— Но я видел израненное лицо Жюдит, я видел, как с ней обращались солдаты, я видел ее отрешенный, неподвижный взгляд… Она шла, как сомнамбула…
— А что другого ты ждал для убийцы? Улыбки, цветы, нежности?
— Не смей называть ее убийцей, ведь это я, ее муж, спас королеву Франции. Без меня сейчас у Людовика Шестнадцатого не было бы ни жены, ни детей и много других семей оплакивали бы вместе с ним своих погибших родных. Я думаю, что это дает мне право требовать…
— Требовать? Какое слово!
— Я повторяю: требовать не убивать мою жену, которую я люблю, которая любит и оплакивает меня, считает себя вдовой и носит мое имя.
Ее бесчестие станет моим позором. Завтра ты поедешь в Фонтенбло, увидишь королеву…
Ферсен упал в кресло и вытер дрожащей рукой пот с помрачневшего лица.
— К сожалению, это тоже невозможно. Я не могу поехать в Фонтенбло. Мне запретили там появляться. Постарайся понять! Я даже близко не могу подойти к тому месту, где она находится.
— Так ли? Но ведь на борт проклятого корабля ты поднимался? А это достаточно близко к королеве.
— Я видел только госпожу де Кампан, она умеет держать язык за зубами.
— Хорошо, повидай госпожу де Кампан. Или ты хочешь, чтобы я сам пошел прямо к той немецкой даме, которую ты сопровождал нынче ночью?
Ферсен пожал плечами, но побледнел.
— Ты ее не знаешь!
— Ой ли? Не та ли это дама, чье письмо так некстати попало в руки мосье, и которое я отнял у него, за что он мне до сих пор глубоко благодарен, а ты, тоже из благодарности, затеял из-за него со мной ссору?
Гневом зажглись серые глаза шведа.
— Никогда бы не поверил, что ты можешь прибегнуть к таким средствам. Ведь это называется…
— Шантаж? Ну и пусть! Слушай меня, Аксель, пока речь шла только обо мне, о моей жизни, моей безопасности, я ничего не просил. Но для Жюдит? Ты не представляешь, на что я способен ради нее. Клянусь своей честью и честью предков, я не отдам ее на растерзание и, чтобы спасти, готов вызвать скандал, который будет чудовищней пресловутого дела о колье…
— Остановись! — закричал Ферсен.
Мгновение друзья сверлили друг друга гневными взглядами. Глаза Жиля горели, как факелы. Наконец граф покачал головой, подошел к Жилю и положил ему руку на плечо.
— Успокойся! Я не могу смотреть, как ты страдаешь. Я готов просить у тебя прощения, я знаю: после того, что ты сделал, ты имеешь полное право требовать, но я так же знаю, что ты не злоупотребишь своим правом.
— Не будь так в этом уверен!
— Нет, я уверен! Завтра вечером я постараюсь увидеть королеву.
— Спасибо, — прошептал Жиль. — Я большего не прошу…
Но Ферсен, следуя велению своего сердца, слишком поторопился, пообещав завтра же увидеть королеву. Он совершенно не представлял, какую жизнь ведут король, королева и двор в маленьком городке Фонтенбло, куда Людовик XVI так любил приезжать на осеннюю охоту.
Песчаная равнина, на которой стоял Фонтенбло, насчитывавший всего несколько сотен жителей, у замка, бывшего раза в три больше самого городка, становилась каменистой и обрывистой.
Охотников привлекал огромный лес, полный всевозможной дичи. Почти все принцы и вельможи имели в Фонтенбло дома и особняки.
Все это было построено после большого пожара, в начале века уничтожившего большую часть жилых зданий ничем в то время еще не примечательного городка. Но за год Людовик XVI отстроил его и предоставил ему муниципальное управление.
Признательные жители Фонтенбло взяли на себя труд размещать королевскую свиту, и не было дома, который не принял бы одного или нескольких придворных, имена которых писались мелом на дверях. Апартаменты замка, построенные Людовиком XVI вдоль галереи Франциска I, не могли вместить всех желающих, кроме того, они не были меблированы, и каждый приглашенный жить в замке должен был сам обеспечивать себя мебелью. Парижские мебельщики процветали и открывали свои филиалы в Фонтенбло.
В городе жизнь била ключом, никто не обратил внимания на трех всадников: Жиля, Тима и Ферсена, которые въехали в Фонтенбло в середине следующего дня, примерно через час после прибытия в него королевы. По улицам сновали люди: конные, пешие, вельможи, крестьяне, солдаты, местные жители, просто любопытные, съехавшиеся со всего королевства посмотреть на королевскую охоту. Гостиницы и постоялые дворы были переполнены — ни одной свободной комнатушки во всем городе.
— Только ослиное упрямство могло заставить вас сопровождать меня, — ворчал швед, свирепо глядя на своих спутников. — У меня здесь не меньше сотни знакомых, я могу у них остановиться, а вы?
— Ни Тим, ни я, мы не боимся провести ночь под открытым небом, — ответил Турнемин спокойно. — Скажи нам только, где тебя ждать и как встретиться с тобой после свидания с…
— Но постарайся понять, что, пообещав тебе сегодня же увидеть того, кого ты знаешь, я боюсь теперь не сдержать слово. Кто же знал, что поездка в «деревню» может вылиться в такую неописуемую ярмарку. Почему бы вам не вернуться в Мелен и не подождать меня там?
— Вернемся, но потом. Я хочу как можно меньше ждать и как можно быстрее все узнать. К тому же ведь ты нам сказал, что я теперь неузнаваем…
Швед бросил на своего друга взгляд одновременно и беспокойный и хитрый. Покидая постоялый двор в Сен-Жермене, Жиль снова превратился в капитана Джона Вогана, его лицо и походка настолько изменились, что смутился даже Тим.
Несколько точных жестов — и Жиль исчез под маской, выбранной для него великим Превием. Только Ферсен никак не мог привыкнуть к новому лицу Турнемина, он постоянно оглядывался и всматривался в этого незнакомого ему американца.
— Скажи лучше, что ты мне не веришь, — проворчал он. — Ты думаешь, я пообещал помочь, только чтобы отделаться от тебя?
Шевалье пожал плечами.
— У тебя не должно быть таких мыслей, Аксель. Клянусь честью, я так не думаю, я верю тебе. Просто я больше не живу… и Мелен мне кажется концом света…
— А вот какая-то деревня Томри, — вдруг вставил Тим. — Это далеко отсюда?
— Не больше трех четвертей лье, если считать от дворцовой ограды, — объяснил Аксель. — Это деревня виноделов на берегу Сены. Зачем она тебе?
— Вчера в харчевне вино было уж очень хорошим, а хозяин сказал, что оно из той деревни.
Его привез кузен харчевника, он держит в Томри небольшой постоялый двор и у него есть свой виноградник. Можно туда поехать…
— Как называется его постоялый двор?
— Гран-Прессор, кажется.
— Чудесно, останавливайтесь в Томри, хозяин, может, найдет для вас хотя бы связку соломы.
Но, во имя неба, Турнемин, не поливай деревню огнем и кровью, если не увидишь меня сегодня ночью. Я не уверен, что смогу сразу же добиться аудиенции…
— Не беспокойся, я умею ждать. Куда ты пойдешь теперь?
— О, у меня огромный выбор. Попрошусь на постой к графу д'Артуа или к герцогине де Фитц Джеме, фрейлине королевы и моему старому другу. Глядите, вот ваша дорога, — добавил он, — она пересекает Авон, и немного дальше будет Томри.
Ферсен направился к центру города, а Жиль и Тим спокойным шагом поехали дальше через лес, раскрашенный осенью в пурпур и золото. Солнце садилось, вечерний свет проходил сквозь ветки и кроны деревьев, блестел на сиреневых спокойных водах Сены, видневшейся в конце аллеи. Воздух был мягким. Жиль, бросив поводья на шею своей лошади, полной грудью вдыхал его, чувствуя, как красота природы успокаивает его исстрадавшееся сердце. На минуту он снова стал простым бедным крестьянином, истинным сыном земли…
Тим Токер, наоборот, почти не смотрел на прекрасные пейзажи Иль-де-Франса, он не сводил глаз с Турнемина или, вернее, с того человека, с которым он встретился три дня тому назад на набережной Ране. Жиль, погруженный в свои мысли, долго не замечал этого молчаливого экзамена, он думал о том, удастся ли Ферсену встретиться с королевой и убедить ее выслушать…
— Что ты на меня так смотришь? — спросил он наконец Тима. — Неужели ты никак не можешь привыкнуть к моей новой голове?
