Санни откинулся назад вместе со стулом.

— В меня они метить не могут, со мной им вести дела, им нужна наша организация. — Он подмигнул Майклу. — Уж не на тебя ли зарятся? Может, Солоццо надумал сцапать тебя и держать заложником, пока мы не примем его условия?

Майкл с огорчением подумал, ну, прощай свидание с Кей. Теперь Санни не выпустит его из дому. Но Хейген сказал нетерпеливо:

— Нет, если б Солоццо хотел подстраховаться, он мог бы взять Майка в любое время. Но все знают, что Майк не участвует в семейном бизнесе. Он — мирное население, стоит Солоццо его тронуть, и он теряет союзников в лице всех нью-йоркских семейств. Даже Татталья будут вынуждены включиться в охоту на него. Нет, я думаю, все проще. Завтра к нам явится представитель Пяти семейств и возвестит, что мы должны войти в дело, которое предлагает Турок. Этого он и ждет. Это и есть его козырь.

Майкл вздохнул с облегчением:

— Вот и ладно. А сегодня мне надо в город.

— Зачем? — резко спросил Санни.

Майкл улыбнулся:

— Заеду в больницу проведать отца, повидаюсь с мамой и Конни. Есть и еще делишки.

Подобно дону, Майкл всегда умалчивал о своих истинных целях и сейчас не собирался говорить брату, что едет к Кей Адамс. Без особых причин — так, по привычке.

Из кухни послышался громкий говор. Клеменца вышел взглянуть, что происходит. Он вернулся, держа в руках бронежилет Люки Брази. В жилет была завернута большая дохлая рыба.

Клеменца сухо сказал:

— Вот Турок и узнал про своего осведомителя Поли Гатто.

Тессио так же сухо отозвался:

— А мы теперь знаем про нашего Люку Брази.

Санни закурил сигару и отхлебнул виски. Майкл, ничего не понимая, спросил:

— Почему рыба, что это означает, елки зеленые?

Ему ответил consigliori, ирландец Хейген:

— Это означает, что Люка Брази спит на дне океана. Так издавна сообщают о подобных вещах на Сицилии.

В тот вечер Майкл Корлеоне ехал в город с тяжелым сердцем. Его насильно втягивали в семейные дела — он возмущался даже тем, что Санни посадил его отвечать на телефонные звонки. Ему было не по себе на семейных советах, где, с общего молчаливого согласия, его спокойно посвящали в подробности убийства. Притом сейчас, когда ему предстояла встреча с Кей, он чувствовал, что виноват перед нею. Он никогда не говорил ей всей правды о своей семье. Отделывался шуточками и живописными историями, в которых его близкие выглядели скорее героями приключенческих фильмов, нежели теми, кем были в действительности. И вот его отца подстрелили на улице, а старший брат его замышляет ответные убийства. Но никогда он не мог бы признаться в этом Кей, как признавался себе — прямо и откровенно. Он ведь уже сказал ей, что это покушение скорее случайность и все беды позади. А похоже, черт подери, что это только начало. Санни и Том дали маху с этим Солоццо — и даже сейчас не способны оценить его по достоинству, хотя Санни достаточно опытен и чует опасность. Майкл задумался, силясь разгадать, что за козырь в запасе у Турка. Очевидно, что это смелый человек, далеко не глупый, исключительно сильная личность. Такой свободно может преподнести нечто непредсказуемое. Хоть, впрочем, Санни, Том, Клеменца, Тессио в один голос твердят, что полностью владеют ситуацией, а ведь у каждого из них больше опыта, чем у него. Он «мирное население» в этой войне, хмуро подумал Майкл. И чтобы заставить его в нее ввязаться, им бы понадобилось посулить ему награды, какие затмили бы собой блеск его боевых медалей.

От этих мыслей он ощутил свою вину теперь уже перед отцом — что недостаточно сочувствует ему. Его родного отца изрешетили пулями, а между тем Майкл, странное дело, как никто другой понимал справедливость слов Хейгена, что это был не личный выпад, а всего-навсего деловая мера. Что это плата за власть, которую его отец всю жизнь держал в руках, за уважение, которое он неизменно вызывал у окружающих.

Больше всего Майклу хотелось быть вне всего этого, держаться поодаль, жить своей собственной жизнью. Но не мог он отсечь себя от семьи в этот острый момент. Обязан был в меру сил помогать — как «мирное население». И ему стало ясно вдруг, что его злит отведенная ему роль тыловой крысы, привилегированного наблюдателя, отказника от воинской повинности. Вот почему так назойливо маячили в его сознании эти два слова: «мирное население».

Когда он вошел в гостиницу, Кей ждала его в вестибюле. (В город его привезли двое подчиненных Клеменцы и, убедясь предварительно, что никого не приволокли на хвосте, высадили на ближайшем углу.)

Они пообедали вместе, выпили.

— Когда ты поедешь в больницу к отцу? — спросила Кей.

Майкл взглянул на часы.

— Свидания до половины девятого. Подъеду, пожалуй, когда все уйдут. Меня впустят. Он там в отдельной палате, при нем личные медсестры — я просто посижу с ним немного. Разговаривать он еще как будто не может и вряд ли даже узнает меня. Но я должен оказать ему уважение.

Кей негромко сказала:

— Ужасно жалко твоего отца, он так мне понравился тогда, на свадьбе. Как-то не верится тому, что пишут о нем газеты. Я думаю, там больше вранье.

Майкл отозвался вежливо:

— И я так думаю. — И сам удивился собственной скрытности по отношению к Кей. Он любил ее, он ей верил, но он никогда не сможет рассказать ей об отце, о семействе Корлеоне. В этом смысле она останется посторонней.

— Ну, а ты? — спросила Кей. — Ты тоже примешь участие в войне гангстеров, о которой с таким смаком пишут в газетах?

Майкл усмехнулся и, расстегнув пиджак, развел полы в стороны.

— Видишь — не вооружен, — сказал он. Кей засмеялась.

Становилось поздно, и они поднялись к себе в номер. Кей приготовила коктейли, присела со стаканом к нему на колени. Его рука под платьем запуталась в шелку, потом ощутила под собою горячую кожу ее бедра. Они упали на кровать, не прерывая поцелуя, и как были, не раздеваясь, предались любви. Потом лежали очень тихо, чувствуя, как проходит сквозь одежду жар их разгоряченных тел. Кей промурлыкала:

— Не это у вас, военных, называется «скорострел»?

— Оно, — отозвался Майкл.

— А что, недурно, — вынесла она суждение тоном знатока.

Опять полежали в полудреме, как вдруг Майкл очнулся и тревожно посмотрел на часы.

— Елки зеленые. — Он крякнул. — Уж скоро десять, мне пора в больницу.

Он пошел в ванную, помылся, причесался. Кей подошла сзади и обняла его.

— Когда мы поженимся?

— Когда скажешь, — отвечал Майкл. — Вот только утрясется семейная неурядица и отцу станет получше. Но все же тебе, по-моему, лучше бы кое-что объяснить твоим родителям.

— Что же? — спросила Кей спокойно.

Майкл провел гребенкой по волосам.

— Скажи им, что познакомилась с бравым парнем, итальянцем по происхождению, — недурен собой. С блеском учится в Дартмутском университете. Имеет крест «За боевые заслуги» плюс медаль «Пурпурное сердце». Честный. Работящий. Вот только папаша у него — главарь-мафиозо, убивает нехороших людей, иногда дает взятки высоким чинам, и случается, его, по роду занятий, тоже нет-нет да и продырявят пулями. Что, однако, никоим образом не затрагивает его честного и работящего сына. Ну как, запомнишь?

Кей сняла руки с его пояса и прислонилась к двери ванной.

— Это что, правда? — спросила она. — Он это правда делает? — Она помолчала. — Убивает людей?

Майкл положил гребенку.

— Точно не знаю, — сказал он. — Точно никто не знает. Но вполне допускаю.

Перед тем как он собрался уходить, она спросила:

— Когда я теперь тебя увижу?

Майкл поцеловал ее.

— Езжай-ка домой и поразмысли хорошенько в своем тихом городишке. Тебе-то уж, во всяком случае, надо держаться в стороне от этих дел. После рождественских каникул я вернусь в университет, и мы встретимся в Хановере. Договорились?

— Договорились, — сказала она.

Она смотрела, как он выходит из номера, машет ей рукой, садится в лифт. Никогда еще он не был ей так близок, так любим ею — и если бы ей сейчас сказали, что она не увидится с ним целых три года, она бы, наверное, с ума сошла от горя.