Народу собралось несколько тысяч, всё пространство перед соборной церковью, превосходящей масштабами даже собор Клермона, было запружено желающими пойти поквитаться с сельджуками за Эдессу. Опять же, как и в Клермоне, хватало и бедных, чуть ли не нищих рыцарей. Некоторых же, как заметил Роланд, спонсировали их сюзерены. Типа как если бы граф Оверни обеспечил нас обмундированием и провизией. Хотя и три безанта от него стали для нас с Роландом весьма неплохим подспорьем.
Толпились поодаль и настоящие нищие с крестьянами, решившие, что их удел — тоже воевать неверных, а заодно припасть к останкам Иисуса.
Наконец-то я смог воочию лицезреть монарха. Его появление сопровождалось гулом толпы и ударами мечей о щиты — таким образом рыцари приветствовали своего сюзерена. Король Людовик VII был молод, оправдывая своё прозвище, с небольшой бородкой на узком лице, выглядевшим довольно хмурым. Можно сказать, посеревшим. Интересно, в чём причина такого настроения?
Не исключено, что оно могло быть связано и с его фавориткой. Вернее, с её здоровьем. Интересно, успел за эти дни монарх побывать у своей возлюбленной? И в каком она сейчас состоянии, вот в чём вопрос. Думать о том, что у женщины, подарившей мне помимо дорогущего перстня ещё и незабываемый вечер, один за другим отказывают органы, причиняя ей ужасные страдания, было невыносимо. Даже учитывая тот факт, что она ведьма, загубившая немало младенческих жизней. Если, опять же, верить словам Мясника, хотя я не видел причины, по которой он стал бы наговаривать на Адель.
По комплекции, кстати, Людовик далеко не Шварценеггер. Но выглядел нарядно, при параде, верхом на вороном жеребце, который непокорно перебирал ногами, всхрапывал и дёргал головой. И не только под ним, не один он из присутствующих здесь рыцарей оказался владельцем столь своенравной лошадки с соответствующими половыми органами. М-да, что-то не хочется мне жеребцом обзаводиться, меня мой смирный мерин более чем устраивал. Как, думаю, и Роланда его Матильда, хотя мой спутник уже не раз мечтательно вздыхал, заводя речь о том, как здорово было бы обзавестись здоровенным чёрным жеребцом.
Ну и как же без этого чёртового маркиза! И сюда припёрся, опять со своим дружком и оруженосцами. На этот раз, кажется, они нас не заметили, иначе снова не обошлось бы без саркастических ухмылок. Во всяком случае, пока не заметили.
В этот момент Роланд сообщил, что видит на горизонте ещё одного по прозвищу Молодой. На этот раз это был наш, можно сказать, родной граф Гильом VII. Он тоже прибыл со своей свитой, хотя и менее пышной, нежели королевская. Мы с Роландом не могли не засвидетельствовать своё почтение. Гильом, казалось, был рад нас видеть, хотя и не выражал какой-то бурной радости. А вид моего щита заставил его выгнуть брови дугой и задать несколько вопросов, я свалил на епископа, мол, это его идея.
— И что, помогает святой Януарий? — улыбнувшись уголками губ, поинтересовался граф.
— В первом же бою и посмотрим, — пожал я плечами.
— Папа, смотрите, Папа, — послышались со всех сторон голоса.
Понтифик, как и монарх, тоже впечатления на меня не произвёл. Наш епископ Эмерик и то смотрелся более солидно, что ли, более помпезно. Сюда Эмерик, похоже, не добрался, значит, и не собирался, а может, ему противопоказаны в таком возрасте дальние переезды. Это в моём будущем запрыгнул в машину — и через пару часов ты из Клермона добрался до Парижа. А тут то же самое расстояние приходится преодолевать несколько дней. И дороги далеко не такие комфортные, не асфальт и даже не римские, мощённые булыжником.
По левую руку от епископа стоял скромно одетый священнослужитель, по виду монах. Оказалось, со слов Роланда, тот самый Сугерий, аббат Сен-Дени, которому должны были передать моё письмо. Как и Папа, немолод, чисто выбрит, на голове капюшон, из-под которого в толпу вглядываются внимательные глаза. В какой-то момент я поймал на себе его пристальный взгляд, и мне стало слегка не по себе. Чего это он на меня так уставился? Может, мой щит привлёк его внимание? Оно, впрочем, немудрено, когда я въехал в Париж, все встречные пялились на лик святого Януария, а некоторые даже не стеснялись спросить, что это и к чему вообще изображено? Но я вполне допускаю, что, прочитав таинственное письмо, подписанное святым Януарием, Сугерий, увидев ещё и щит с ликом мученика, тут же сопоставил что к чему, и сделал для себя некоторые выводы.
Блин, надо было приехать без щита… Хотя для рыцаря, когда вокруг все в полном вооружении и при параде, это явно невместно. Взял бы у кого-нибудь напрокат, ну или закрасил бы лик чем-нибудь легко смывающимся, да хоть мелом, что ли… А ещё проще чехол сшить! Ну да что уж теперь после драки кулаками махать, задним умом мы все сильны. Будем надеяться, что обойдётся без серьёзных последствий. В крайнем случае включу дурака, мол, ошибаетесь вы, господа хорошие, не за того меня принимаете, это всего лишь просто совпадение.
Чуть далее от Папы стоял ещё один аббат, настоятель монастыря Клерво Бернард Клервосский. Этот оказался прикинут куда наряднее. Опять же, со слов моего спутника, успел узнать, что монастырём Бернард руководит ровно тридцать лет, и благодаря его деятельности малочисленный цистерцианский орден стал одним из крупнейших во Франции. Бернард Клервосский участвовал в создании духовно-рыцарского ордена тамплиеров. А величайшим его достижением стала проповедь о Втором крестовом походе, произнесённая им год назад в Везле. Там он водрузил на Людовика крест, тем самым как бы благословляя монарха на святое деяние. Ну да, где-то мне попадалась на просторах "всемирной паутины" картина какого-то французского художника, где Святой Бернард в Везле призывает христиан к Крестовому походу.
А по правую руку от понтифика строго и торжественно взирал на толпу рыцарей архиепископ Парижский, преосвященный Теобальд. Примас французской Церкви и легат Папы Римского. Солидная должность, а так-то, по ходу, здесь собрался весь цвет европейского духовенства за исключением нашего Эмерика. Наверное, в Англии и Германии тоже имелись известные архиепископы, но они у себя, а Папа Римский здесь, в окружении Сугерия, Бернарда Клервосского и Теобальда.
Тем временем Евгений III перешёл к благословению рыцарей на подвиг во имя Христа. В общем, если свести к знаменателю им сказанное, то он призывал к тому же, к чему нас в Клермоне призывал парой недель ранее Эмерик. Освободим Святую землю от ярма сарацинского, защитим христианские святыни, не дадим в обиду Гроб Господень… Я даже не выдержал, смачно так зевнул под конец проповеди, чем вызвал недовольные взгляды куда более религиозно настроенных собратьев по оружию.
К счастью, на поединок меня никто не вызвал, иначе всё для меня могло закончиться весьма печально. Либо для моего соперника, так как я уже отнюдь не считал себя мальчиком для битья. Это было бы лучше, нежели преждевременно упокоиться, однако могло бы иметь не совсем приятные последствия вплоть до какой-нибудь кровной мести. Времена-то дикие, до цивилизованной Европы ещё не один век пройдёт. До цивилизованной… Вот когда случится эдакий крестовый поход наоборот, когда орды беженцев с арабского востока хлынут на континент, который начнёт превращаться в европейский халифат, тогда и начнётся пересмотр культурных ценностей. Как раз с отдельными эмиссарами будущего халифата и свела меня судьба в Париже XXI столетия, и встреча эта завершилась достаточно фатально.
Не будем о грустном, тем более что пора собираться в поход. Выход из Парижа организованной толпой завтра утром, а нас с Роландом уже со вчерашнего дня практически всё приготовлено. Среди самого главного, что мне удалось сделать, я считал превращение моих сушёных трав в измельчённую субстанцию. В итоге получилось несколько полотняных мешочков с горцем птичьим, бессмертником, душицей, чабрецом, шалфеем, девясилом, зверобоем, ромашкой, корнем аира, мать-и-мачехи, толокнянки, пижмы, тысячелистника… Сделал я и несколько наборов смеси трав, будучи уверен, что целебные свойства таких «наборов» в качестве укрепления иммунитета станут только сильнее. Ну и иван-чай, конечно же, приличный такой мешочек получился. Эти мешочки с травой я упаковал в кожаный бурдюк из качественной кожи, с какой-то специальной пропиткой, не пропускавшей влагу.
