Кроме этого, я видел и страшные ошибки. Ошибки, совершенные в этом зале из самых лучших побуждений и во имя благороднейших целей. Ошибки, которые честные и порядочные люди делали не реже, чем люди беспринципные и неразборчивые в средствах.
На другом конце зала Перикл Вальдек напрягся, но по-прежнему сидел с невозмутимым лицом.
— Дамы и господа, в 2246 году Законодательное собрание Земной Федерации совершило одну из таких ужасных ошибок, действуя из наилучших побуждений и вместе с тем следуя одному из наиболее низменных человеческих инстинктов. Оно приняло решение утвердить восемнадцатую директиву верховного командования ВКФ Земной Федерации, разрешившую уничтожить гражданское население Ригельского протектората.
Вновь повисла мертвая тишина. Мудрые глаза старца впились в лица депутатов.
— Мы убеждали себя в том, что у нас нет выбора, — негромко сказал Андерсон. — Мы говорили себе, что ригельцы безумны. Они населяли многочисленные миры и сражались с фанатичным упорством. Каждый житель Ригельского протектората ни в грош не ставил собственную жизнь. Для него не было более почетной смерти, чем гибель в бою с любыми существами, бросившими вызов превосходству ригельской расы. Победить их было практически невозможно: для оккупации их миров потребовалась бы колоссальная армия, а попытайся мы вторгнуться в ригельские миры, наши тогдашние потери, в тысячи раз превышавшие потери в этой войне, увеличились бы еще во много тысяч раз. Поэтому мы решили, что нам в любом случае придется перебить всех ригельцев.
Земная Федерация не стала жертвовать жизнями миллионов людей и миллионов наших союзников: орионцев, гормишей и жителей скопления Змееносца. Вместо этого она решила уничтожить многочисленные миры, населенные ригельцами, с помощью массированных бомбардировок, очень похожих на те, что фиванцы провели на Новом Бостоне (при звуке этих негромко произнесенных слов депутаты в зале напряглись), так как альтернативой этим бомбардировкам было уничтожение ригельцев одного за другим на их планетах, уничтожением, за которое нам пришлось бы заплатить огромным количеством человеческих жизней. — Андерсон вновь помолчал, чтобы у депутатов было время вдуматься в его слова, а потом наклонился к самому объективу. — Все эти соображения были крайне рациональны, но я лично присутствовал в этом зале, когда они обсуждались, и заметил, что решение о ядерной бомбардировке миров Ригельского протектората было принято по еще одной причине, о которой не говорили вслух. В лучшем случае о ней шептали, так как это делают сегодня. А причиной этой, дамы и господа, была жажда мести. — Андерсон прошипел последнее слово, глядя прямо на сидевшего в другом конце зала Оуэнса, который опустил глаза и прикусил губу. — Я не утверждаю, что мы могли бы поступить с ригельцами по-другому. Я не говорю, что нам нужно было искать иное решение. Я не сомневаюсь лишь в одном: даже если бы другое решение существовало, мы все равно бы к нему не прибегли!
Андерсон отчетливо проговорил последние слова, прозвучавшие в тишине зала как удары молота по наковальне. А голубые глаза старца метали молнии в зал с огромного экрана.
— Наши потери были огромны. Мы потеряли пятьсот тысяч человек в Среднем скоплении, восемь с половиной миллионов в Таннермане, миллиард триста миллионов в мире Ласса, еще миллиард — в Кодале. В Толе погиб миллиард орионцев, девяносто миллионов орионцев расстались с жизнью в Гозаль'Хире, а в Чилливальте — восемьсот пятьдесят тысяч жителей. Мы потеряли два миллиона военнослужащих, а у орионцев военных погибло намного больше. Что же нам оставалось делать?! Мы хотели не просто положить конец резне! Мы хотели отомстить… И отомстили!
Возможно, это было справедливо или, по крайней мере, неизбежно. Я хочу и стараюсь в это верить. Однако не все было так просто. Наши союзники из скопления Змееносца поняли это раньше других и отказались участвовать в бомбардировках. За это некоторые из нас обвиняли их в моральной трусости. Но потом, когда страсти улеглись, мы поняли, что они были правы.
Поэтому то же самое Законодательное собрание, что разрешило выполнить восемнадцатую директиву, составило проект Запрета на геноцид 2249 года. Оно сделало это не потому, что ужаснулось, без нужды уничтожив целую расу разумных существ, а потому, что боялось, что поспешило. Ведь оно одобрило директиву поспешно, к тому же обуреваемое ненавистью, а потом поняло, что так никогда и не узнает, была ли у него возможность поступить иначе. Запрет 2249 года не ставит уничтожение отдельных рас разумных существ вне закона. Он просто гласит, что такого рода действия должны быть одобрены двумя третями Депутатов Законодательного собрания.
Теперь мы будем платить за собственные ошибочные Решения тем, что будем целиком и полностью брать на себя ответственность за повторные решения такого рода. Я надеялся, — тихо проговорил Андерсон, — что, когда Законодательное собрание столкнется с необходимостью еще раз принимать такое решение, меня уже не будет в живых. Большинства моих тогдашних коллег-депутатов уже нет нас осталось очень мало, и, когда мы смотрим сейчас на Палату Миров и слушаем, что в ней говорят, мы слышим далекое эхо наших собственных голосов и голосов наших ушедших товарищей. Мы знаем, что думают и чувствуют те, кто призывает к мести, потому что мы думали и чувствовали то же самое.
Однако фиванцы не ригельцы. У них только одна звездная система, и не приходится говорить о миллиардных потерях во время штурма множества планет. При этом, независимо от того, безумны они или нет и нашло бы их безумие какое-нибудь другое выражение без вмешательства Алоиза Сен-Жюста и его спутников, религия, во имя которой они сражаются, все-таки действительно принесена им землянами. Возможно, фиванцы кажутся безумными, но разве человечество когда-то не вело безумные религиозные войны?! Сколько миллионов человек мы в свое время истребили «во имя Господа»?! Неужели наше трагическое прошлое ничему нас не научило?! А если мы вынесли из него урок, почему мы считаем, что фиванцы не способны учиться на своих ошибках?!
