля. Однако если Ноайль всегда находил для него любезное слово, слово ободрения, то красавец швед, казалось, едва узнавал его и не выказывал при встрече ни малейшего удовольствия. Наверное, он все еще сердился на Жиля за украденную лошадь…

В ответ на поклон Жиля Ферсен равнодушно кивал головой, не обращая больше на юношу внимания. Впрочем, швед имел репутацию человека холодного, держащегося от всех на некотором расстоянии, часто углубленного в свои мысли, будто он целиком был поглощен какой-то мечтой. Он почти не принимал участия в болтовне своих товарищей, которые в отсутствие начальников вволю предавались этому занятию, и тогда кают-компания наполнялась фривольным ароматом версальских сплетен.

Герцог де Лозен, командир кавалерийского полка, набранного из иноземных волонтеров, и граф де Сегюр, полковник Суассонского полка, к которому принадлежал и Ноайль, также иногда задерживались подле веселой компании. Жиль тогда слушал во все уши, и ему казалось, что он каким-то чудом перенесся в королевскую приемную. Естественно, много говорили о женщинах, до которых Лозен был большой любитель.

Однако, за исключением совещаний в Главном штабе, адъютанты редко собирались вместе: работы было предостаточно, и Рошамбо всегда имел наготове какое-нибудь поручение для них. По крайней мере, днем, так как вечерами старались не скучать… Благодаря им Брест был весь пронизан звуками бальных скрипок, застольными песнями и звоном бокалов, перемешивающимся с непрерывным грохотом мастерских Арсенала. Таким образом, Брест превратился в самый шумный город королевства, по крайней мере, на несколько дней, и вскоре шевалье де Терней и граф де Рошамбо навели в городе порядок, приказав грузить корабли, как только они будут подготовлены.

Отплытие и так уже значительно задерживалось, что и было замечено Жилем с самого первого дня вступления в должность.

Действительно, план подготовки к отплытию, разработанный для войск, начал осуществляться накануне его прибытия в Брест. Надеявшийся поднять паруса 8 треля, шевалье де Терней вначале назначил на 4 апреля отплытие Королевского Цвайбрюккенского полка, на 5 апреля – отплытие полка Лозена, на 6 апреля – Суассонского полка, на 7 апреля – Бурбоннейского полка, а на 8 апреля – отплытие трех рот Оксоннской артиллерии, принадлежащих к Тулуаскому полку, а также Сентонжского полка, прибывающего из Крозона и Камаре. Они должны были уже быть собраны в Росканвеле, откуда их отправят на борт корабля «Пылкий» и на транспортные суда. Однако, поскольку к этому времени ничего еще не было готово, посадка на корабли не состоялась, да и погода к тому же стояла премерзкая.

Встречные ветры были такими сильными, что 10 апреля один из кораблей, «Св.Иосиф», и испанский брандер «Санта-Роза», попытавшиеся покинуть рейд, были выброшены на берег. Порывы ветра беспрестанно выплевывали в лица обоим военачальникам яростные потоки дождя, и тревога их все возрастала.

Однако Жиль вскоре понял, что невозможность тронуться в путь дала ему время многому научиться. В то время как в мастерских Арсенала и в порту на его глазах формировалась эскадра и грузились транспортные суда, которые эскадра должна была сопровождать, он учился узнавать семь линейных кораблей двух первых дивизионов, флейты третьего дивизиона, фрегаты и двадцать восемь транспортных судов, вымпелы их капитанов и распределение войск в этом плавучем городе. Безмолвный, как бревно, и почти такой же неподвижный. Жиль, сидя в кормовой кают-компании «Герцога Бургундского», переживал вместе со своими начальниками их надежды и огорчения от часто абсурдных приказов министров и от отсутствия сведений из мятежной страны, куда они собирались отправить такое количество народу. Последние новости из Америки были получены полгода назад: стало известно, что положение генерала Вашингтона было не из лучших и что английские войска под командованием генерала Клинтона все еще удерживали Нью-Йорк.