В XIII в. происходит новый виток противоборства «священства» и «царства». Начало XIII в. — время правления Иннокентия III (1198–1216) — было настоящим апогеем развития папской монархии. Именно этот папа претворил в жизнь высказанные ранее идеи, прежнюю абстрактную теорию папской власти и стал истинным «викарием Христа». Никогда еще власть понтифика не стояла на такой высоте, как во время его правления. Он был настоящим посредником между Богом и двумя ветвями власти — светской и духовной. Неслучайно, характеризуя папскую власть, современники сравнивали ее с солнцем, отраженным светом которого представлялась власть мирская, или использовали метафоры «души» и «тела». Понтификат Иннокентия III был образцом успешного и эффективного правления. Папа стоял над вверенной ему Церковью, он полностью контролировал светских государей и обладал всей полнотой папской юрисдикции. Как и прежде, в XIII в. отношения Святого Престола со Священной Римской империей были напряженными. Новый претендент на императорскую корону Фридрих II Гогенштауфен, будучи сыном Генриха VI и королевы Сицилии Констанции, считался наследником не только Германии, но и Сицилии, которую папы всегда воспринимали как часть патримония св. Петра, что создавало дополнительные трения в отношениях между светским и духовным государями. В глазах папы Фридрих II, хотя и был избранным германским королем, но только понтифик путем коронации мог сделать его императором — ведь именно папы перенесли Империю из Константинополя на Запад в лице Карла Великого. Папа Иннокентий III по традиции видел в императоре лишь помощника Святого Престола в осуществлении универсальных целей Церкви. Борьба за верховенство в «христианской республике» продолжилась, и в ней, как мы увидим, Иннокентий III и его преемники прибегали к всегдашним мерам — отлучению, интердикту и даже низложению государя, преступая таким образом границы, разделяющие духовную и светскую власти. В конечном итоге к середине XIII в. растянувшийся на века конфликт «священства» и «царства» завершился падением Гогенштауфенов. Борьба двух важнейших в средневековом обществе институций, составлявших на самом деле нерасторжимое целое — Империи и папства — и сражавшихся за верховенство в христианском мире, закончилось. Империя перестала играть роль универсального общеевропейского фактора — она стала германским делом, а Европа как единое церковное государство завершила свое существование. Идея христианской теократии, столь характерной для Средневековья, миновала свой расцвет и пришла в упадок.

Отныне папство в своей борьбе за укрепление власти сталкивалось уже не с Гогенштауфенами, которые были его креатурой и одновременно универсальной силой средневекового общества, но с королями. Но если императоры разделяли с папством общие ценности — о едином церковном государстве, его провиденциальных целях и пр., — то правители династических монархий их откровенно отвергали. Политика понтификов, которая зиждилась на принципах универсальной христианской монархии, была неприемлемой для национальных монархий.

Начало XIV в. отмечено новыми столкновениями и между папством и светской властью — французской династией Капетингов, которая враждовала с понтификами подобно тому, как ранее боролись против них Гогенштауфены, — но теперь этот конфликт не имел даже отдаленного сходства с прежними коллизиями «священства» и «царства». Спор возник по поводу прав французского короля Филиппа IV собирать налоги с Церкви. Действия монарха вызвали жесткую реакцию папы Бонифация VIII, но на сей раз конфликт кончился полным поражением папы. Изданная в 1302 г. в связи с событиями папская булла Unam sanctam повторяла прежние папские аксиомы — в ней была высказана идея верховенства папской власти, со ссылками на теорию двух мечей, обосновывалась необходимость подчинения римскому первосвященнику ради спасения души, перечислялись все притязания папства, и пр. Это была поистине лебединая песня средневекового папства. Булла не возымела желаемого действия — на созванной Филиппом Красивым ассамблее 1302 г., впервые представлявшей все сословия, король потребовал суда над папой. В ответ Бонифаций VIII, подобно Григорию VII или Иннокентию III, грозился отлучить французского короля и освободить его подданных от присяги, но в результате — какой контраст! — был захвачен злейшими врагами из сеньориального дома Колонна в своей резиденции в Ананьи, где вскоре скончался после нанесенных ему оскорблений. Изложенные события знаменовали начало длительного процесса упадка папской власти…

На протяжении этой сложной эволюции папства, его борьбы за верховенство над мирскими государями, крестовый поход, как мы увидим, всегда оставался важнейшим средством расширения влияния Святого Престола, укрепления его политического авторитета. В это время только папа, используя свою «законную власть» (auctoritas principis) и опираясь на августиновскую идеологию справедливой войны, мог объявлять поход; организовывать проповедь; отпускать, основываясь на «власти ключей» (potestas clavium), грехи крестоносцам и во время очередной крестовой кампании возглавлять «христианскую республику». Как мы надеемся показать, эпоха крестовых походов была отмечена невиданным ростом власти понтификов, которые стремились осуществить идею единства христиан. Растущее влияние папства проявилось в это время во многих сферах жизни средневекового общества, и апогей крестоносного движения во многом совпадает с расцветом папской власти.

Глава 5

Западная Европа и латинский Восток в XII веке

Задуманный в конце XI в. папой Григорием VII план — организовать вооруженное паломничество на Восток с целью освобождения восточных христиан — удался. Важнейшим результатом Первого крестового похода, ставшего побочным продуктом клюнийской реформы, было завоевание Иерусалима, который отныне находился в руках христиан. После этого, казалось, не было нужды сражаться против неверных и оправдывать новые экспедиции на Восток. Впрочем, в 1101 г. произошла еще одна военная экспедиция, направленная против турок-сельджуков, в которой приняли участие многие рыцари, не выполнившие обет крестоносца в первой экспедиции и присоединившиеся к армиям воинов из Ломбардии, Франции и Священной Римской империи. То был своего рода арьергардный крестовый поход, впрочем, закончившийся бесславно. В памяти средневековых мирян все равно остались сиять события 1095–1099 гг. Победы крестоносцев во время этой экспедиции объяснялись, как мы видели, раздробленностью мусульманского мира — противоречиями между династией арабских халифов Фатимидов, контролировавших Египет и часть Палестины, с одной стороны, и династией тюркских эмиров Сельджукидов, которая накануне крестовых походов развалилась на соперничающие княжества, — с другой. Однако в начале XII в. ситуация на Ближнем Востоке принципиально изменилась. Инициативу взяли в свои руки сельджукские эмиры — атабеки Мосула, попытавшиеся объединить в борьбе с франками весь мусульманский мир. Во второй декаде XII в. эту борьбу возглавляет сельджукский военачальник Имад-ад-Дин Зенги, который стал основателем новой династии, правившей в ряде областей Сирии и Месопотамии в конце XI — середине XIII вв. Зенгиды проводят ряд удачных военных операций и в 1144 г. захватывают оставшуюся без защитников Эдессу. Это событие получило широкий резонанс как в мусульманском, так и прежде всего в христианском мире.

Западные христиане были потрясены случившимся и сразу же начали готовиться к новой экспедиции. 1 декабря 1144 г. папа Евгений III обнародовал свою знаменитую буллу Quantum praedecessores. Но случилось нечто необычное: инициативу в организации похода перехватил французский король Людовик VII, желавший принять обет крестоносца, дабы искупить свои неправедные деяния: в Бурже в декабре 1145 г., во время рождественских праздников, он объявил о своем намерении отправиться в Святую Землю. Его советник Сугерий холодно отнесся к его планам, и тогда король решил заручиться поддержкой знаменитого цистерцианского монаха и богослова св. Бернара Клервоского. Тот же заявил, что выскажет свое мнение только после того, как спросит совета у папы Евгения III, который, как мы уже знаем, был его учеником. Понтифик одобрил планы нового похода, и в результате 1 марта 1145 г. папская булла была переиздана. По существу это был первый настоящий папский документ, выпущенный в связи с крестоносным движением, и именно он послужил образцом для всех последующих энциклик — папских посланий. Булла, в которой понтифик обращался к королю, рыцарству и народу Франции, получила свое название по первым строкам текста. В них Евгений III сообщал: «Столько предшественники (Quantum praedecessores) наши, римские папы, трудились ради освобождения восточных христиан, мы узнали из их рассказов и записанных ими актов…»[58] Папа напоминал о первой крестоносной экспедиции и о «рвении предков» (strenuitas patruum), которые прославились своими подвигами, освобождая Гроб Господень и другие святыни, — он призвал мирян подражать примеру первых крестоносцев и защищать христианские приобретения на латинском Востоке. В папском документе были определены цели будущей экспедиции: как и в Первом крестовом походе, это борьба против неверных, захвативших христианские земли, а также защита восточной Церкви. Как и Урбан II в проповеди на Клермонском соборе, понтифик в своей булле не преминул рассказать об осквернении христианских святынь и попрании реликвий. Напомнив об убийстве архиепископа Эдессы и многих прелатов, Евгений III представил будущий поход как справедливую войну (helium justum), ведущуюся в ответ на агрессию иноверцев, представлявших угрозу святой Церкви и всему христианству. Сам же факт падения Эдессы он интерпретировал как наказание христиан за их неправедные деяния и решившим отправиться на Восток обещал отпущение грехов, подчеркивая тем самым спасительный характер экспедиции. Вместе с тем в булле нет ни слова о крестовом походе как каком-то новом церковном институте или новом движении. После событий в Эдессе папа Евгений III мучительно искал ответ на угрозу христианскому латинскому Востоку, по-видимому, и нашел его в том, чтобы повторить призыв Первого крестового похода.