Все мое спокойное житье оборвалось в одночасье. Я больше всего переживала, как бы не оказаться действительно замужем за боярином Андреем Сивым, а налетела совсем на другое…

Словно шла по яркому летнему лугу и вдруг провалилась в какую-то яму ужаса и отчаяния, из которой немедленно следовало выбраться, иначе засыплет. Почти установившееся душевное равновесие разом перечеркнул один сон…

Под окном слышался голос деда Трофима:

– Анеюшка, а скажи-ка ты мне, к чему бы мне ноне такой сон снился…

Что-то я не замечала, чтобы тетка снисходила до толкований кому-либо снов… Сейчас как глянет искоса, у деда Троима не только все желание разбираться в своих сновидениях, но и память отшибет, небось, не один сон, но и имя свое забудет. Анея так может…

Но… тетка спокойно выслушала рассказ деда о странном ночном видении, мол, перло на него прямиком какое-то чудище, лось не лось, повыше будет, ноги длинные, вроде как лошадиные, только крепче, морда не то овечья, но опять же на лошадь чем-то похожа, а главное, спина горбатая… Меня так и подмывало высунуть нос и сказать, что это верблюд, но не рискнула, кто знает, как отреагирует на мои познания Анея, не стоит выдавать, и без того уже многое продемонстрировала.

– Что это за чудище такое, а, Анеюшка?

– Есть такой зверь, верблюдом зовется, вроде нашей лошади купцы из дальних стран держат. Животина выносливая, крепкая. А с чего тебе приснился, не знаю… Сходи к Иллариону, поставь перед божницей свечку, может, пройдет?

Вот те раз! Мало того, что наша строгая тетка позволяет себя называть Анеюшкой, она еще и про верблюда все знает. Потом я вспомнила, что Анея жила в Рязани, наверное, там у купцов и видела, а до Козельска эти животины не доходили.

Мне в ту ночь тоже снился весьма странный и даже страшный сон, но я к Анее советоваться не пошла, наоборот, постаралась никому не подать вида, что мне дурно после увиденного…

Это была какая-то странная, жуткая картина. Я проснулась, не в силах поверить, что всего лишь снилось. Вокруг – наша с Лушей светелка, а мне все казалось, что я в степи в жилище страшного монгола. Говорят, те, кто летает во сне, растут. Я давно уже перестала расти (разве что в Лушкиных глазах), но этой ночью летала, испытывая от полета не удовольствие, а страх, настоящий, почти животный ужас. Потому что подо мной сначала была огромная равнина, по которой широкой черной лавой двигались всадники, тащились кибитки, мерно покачиваясь, вышагивали верблюды, шли пешие. Скрипели телеги, ржали кони, ревели верблюды, кричали люди… Эта масса заполонила всю землю, насколько хватало глаз.

Я то опускалась, подлетая к отдельным всадникам настолько, что были видны их грязные лица с узкими глазами, то поднималась, и тогда равнина внизу снова превращалась во множество движущихся точек, сливавшихся в единый страшный вал, готовый поглотить на своем пути все живое… Даже во сне я понимала, что это татарское войско, хотя узкоглазые рожи всадников на лица моих знакомых татар не походили вовсе.

У меня были приятели татары, я имела дела в Казани и прекрасно знала, что выглядят жители Татарстана совсем не так. Дело не в отмытости или одежде, лица другие – не широкие и не узкоглазые.

А потом я увидела большой желтый шатер и болтающееся над ним какое-то знамя со множеством концов и хвостов, развевающихся на ветру, и внезапно оказалась внутри прямо перед знатным монголом, судя по обилию позолоты и прочей дряни. Но разглядывать некогда, во сне иногда и не видишь, а точно знаешь, кто перед тобой и что вокруг. Очень хотелось впиться ногтями в его широкоскулую рожу и расцарапать ее до крови. Я не стала сдерживать себя в этом желании, мои ногти полоснули по физиономии, но, к сожалению, до глаз не дотянулись, оставив только следы на щеках. Монгол отшатнулся как от чего-то ужасного, а я, расхохотавшись, словно вылетела прочь. Правда, успела крикнуть на прощание:

– Я убью тебя!

Ну ведьма ведьмой, разве что метлы не хватало. Это уже слишком! Мало того, что провалилась в тринадцатый век, так еще и ночами летать стала. Так и на Лысую гору занести может.

Хорошо, что не закричала в действительности, но, проснувшись, долго лежала в темноте, с трудом переводя дыхание и едва удерживая готовое выскочить из груди сердце. Попыталась сообразить, не Хеллоуин ли нынче, но не смогла толком вспомнить, когда он, кажется, в самом конце октября. Мировые ведьмы здесь ни при чем, это дело рук местных.

Во сне я, несомненно, видела Батыево войско и его самого. А он испугался… ох, как испугался… Может, повернет в сторону? Ради такого случая я готова была испытать ночной кошмар еще раз, пролететь над его туменами, поорать по пути, а потом по-настоящему, куда крепче вцепиться в рожу хана и расцарапать ее до безобразия.

Если бы я знала, что происходило с самим Батыем…

Из предыдущего похода на запад Субедейбагатур вернулся покалеченным, у него остался один глаз, но полководец видел и одним достаточно хорошо, к тому же прозорливости это не мешало. Он прекрасно понял, что потомки Великого Потрясателя Вселенной не годятся Чингисхану и в подметки, что они быстро перегрызутся между собой и попросту развалят огромную империю, собранную Темуджином. И еще понял, что никогда не простит булгарам своей калечности и обязательно вернется к богатым уруским землям.

Они не собирались гоняться за Мухаммедом так далеко и так долго, просто иначе не получалось. А помимо Мухаммеда пришлось разорить и земли тех кипчаков, которые звали себя половцами. Их глупый хан Котян попытался удрать на запад, призвав на помощь князей урусов, с которыми то враждовал, то роднился. На родственные связи половецкого хана Субедею было наплевать, а вот урусы легко поддались на провокацию, вышли за его туменами в степь и долго догоняли, пока не дошли до самой Калки. Все получилось, как было задумано – монголы заманили урусов в выгодное место и там наголову разбили, использовав их несогласованность в действиях.

Воспользоваться плодами своей победы Субедей не смог, в его распоряжении было слишком мало сил, пришлось вернуться. На обратном пути его тумены получили сильнейший отпор от булгар, которые выступили единой силой, монголы были серьезно биты, а сам Субедей даже ранен. Но он меньше думал о ранении и наказании булгар, чем о том, что урусы неспособны договориться меж собой. В уруские земли отправились один за другим лазутчики, большинство под видом купцов. Все сведения, которые они приносили, говорили об одном: единства среди правителей богатейших земель нет. Они дерутся друг с дружкой, сжигая целые города и уводя людей в плен.

Не воспользоваться этим было нелепо. Но Субедей не мог просто собрать тумен и пойти воевать с урусами, ему было нужно огромное войско, десятки туменов, чтобы навсегда покорить богатейшие земли. Кроме того, это далеко от Каракорума, там можно основать свою собственную империю, такую, чтоб в ней правил один из царевичей, а в действительности сам Субедей. Полководец даже нашел такого царевича – это был любимый внук Чингисхана, не любимый остальными, Бату Из этого царевича будет толк, это не любитель выпить Гуюк, очень похожий таким пагубным пристрастием на своего отца Угедея, это не болтун Мунке, не слабый младший сын Чингиса Кюлькан… И ничего, что Бату даже в своей семье не старший из царевичей, не всегда сила за самым старшим, с его, Субедея, помощью Бату добьется своего. Если, конечно, будет во всем слушать мудрого наставника. Бату слушал…

День за днем постепенно, осторожно Субедей вдалбливал нужные мысли в голову своего воспитанника, пока Бату не проникся ими. Конечно, монголы всегда воевали на юге и юго-востоке против соседних племен, этого вполне хватало, поднять целое войско в поход на запад очень трудно, требовалось решение многих людей. Но Субедей умел ждать и готовиться… А еще рассчитать, кто пойдет во главе, чтобы поход не превратился в набег, а стал настоящим завоеванием, подобным тому, какие совершал Потрясатель Вселенной.