Жиль говорил долго. Он рассказал о матери, о своем детстве, обо всех, кого знал, о Бретани, об Америке тоже. Его тихий голос наполнял палатку, на стены которой свет свечей отбрасывал пляшущие тени. Он хотел бы, в свою очередь, расспросить отца, узнать от него о его жизни до этой минуты, о трагедии его отъезда из Франции, о любви, возникшей слишком поздно в его переполненной наслаждениями жизни, любви, которую Мари-Жанна с отвращением отвергла… но Пьер де Турнемин почти не шевелился. Он больше не открывал глаз, дыхание его прерывалось.

И тогда Жиль умолкал, пока вновь не ощущал слабого пожатия руки, которую он все еще держал.

– Продолжай… – шептал умирающий.

И Жиль продолжал, еще и еще тише, пока наконец ледяные пальцы не отпустили его. Последний вздох… и Пьера де Турнемина не стало.

Где-то пропел петух. Наступал рассвет… На востоке небо уже бледнело.

– Скоро, – хрипло сказал Ферсен, не спавший всю ночь, – английские войска выйдут из Йорктауна и сдадутся генералу Вашингтону и генералу де Рошамбо, но сегодня вечером мы воздадим почести вашему отцу, как солдату, павшему от руки врага. Идите отдохните… господин де Турнемин.

Усталые глаза Жиля пристально взглянули на шведа. Он открыл было рот, чтобы что-то сказать, но волнение сдавило ему горло. Тогда он посмотрел на навеки недвижное тело на запятнанных кровью простынях. Внезапная боль пронзила его сердце и с хриплым стоном, содрогаясь от рыданий, он упал на тело человека, которого ему не дали любить.

Последние отблески дождливого февральского дня освещали широкое безлюдное пространство, которое раньше было броселиандским лесом.

Всадник на сильном гнедом коне появился из-за холма, пронесся по поляне, легко перескакивая через пожелтевшие папоротники, серые утесники и лиловые камни, пересек ручей, подняв тучу брызг, и остановился, чтобы осмотреть окрестности. Широкий синий плащ военного покроя ниспадал тяжелыми складками на круп лошади. Из-под него высовывались рукояти седельных длинноствольных пистолетов и медный кончик ножен шпаги.

– Что будем делать, сынок? – улыбнулся мужчина, похлопывая коня по шее. – Может быть, ты хочешь остаться здесь? Но имей в виду, что Вивианы здесь давно нет.

Над деревьями высились голубые конические башни древнего замка; над ними вились прозрачные завитки дыма, обещая тепло и приют. Жиль на минуту заколебался. Мерлин долго скакал, и, несомненно, ни один владелец замка не откажет в гостеприимстве шевалье де Турнемину, офицеру драгун королевы. Но сегодня ему не хотелось завязывать новые знакомства. Хотя до Плоэрмеля оставалось еще не меньше двух лье, лучше было ехать туда, так как всадник и лошадь могли найти там хорошую гостиницу, где их примут без всяких расспросов…

– Потерпи! – сказал он наконец. – Мы продолжаем путь! Я обещаю тебе хорошую порцию овса…

Не дожидаясь, пока хозяин ударит его шпорами, Мерлин стрелой помчался через лес и песчаные равнины и вскоре остановился у ворот маленького городка, окутанного пеленой моросящего дождя. Мерлину явно не терпелось получить обещанную порцию овса, и при въезде в город, на перекрестке, хозяину пришлось сдерживать его.

На улице никого не было. Лишь несколько дрожащих огоньков да стук сабо старой женщины, пришедшей к колодцу за водой, немного оживляли ее. Жиль спросил:

– Не могли бы вы мне сказать, добрая женщина, где тут гостиница?

– Вниз по улице, сударь. Около церкви. Вы без труда ее найдете, это почтовая станция…

И действительно, массивная тень квадратной башни с островерхой крышей вырисовывалась на темном небе. Рядом, под аркой, горел слабый огонек, неясно освещая вывеску, гласившую, что в гостинице «Герцогиня Анна» находится почтовая станция.

Жиль направил Мерлина под арку. Стук копыт и радостное ржание привлекли внимание мальчишки-конюха, взглядом знатока оценившего седока и коня.

– Найду ли я здесь хорошую комнату? – спросил его Жиль.

– Конечно, господин офицер! И хороший стол тоже. Вот, кстати, и хозяин!..

Прибежал маленький человечек в сапогах и форейторской куртке под широким белым фартуком, торопясь обслужить клиента, который наконец спешился.

– Ты занесешь мне мое седло и сумки! – сказал Жиль конюху. – И проследи за моей лошадью. Чтобы овес не был мокрым! И не забудь ее хорошенько обтереть… И постели ей толстую подстилку, понятно?

Жиль бросил мальчишке монетку, которую тот ловко поймал.

– Будьте покойны, сударь, – сказал хозяин. – Мы здесь умеем обращаться с лошадьми.

Следуйте за мной, пожалуйста.

Через некоторое время всадник очутился в большой комнате, побеленной известью, которую украшали лишь распятие из черного дерева, лишенный привлекательности портрет Людовика XVI, и огромная, красная, как клубника, пухлая перина, лежавшая на белоснежной постели. В комнате было холодно и довольно сыро, но хозяин поспешил развести огонь в камине, и она вмиг преобразилась.

– Господин будет ужинать внизу или он предпочитает, чтобы ему подали сюда?

– Нет, я спущусь. Скажите мне, друг мой, не знаете ли вы в окрестностях поместья, которое называется Френ?

Приветливое лицо трактирщика изменилось.

Он долго не решался ответить и сделал это явно неохотно.

– Это в пяти или шести лье отсюда, по дороге на Динан, на опушке леса.

– Кажется, вам не нравится это место, – небрежно заметил Жиль.

– Оно не может мне нравиться или не нравиться, сударь. Это господский дом, а я всего лишь трактирщик и станционный смотритель. Но ни за что на свете меня не заставят пойти туда ночью… и даже днем! Это плохое место…

– Почему?

Но трактирщик уже отвесил глубокий поклон, повернулся и быстро направился к двери.

– Простите меня, сударь, меня ждут на кухне. Если ужин будет плохим, вы будете недовольны, а я тем более!

Он исчез, оставив Жиля наедине с его догадками, в них не было ничего приятного.

Решительно, репутация жилища Сен-Мелэнов была все такой же отвратительной, и время ничего не изменило. Придвинув стул к камину, в котором горели утесники и сухой папоротник, наполняя комнату запахом свежести, он устроился на нем, вытянул свои длинные, обутые в сапоги ноги до подставки для дров, еще раз достал письмо Жюдит и вгляделся в строчки, написанные неровным почерком. Он не читал. Он получил его неделю назад и знал наизусть.

«Почему вы уехали так далеко?.. Мне кажется, что я бросаю это письмо в море, что оно будет вечно блуждать по волнам и никогда не попадет к вам. Как бы, то ни было, оно придет слишком поздно, меня уже не спасти. Я обещала ждать вас три года и сама себе поклялась в этом… Увы! Я должна буду нарушить свое обещание. Как только мой отец мог вообразить, что стены монастыря и последняя воля умирающего остановят моих братьев, когда речь

идет об их интересах? Они решили забрать меня и сообщили госпоже де ла Бурдоннэ, нашей настоятельнице, что приедут за мной завтра. Завтра!.. Еще несколько часов, и я уеду в это поместье Френ, которого я так боюсь. Я никак не могу отказаться: закон на их стороне. К тому же они грозятся, что попросят помощи в сенешалъстве. Я думаю, что они способны проникнуть и в часовню, укройся я там. Но я не сделаю этого, потому что не хочу быть причиной скандала и несчастья…

Итак, завтра я поеду с ними! Я знаю, что они решили выдать меня замуж за некоего господина де Воферье. Он стар, как и они, развратен, но богат и владеет судами… Морван, который, кажется, ездил в Америку, познакомился с ним на Островах и вернулся на одном из его кораблей.

Да, я поеду с ними, но я не позволю отдать себя этому человеку, которого мне описала одна из моих подруг, его родственница. Это было ужасное описание. Я не рабыня, которую покупают за золото. И я так давно мечтаю стать вашей. Кажется, с того самого дня, когда вы вытащили меня из реки. Теперь, когда мы, расстались без надежды, встретиться вновь, я могу признаться, что полюбила вас с первого взгляда, и если позднее я была невыносимой и мерзкой, то только потому, что моя гордость отказывалась подчиниться этой любви…