— Доктор Таца все еще спит? — спросил он старуху.

На сморщенном лице Филомены появилось выражение хитрости.

— Старые петухи не способны встречать солнце, — ответила она. — Доктор уехал вчера в Палермо.

Майкл рассмеялся. Он вышел из кухни и в нос ему ударил сильный запах лимонных бутонов. Он заметил, что Апполония машет ему рукой и понял, что она делает ему знак оставаться на месте. Она сама подъедет к нему на машине. Кало стоял, улыбаясь, рядом с машиной. Люпара была небрежно переброшена через его плечо. Фабрицио не было видно. В этот момент мощный взрыв потряс все. Дверь кухни разлетелась на куски, а Майкла отбросило на три метра в сторону, к кирпичной стене усадьбы. С крыши дома посыпались черепицы, и одна из них больно ударила Майкла по плечу. Он успел заметить, что от «альфа-ромео» не осталось ничего, кроме четырех колес и стального остова.

Он очнулся в темной комнате и услышанные им голоса были такими низкими, что смысла слов он разобрать не мог. Инстинкт самосохранения заставил его притвориться, будто он еще не пришел в сознание, но голоса вдруг умолкли, кто-то склонился над ним и ясно проговорил:

— Наконец-то ты к нам вернулся.

Включили свет, и Майкл повернул голову. На него смотрел доктор Таца.

— Позволь мне взглянуть на тебя, и я сразу погашу свет, — сказал доктор Таца. — Он пытался поймать в фокус луча карманного фонарика глаза Майкла. — Все будет хорошо, — сказал доктор Таца Майклу, а потом обратился к кому-то третьему. — Можешь с ним говорить. Он уже способен понять.

Это был дон Томасино, сидевший на стуле, рядом с кроватью. Майкл ясно его видел.

— Майкл, я могу с тобой поговорить? — спросил дон Томасино. — Может быть, ты хочешь отдохнуть?

Проще было поднять руку, чем ответить, и Майкл так и сделал.

— Кто вывел машину из гаража? — спросил дон Томасино. — Фабрицио?

Майкл, сам не сознавая, что делает, улыбнулся. Эта странная застывшая улыбка должна была означать «да».

— Фабрицио исчез, — сказал дон Томасино. — Слушай меня, Майкл. Ты был без сознания неделю. Понимаешь? Все думают, что ты погиб, и теперь тебя не ищут. Я послал сообщение твоему отцу, и мы получили его распоряжения. Ждать осталось недолго, ты возвращаешься в Америку. Пока можешь спокойно здесь отдыхать. Еще надежнее будет в моем доме на вершине горы. Парни из Палермо заключили со мной мир. Оказывается, все время они гонялись за тобой. Они делали вид, что преследуют меня, но на самом деле хотели убить тебя. Ты это должен знать. Что касается всего остального, предоставь это мне. Ты приходи скорее в себя, и сиди спокойно.

Теперь Майкл помнил все. Он знал, что его жена погибла, что Кало погиб. Он подумал о старухе, которая в момент взрыва была на кухне.

— Филомена? — прошептал он.

— Она не ранена, — тихо ответил дон Томасино. — Взрывная волна вызвала у нее кровотечение из носа. О ней не беспокойся.

— Дон Томасино, — сказал Майкл. — Передай своим пастухам, что тот, кто выдаст мне Фабрицио, получит лучшее в Сицилии пастбище.

Двое мужчин вздохнули с облегчением. Дон Томасино взял с соседнего столика стакан и выпил желтоватую жидкость. Доктор Таца, который продолжал сидеть на кровати, рассеянно заметил:

— Знаешь, ты вдовец. В Сицилии это редкость.

Майкл дал дону Томасино знак приблизиться к нему. Дон присел на кровать и наклонил голову.

— Передай отцу, что я хочу домой, — сказал Майкл. — Передай отцу, что я хочу быть его сыном.

Но еще месяц выздоравливал Майкл и еще два месяца ушло на оформление необходимых документов. После этого он полетел самолетом из Палермо в Рим, а из Рима в Нью-Йорк. Фабрицио исчез бесследно.

По окончании колледжа Кей Адамс получила работу в начальной школе Нью-Хэмпшира. Первые шесть месяцев после исчезновения Майкла она каждую неделю звонила его матери и спрашивала, нет ли новостей. Миссис Корлеоне всегда разговаривала с ней дружеским тоном и каждый разговор заканчивала фразой: «Ты хорошая девушка, очень хорошая. Забыть Майкла и найти хорошего мужа». Кей это не обижало, она понимала, что мать Майкла заботиться о ней.

На каникулы Кей решила съездить в Нью-Йорк, чтобы купить себе кое-что из вещей и встретиться с подругами по колледжу. Она думала также заняться в Нью-Йорке поисками более интересной работы. Два года она ни с кем не встречалась, только читала и преподавала. В Лонг-Бич она тоже больше не звонила. Жизнь становилась нестерпимой, но она верила, что Майкл найдет путь написать ей или прислать весточку. Он этого не сделал, не доверился ей, и она чувствовала себя униженной.

Она села на первый поезд, и в полдень была уже возле своей гостиницы. Ее подруги работали, и звонить им на работу не хотелось. После утомительной поездки не хотелось идти за покупками. Она вспомнила ночи, проведенные вместе с Майклом в гостиничных номерах, и ее охватило чувство одиночества. Это, как обычно, заставило ее позвонить матери Майкла в Лонг-Бич.

Ответил грубый мужской голос с нью-йоркским акцентом. Кей попросила позвать к телефону миссис Корлеоне. После нескольких минут молчания в трубке раздался тяжелый женский голос. Миссис Корлеоне спросила, кто хочет с ней говорить.

Кей теперь была немного растеряна.

— Говорит Кей Адамс, — сказала она. — Вы меня помните?

— Конечно, конечно я тебя помню, — сказала миссис Корлеоне. — Почему ты не звонить до сих пор? Ты жениться?

— О, нет, — сказала Кей. — Я была занята. — Ее удивил сердитый тон миссис Корлеоне. — Вы что-нибудь слышали о Майкле? У него все в порядке?

Последовала короткая пауза, потом миссис Корлеоне заговорила решительным тоном.

— Майки дома, — сказала она. — Он не звонить тебе? Он не видеть тебе?

Этого Кей не ожидала. Ей захотелось плакать от унижения. Несколько изменившимся голосом она спросила:

— Сколько времени он дома?

— Шесть месяцев, — ответила миссис Корлеоне.

— О, понимаю, — сказала Кей. Она и в самом деле поняла. Горячие волны стыда перед матерью Майкла накатывались на нее, но потом она рассердилась. Рассердилась на Майкла, на его мать, на всех этих чужаков-итальянцев, неспособных соблюдать даже самые элементарные правила приличия. Пусть Майкл не хочет с ней спать, пусть не хочет на ней жениться, но ведь он мог понять, что она будет за него волноваться просто как друг. Неужели он считает ее такой же, как те несчастные итальянки, что кончают собой или бросаются с криками и кулаками на обманувших их любовников? Но она старалась говорить бесстрастным голосом.

— Я понимаю, большое спасибо, — сказала она. — Я рада, что Майкл дома и что у него все в порядке. Больше я звонить не буду.

Голос миссис Корлеоне был нетерпеливым, и она, кажется, даже не слушала Кей.

— Если ты хотеть видеть Майки, ты прийти сюда сейчас. Сделай ему красивый сюрприз. Ты взять такси и я сказать человеку заплатить для тебя. Ты сказать таксисту поставить двойные часы, иначе он не поехать в Лонг-Бич. Но ты не платить. Человек моего мужа на воротах платить.

— Я не могу этого сделать, миссис Корлеоне, — холодно ответила Кей. — Если бы Майкл хотел меня видеть, он позвонил бы мне домой.

Голос миссис Корлеоне был теперь резким и нетерпеливым.

— Ты хорошая девушка, у тебя красивые ноги, но у тебя мало мозгов, — засмеялась мать Майкла. — Ты придти ко мне, не к Майки. Я хочу говорить с тобой. И не платить за такси. Я ждать тебя.

В трубке послышался щелчок. Миссис Корлеоне повесила трубку.

Кей могла перезвонить и сказать, что не может приехать, но она знала, что должна увидеть Майкла и поговорить с ним. Раз он дома и этого не скрывают, значит, неприятности позади, и он может вести нормальный образ жизни. Она вскочила с кровати и начала готовиться к встрече. Она уделила много внимания своему лицу и одежде. Выходя из номера, она посмотрела на свое отражение в зеркале. Во время последней встречи с Майклом она выглядела лучше. Неужели она покажется ему старой и непривлекательной? Она стала женственнее, ее формы округлились, груди пополнели. Говорят, итальянцы это любят, хотя Майкл и сказал, что она нравиться ему худой. Ах, какое это имеет значение! Ясно, что Майкл не хочет возобновлять связи. Иначе он нашел бы возможность хоть раз позвонить ей.