— Черта лысого я ей позволю, — сказал мистер Роберто. — И вообще, кто ты такой, чтобы мне указывать? Ходи да оглядывайся, сицилийская образина, не то смотри, как бы самому не вылететь на улицу!
Вито Корлеоне в изумлении вскинул вверх ладони.
— Я только попросил вас об одолжении, больше ничего. Кто знает наперед, быть может, когда-то и вам понадобится дружеская услуга, правильно? Примите эти деньги как доказательство моих добрых побуждений, а дальше решайте сами. Разве я осмелюсь перечить? — Он насильно вложил в руку мистера Роберто три бумажки. — Сделайте такую любезность, возьмите деньги и поразмыслите, вот и все. А завтра утром, если пожелаете, вернете. Если вы пожелаете все-таки выставить женщину, как я могу воспрепятствовать? Это ваш дом, в конце концов. Пожелаете, чтобы собаки не было, — я опять-таки вас пойму. Я и сам недолюбливаю животных. — Он похлопал мистера Роберто по плечу. — Так не откажите мне в этой маленькой любезности, хорошо? Я о ней не забуду. Поспрошайте у знакомых в нашем квартале — вам всякий скажет, что я не из тех, кто остается в долгу.
Но мистер Роберто, разумеется, уже и сам начал кое-что понимать. К вечеру он навел справки о Вито Корлеоне. Он не стал ждать до утра. Когда стемнело, он постучался в дверь Корлеоне, извинился за позднее вторжение и принял из рук синьоры Корлеоне стаканчик вина. Он заверил Вито Корлеоне, что произошло ужасное недоразумение — что, конечно же, синьора Коломбо может оставаться в своей квартире и, конечно, пускай себе держит собачку. Да кто они такие, эти ее соседи, — платят ничтожные гроши, а чуть бедная тварь тявкнет разок, так сразу жаловаться?.. Под конец он швырнул на стол тридцать долларов, которые всучил ему Вито Корлеоне, и голосом, срывающимся от искренности, произнес:
— Своим великодушием, готовностью помочь бедной вдове вы пристыдили меня, и я хочу доказать, что тоже не чужд христианского милосердия. Плата за квартиру остается прежней.
Фарс был разыгран на должной высоте. Вито налил в стаканы вина, крикнул жене, чтоб подала печенье, тряс руку мистеру Роберто, хвалил за отзывчивость к страданиям ближних. Мистер Роберто вздыхал и повторял, что встреча с таким человеком, как Вито Корлеоне, возродила в нем веру в людскую добродетель. Они насилу оторвались друг от друга. Мистер Роберто, превозмогая дрожь в коленках при мысли, что чудом избежал смерти, сел на трамвай и, приехав домой в Бронкс, свалился в постель. Три дня потом он не показывался в своих владениях.
Отныне Вито Корлеоне окончательно сделался в квартале человеком «уважаемым». Поговаривали, будто он связан с сицилийской мафией. Как-то к нему явился хозяин меблированной комнаты, у которого собирались играть в карты, и добровольно предложил, что будет платить ему еженедельно двадцать долларов «за дружбу». От Вито требовалось лишь наведываться туда раза два в неделю в подтверждение того, что картежники находятся под его покровительством.
Лавочники, которых донимало желторотое хулиганье, обращались к нему с просьбой вмешаться. Он вмешивался — и соответственно получал вознаграждение. Вскоре его доходы составили сумму, по тем временам и понятиям неслыханную: сто долларов в неделю. Клеменца и Тессио были ему друзья, сотоварищи, и, значит, нужно было часть денег отдавать им, но Вито делал это по собственному почину, не дожидаясь, пока они попросят. В конце концов, он решил основать на пару со своим закадычным другом Дженко Аббандандо торговый дом по ввозу оливкового масла. Дженко будет заправлять доставкой масла из Италии, закупкой его по сходной цене, хранением на отцовском складе. Он имел опыт по этой части. Клеменца и Тессио будут ведать сбытом товара. Они обойдут все итальянские лавки Манхаттана, потом Бруклина, а там и Бронкса, убеждая владельцев запасаться натуральным оливковым маслом «Дженко пура» (с отличающей его скромностью Вито Корлеоне отказался назвать новую марку масла собственным именем). Возглавит фирму, естественно, Вито, поскольку он вкладывает в дело львиную долю капитала. Кроме того, его вмешательство потребуется в особых случаях, когда тот или иной лавочник останется глух к торговым уговорам Клеменцы и Тессио. Тут Вито Корлеоне пустит в ход собственные неотразимые средства убеждения.
В ближайшие несколько лет Вито Корлеоне с большим удовольствием вел деятельную жизнь мелкого предпринимателя, всецело поглощенного созиданием своего торгового дела в условиях динамичной, набирающей силу экономики. Он оставался преданным отцом и мужем, только не мог из-за вечной занятости уделять семье много времени. Мало-помалу оливковое масло «Дженко пура» стало пользоваться в Америке самым широким спросом среди других сортов, ввозимых из Италии; соответственно разрасталась и фирма. Как всякий толковый коммерсант, он быстро понял, что выгодно снижать цену в пику конкурентам, и преграждал им доступ к розничной торговле, убеждая лавочников не запасаться в больших количествах маслом конкурентных марок. Как всякий толковый коммерсант, стремился установить монополию, вытесняя конкурентов с рынка или принуждая их объединяться с его компанией. Но так как начинал он фактически без всякой финансовой поддержки и так как не верил в рекламу, более полагаясь на силу изустного слова, а еще — так как его оливковое масло было, правду сказать, ничуть не лучше, чем у других, то и не мог он пользоваться способами удушения соперников, принятыми среди законопослушных предпринимателей. Приходилось рассчитывать на силу собственной личности — да еще на репутацию персоны, пользующейся уважением.
С молодых лет за Вито Корлеоне укрепилась слава человека уравновешенного и рассудительного. Он никогда не угрожал. Он прибегал к логике — и она оказывалась неопровержимой. Всегда заботился о том, чтобы от сделки выгадывала и противная сторона. Никто не оставался внакладе. Разумеется, он добивался своего очевидными средствами. Подобно многим одаренным предпринимателям, он рано усвоил, что свободная конкуренция нецелесообразна — целесообразна и действенна монополия. И, не мудрствуя лукаво, принялся эту действенную монополию устанавливать. Нашлись в Бруклине оптовики, торгующие оливковым маслом, — люди вспыльчивые, своенравные, глухие к голосу разума, которые не пожелали принять, признать точку зрения Вито Корлеоне даже после того, как он с величайшим терпением и обстоятельностью все им разъяснил. С такими Вито Корлеоне заканчивал переговоры, бессильно вскинув вверх ладони, — и посылал в Бруклин Тессио устранять затруднение. Пылали склады, опрокидывались груженые машины, разливая по булыжным прибрежным мостовым нежно-зеленые озерки оливкового масла. Один опрометчивый миланец, самонадеянный и норовистый, веруя в полицию больше, чем святой верит в Христа, обратился к властям — слыханное ли дело! — с жалобой на своих же собратьев-итальянцев, нарушив тем самым тысячелетний закон молчания — omerta. Впрочем, делу не успели еще дать ход, как оптовик исчез — только его и видели, — осиротив свою верную супругу с тремя детками, уже, слава богу, совершеннолетними, а стало быть, способными принять бразды правления отцовским делом и прийти к полюбовному соглашению с компанией «Дженко пура».
Великими, как известно, не рождаются — великим становятся, так случилось и с Вито Корлеоне. Когда настали времена сухого закона и запрещена была продажа спиртного, Вито Корлеоне сделал последний шаг, отделяющий вполне заурядного, хотя, пожалуй, и жестковатого в своих методах дельца от всемогущего дона, одного из королей в мире преступной наживы. Не за один день это произошло и не за год — однако к исходу эры сухого закона и наступлению Великой депрессии не стало Вито Корлеоне, а появился Крестный отец. Дон. Дон Корлеоне.
А началось с чистой случайности. К тому времени торговая компания «Дженко пура» обзавелась маленьким автомобильным парком из шести грузовых машин. Через Клеменцу к Вито Корлеоне обратилась «артель» итальянцев-бутлегеров, доставлявших контрабандой из Канады виски и другие крепкие напитки. Чтобы развозить товар по Нью-Йорку, контрабандистам требовались машины и доставщики. Причем доставщики надежные, которые умели бы помалкивать, а в случае надобности не задумались проявить известную решимость — или, проще говоря, применить силу. За машины и людей они готовы были хорошо заплатить. Названная цифра оказалась столь неслыханно высока, что Вито Корлеоне резко свернул дела по торговой части и пустил машины почти исключительно на доставку контрабанды. При том, что предложение упомянутых господ сопровождалось вкрадчивой угрозой. Однако уже тогда у Вито Корлеоне хватило зрелой мудрости не воспринимать угрозу как оскорбление и не отказываться из-за нее в пылу гнева от выгодного предложения. Он взвесил реальность исполнения угрозы, нашел ее маловероятной и остался невысокого мнения о новых компаньонах: глупо прибегать к угрозам, когда в них нет надобности. Полезный вывод; над ним стоило поразмыслить на досуге.
