Едва часы пробили одиннадцать, я уж был на пороге. Меня встретили с удивлением и беспокойством на лицах и сразу же забросали вопросами о самочувствии. Много сил ушло на то, чтобы успокоить Эсфирь Юмбовну и Ермилыча. Обретя душевное равновесие, они в одни голос заявили, что, коли я успел на завтрак, чего раньше не бывало, мне во что бы то ни стало нужно подкрепиться. Голоден я не был, но меня всё равно усадили за стол.

Эсфирь Юмбовна намекнула, что после завтрака желает «услышать все-все об ужасах вчерашнего дня». Она отличалась настойчивостью и, в сравнении с другими представителями женского пола, иногда прямо-таки поражала храбростью. Я даже возымел привычку делиться с нею подробностями раскрытых преступлений, подчас довольно кровавых. Однако на этот раз у меня не было желания делиться впечатлениями ушедшей недели, но отказать я не смог, и после полудня мы вдвоем расположились в гостиной. Хозяйка дома взялась за вязания, а я стал возле окна, поглядывая в светло-серое небо, застывшее над городом.

— Надеюсь, я не очень тревожу вас тем, что заставляю вспомнить пережитое? — спросила Эсфирь Юмбовна.

— Вовсе нет, — быстро солгал я.

Старджинская улыбнулась и морщинистыми, но еще сохранившими женскую прелесть руками взялась за спицы.

Я совладал с пробиравшим меня холодком, но следующее происшествие даже подтолкнуло к рассказу, так как придало ему своеобразную, что называется, изюминку: в гостиную вошла Агния Парамоновна. Бледность покрывала лицо, подбородок заострился, губки поджаты, и в целом выражение было такое, словно, после жесточайшей борьбы с собой, она всё же решилась кого-то убить.

Эсфирь Юмбовна с едва заметным удивлением посмотрела на дочь, а та грациозно опустилась в кресло и тоже взялась за спицы.

Я заворожено следил за немым сражением двух женщин.

— Душенька, ты зря сюда пришла: Николай Иванович великодушно обещал утолить мое любопытство о его вчерашнем деле, — пропела старшая Старджинская.

— Правда? — голоском невинного дитяти спросила Агния Парамоновна. — А вы разрешите мне остаться? — обратилась она ко мне, заразившись от матери смелостью.

— Конечно, — кивнул я и не позволил Эсфири Юмбовне сделать свой ход, азартно хлопнув в ладоши. — Итак, начнем?

Старджинская бросила на меня красноречивый взгляд: мол, я еще разберусь с вами, но позже. Я сделал едва заметный поклон (мол, а я не боюсь) и начал:

— Жил-был почтенный, впрочем, звания невысокого, чиновник шестидесяти лет по имени Лазарь Мироныч Хлебов. Долгие годы семейное положение его расценивалось как вдовец с покушениями на популярность, ибо состояние его не стремительно, но уверенно росло и крепло. Не взирая на слух, что он поклялся умершей жене до конца жизни остаться ей верным, вокруг него вилось достаточное количество представительниц женского пола, причем, некоторые из них были весьма знатны и уважаемы. Такая странность объяснялась довольно-таки симпатичной физиономией оного чиновника. Но год проходил за годом, а сердце его принадлежало покойной супруге. Так продолжалось до тех пор, пока на пути, как часто бывает с мужчинами, не встретилась прекрасная особа. У неё-то и оказалось достаточно очарования и сил, дабы украсть и сердце, и покой нашего чиновника. Минуло месяцев семь-восемь, и округ наш едва не пал от грома внезапного известия: вдовец решил жениться. Слухом это уже не было. В доме невесты все только и говорили, что о предстоящем событии. Наконец, день был назначен. Прекрасная невеста в знак согласия подарила Лазарю Миронычу кольцо с камнем. Я же принимал участие в этой истории по той простой причине, что Лазаря Мироныча на следующее утро нашли мёртвым в своей собственной квартире, а кольцо, как выяснилось далее, исчезло.

Я сделал паузу.

— Так вот. Служанка Зоя пришла как обычно, чтобы убрать квартиру. Только в этот раз ей никто не открыл. Она пошла по делам, а когда вернулась, около дверей Хлебова уже находилось порядочное количество граждан, ожидавших его. Сами понимаете, свадьба — это бесчисленные хлопоты. Служанка была обеспокоена и позвала квартального, с помощью, а главное, с разрешения которого взломали дверь Хлебова и нашли, как я говорил давеча, лишь его бездыханное тело. Через час на место убийства прибыл я.

Почему говорю «место убийства»? Сразу я решил, что наш чиновник мог умереть в кресле от апоплексического удара, после которого не смог подняться. Обычное удушье исключалось по причине отсутствующих на шее следов, зато не исключалась вероятность удушья пищей. Но одна деталь весьма беспокоила меня: на лице покойного чиновника читался такой ужас, какого я раньше и не видывал. Пустой взгляд вылезших на орбиту глаз был направлен на потухший камин, словно из него вылезло какое-то чудище.

Агния Парамоновна была бледна, но держалась, хотя вязать у неё уже не получалось.

— Вам не дурно? — обратился я к девушке.

— Ни капельки, — отвечала та, пряча от матери взгляд.

— Тогда продолжайте, мне очень интересно, — торопила меня Эсфирь Юмбовна, как бы назло своенравной дочери.

— Продолжаю. Тело Хлебова увезли, чтобы им занялся эксперт, называемый также патологоанатомом. Я принялся изучать квартиру и вскоре пришёл к выводу, что данный случай никоим образом не связан с кражей. Все вещи были на месте — это тут же подтвердила Зоя, весьма охотно отвечавшая на мои вопросы. Надо сказать, девушка очень примечательная. Несмотря на пережитое, сохранила ясность мысли. Именно благодаря ней, я спустя пару часов полностью отверг версию о краже. Разумеется, отказ от этой версии не прибавил ясности делу, а наоборот. Квартира была заперта изнутри ещё с вечера (это подтвердил приехавший родственник соседей, который по ошибке дёргал дверь Хлебова, и та не поддалась).

Между тем, события начали разворачиваться стремительней. По причине отсутствия каких-либо вестей, невеста сама приехала к Хлебову. Представляете себе, сколь сильным ударом было для девушки известие о смерти жениха. Но тут-то и выяснилось одно весьма интересное обстоятельство, а именно — пропажа того самого кольца, которое невеста дарила давеча жениху. С помощниками мне пришлось обыскать ещё раз квартиру Хлебова, но результатов повторный поиск не дал. Все вещи, по словам Зои, остались на месте, и только кольцо исчезло. Я попросил её в подробностях описать, как выглядело кольцо. Лгать этой девушки не имело смысла. К тому же две служанки в доме невесты согласно кивнули головами, когда я показал своею рукой набросанный эскиз кольца и спросил, похоже ли оно на пропавшее.

Вечером того же дня патологоанатом сообщил, что вскрытие проведено и что никаких следов удушья и признаков удара не обнаружено. Однако я не разделяю точку зрения людей, которые утверждают, что иные граждане умирают просто, словно душа их вдруг собрала скромный багаж грехов и добродетелей и махнула в небеса, предоставив тело алчному тлению.

Тут госпожа Старджинская усмехнулась:

— Ох, и язык же у вас, Николай Иванович!

— Какой есть, уважаемая Эсфирь Юмбовна. Так вот, я попросил эксперта, как моего друга и давнишнего знакомого, посмотреть ещё раз тело Хлебова. Впрочем, он и сам был недоволен результатами вскрытия и соглашался со мной в невозможности смерти без причины.

Дело моё, однако же, остановилось на два дня и повергло меня в уныние. А потом приехала сестра покойного, госпожа Прокофьева, и развеяла тлетворную мглу над моей головой.

Это дама солидная, в летах, с особыми взглядами на жизнь. Я уж готовился к обеду, думал, что времени хватит перекусить, пока её будут выводить из истерики, но не тут-то было. Она весьма побледнела, опустилась на стул и несколько минут сидела, не двигаясь и глядя в одну точку. Потом посмотрела на меня испытующим взглядом и попросила описать обстоятельства, которые я тут же изложил ей с той краткостью, на которую только был способен. Она выслушала и вдруг сказала:

— Я была против его брака с Тамарой.

— Простите, — очень мягко заметил я, — невесту зовут Ириной Олеговной Епанчиной.