Минут через семь-восемь из шатра вышел слуга.

— Прошу вас, доблестные шевалье, следовать за мной.

Мы миновали «переднюю», в которой впридачу к стоявшим снаружи дежурили ещё двое молодцев — эти просто с саблями на боках. Видно, «засадный полк». Оказалось, шатёр представлял собой целый дом из ткани, с несколькими «комнатами». Миновав ещё одну секцию, мы оказались в главной «комнате», обставленной, как и следовало ожидать, достаточно роскошно. Людовик восседал на небольшом троне, а рядом стоял граф Гийльом VII Молодой. Мы поклонились, а король благосклонно улыбнулся.

— Граф сказал, что у вас ко мне какое-то дело?

— Да, Ваше Величество, — сказал я. — Мы отнимем у вас буквально две минуты.

Выслушав предложение поднести королеве в подарок некую диковину, Людовик ничего не имел против, выразив лишь желание узнать, что это будет. Я попросил у короля позволения сохранить это в тайне, так как иначе это не будет сюрпризом. Но поклялся рыцарской честью, что подарок будет не хуже сделанного Его Величеству. Подумав, король согласился подождать до совместного обеда с венгерской королевской четой и кайзером, хотя было заметно, как ему непросто обуздать своё любопытство.

Откланявшись, мы вернулись к нашим палаткам. Я открыл сундук, сделанный Харальдом в Саарбрюккене, куда были уложены калейдоскопы после того, как мы «нашли» их в обозе Барзаги. Подумав, я выбрал два калейдоскопа, оклеенных обрезками серебряной фольги, что остались после изготовления зеркал.

Глядя на все мои манипуляции, Роланд поинтересовался, зачем я затеял это дарение? На что я объяснил, мол, прежде всего это нужно, чтобы отвлечь внимание от наших подзорных труб. Из семи штук у нас теперь только три, а если королевы захотят себе по трубе, то останется всего одна, чего совершенно недостаточно. А царственным особам отказывать не принято. Эти же «персидские диковины» женщинам должны быть куда интереснее подзорных труб. Ну и расположение двух королев нашей компании тоже совсем не помешает.

Моего друга эти аргументы убедили, и мы стали готовиться к королевскому обеду, переодеваясь из дорожных в парадные одёжки. С нами переодевались и Вим с Пьером, которые были нам нужны как переводчики с немецкого и латыни. Близнецы остались охранять палатки, причём по собственному желанию. Хоть они теперь причислены к благородным, и уже не слуги, а оруженосцы, но парни стесняются незнания светских манер и боятся выглядеть смешно в присутствии августейших особ. Надо бы найти им учителей этикета. Вот только где их взять? Может, Аргуэльясов попросить? Не люблю одалживаться, но нужно что-то придумать…

А если пошить им сценические костюмы? Самим ребятам это точно не по карману, а у нас и сукно есть, ещё из пиратских трофеев на Рейне, и шёлк из «наследства» Барзаги. Правда, испанцы гордые, как сам Сатана, но если обставить это как благодарность благородного дона за дружескую услугу, оказанную другими благородными донами и доньями, то наверняка согласятся. Они ведь на концерте «ВИА» должны достойно выглядеть. Надо только хороших портных и портних в Эстергоме найти, чтоб всё сделали быстро и качественно.

Наконец, собравшись, Роланд и я, в сопровождении оруженосцев, отправились к шатру кайзера Конрада, где происходил обед. Разнообразие блюд на прямоугольном, длиной метров пять столе впечатляло. Казалось, на столе не оставалось ни сантиметра свободного места — так плотно всё было заставлено блюдами и тарелками.

В этот день бог послал Александру Яковлевичу на обед бутылку зубровки, домашние грибки, форшмак из селедки, украинский борщ с мясом 1-го сорта, курицу с рисом и компот из сушеных яблок… Конечно, королевский обед заметно отличался от описанного Ильфом и Петровым в сторону большего разнообразия. Пироги с луком и горохом, кабанина, оленина, жареные индюки и цыплята под трюфельным соусом. Паштет из голубей, тарелки с нарезанными ломтями сыром и ветчиной, блюда с кусками белого хлеба. Стояли пузатые кувшины с элем, пивом и вином. Свежие фрукты с верхом наполняли две фарфоровые миски. Пахло специями, видно, не поскупились повара, а вернее, их хозяева.

Даже трём музыкантам нашлось место, которые в дальнем углу шатра пиликали что-то заунывное на своих виелах.

Если Алиенору я уже видел и даже имел честь быть представленным в Клерво как «изобретатель» полюбившихся королевской чете соуса «Клервез» и «Салата Крестоносца», в девичестве «Оливье» (кстати, он и здесь украшал стол, явно пользуясь успехом у кайзера и венгерских монархов), то королеву Фружину увидеть довелось впервые. Ефросинья Мстиславовна оказалась красивой девушкой лет семнадцати, блондинкой с зелёными глазами. Как по мне, так она красивее Алиеноры, хотя, конечно, на вкус и цвет… Одета королева была в лимонного цвета платье с золотой вышивкой, на голове белая накидка и небольшой золотой венец.

Гёза, в отличие от жены, с непокрытой головой, волосы прихвачены скромным серебряным обручем. Хотя именно этому королю Венгрия будет обязана одним из главных своих символов — короной Святого Иштвана. Нынешняя венгерская корона, существующая уже полтора века, которой Папа короновал первого венгерского короля Иштвана I Святого, похожа на грубый угловатый шлем варварских времён, с крестом на навершии. А несколько позже византийский император Мануил Комнин пришлёт королю Венгрии в знак союза, а заодно и с претензией на вассалитет корону совсем другого типа — широкий обруч, похожий на ломбардскую «железную корону», которую мы с Ольгой видели в Монце, городке — расположенном неподалёку от Милана. Этот обруч будет обильно украшен драгоценными камнями, с эмалями-финифтями и с подвесками с боков, как на императорском венце.

Гёза окажется в сложном положении. Носить корону, пожалованную как знак зависимости от Византии, ему не особо хотелось. Но и ссориться с императором, отвергнув его дар, он не желал. Однако хитроумный король найдёт выход, соединив две короны. Старый «шлем» он вставит в византийский «обруч», и получится новая корона, которая, строго говоря, уже не будет иметь отношения к подарку Мануила, так что Гёза и императора не обидел, и себя не уронил. Видел эту корону в Королевском Замке в Будапеште, в музейной экспозиции, и помню рассказ экскурсовода. Впрочем, это будет ещё нескоро, а пока пришло время подарков.

Поклонившись вместе с Роландом царственным особам, я сказал, что мы с моим другом шевалье дю Шатле хотим поднести доставшиеся нам диковины из Персии прекраснейшим королевам христианского мира, в знак преклонения. Куртуазия — наше всё! Затем мы взяли у оруженосцев калейдоскопы, завёрнутые в шёлковые, работы Лотты платки, и мой друг поднёс подарок Алиеноре, а я Фружине. С трудом удержался, чтобы не заговорить с ней по-русски.

Увы, ничего не выйдет. И палевно, и не поймёт меня внучка Мономаха. Для неё родной мне русский язык, как для меня привычные ей «есмя» и «понеже». Так что приходится пользоваться услугами Вима, который переводит мои слова на латынь. Фружина этим языком, в отличие от меня, владеет неплохо. Вим хоть и начал моё обучение языкам, но процесс ещё далёк от завершения.

После моего пояснения, как нужно пользоваться этими штуками, Алиенора чуть раньше, а следом за ней Фружина приложили калейдоскопы к глазу.

— Какая прелесть! — воскликнула Алиенора, не отнимая глаза от окуляра

— О, это божественно! — подхватила Фружина. — Кто это сделал?

Пришлось снова рассказывать, будто мы нашли эти калейдоскопы (название «подобрал» Вим, с моей подачи перебирая подходящие греческие слова, пока не прозвучали искомые «калос», «эйдос», «скопео»)[3] в обозе персидского купца, ставшего жертвой разбойников, а откуда он их взял — увы, неизвестно. Жёны монархов никак не могли отовраться от этих игрушек. Алиенора, которая была старше и опытнее, да и вообще более сдержанной, реагировала спокойнее. Зато Фружина восторгалась, как ребёнок. Конечно ни одна женщина, будь она даже «первой леди», не может удержаться от того, чтобы не похвастать перед другими женщинами эксклюзивной диковиной. Обе королевы то сами вертели «персидские вещицы» перед глазом, то давали это делать своим фрейлинам, пищавшим от восторга. Оба короля и кайзер тоже заинтересовались и, попросив у королев калейдоскопы, вертели их некоторое время, пока не пришли к выводу, что вещи, конечно, очень занятные, но военного значения не имеют, не то что рупоры и подзорные трубы.