Князь Юрий Игоревич с дружиной тоже выехал на Воронеж (это, наверное, и было «как бог даст»), где решено дать битву Батыеву войску Смешно, вас одни верблюды заплюют, у них этих животных столько, что если каждый по разу плюнет, то не одна бочка наберется. На молебне перед выходом епископа не было, служил его кто-то другой, видно, рангом поменьше. Вот оно – гнилое нутро.

Как только стало известно, что князь выехал, побежало все. Последние кони вытаскивали последние возы, кто лошади не имел, санки тащил сам. Если учесть, что сильные взрослые мужики (Терентий не в счет) отправились с княжьей дружиной, то в городе оставались только калеки вроде Николы, деды вроде Ефрема и женщины с детьми. Мы получались самыми типичными представителями Рязани, которую вот-вот осадят ордынцы. Если, конечно, наши бой проиграют, в чем лично я не сомневалась. Кто будет защищать осажденный город, если не вернется никто из дружинников? Неудивительно, что его и осаждать долго не понадобится, пяти дней с оставшейся силой вполне хватит.

И снова мела метель, снова уходили в снежную круговерть люди, тащили мычащий скот (чем кормить собирались, или просто зарежут, чтоб врагу не досталось?), несли узлы и детей на руках. В воротах оборачивались, истово крестились на купола соборов, кланялись городу и отправлялись в снежную пелену. Те, кто позажиточней, давно унесли ноги или утащили все самое ценное, чтобы спрятать в дальних схронах. Так поступил Терентий, но вернулся, чтобы добрать остальное. Свара с холопами снова уехала, а он все тянул, как и я. Чего жалел теперь-то, сож женные дрова, что ли? Вроде уж все вывез, по пустому дому ветер гулял.

А я чего жалела и тянула? Чего я ждала? Давно пора уехать, даже если на Воронеже одержана победа, то едва ли князь Роман приедет в Рязань, у него есть своя Коломна. Если буду нужна, то найдет. Сейчас Роману не до меня, а вот Вятич может не дождаться, да и до Михайловки еще нужно добраться.

Ладно, решено, завтра с утра отправляюсь… Все уберу, закрою и уйду. Состояние, конечно, ужасное, потому что свои оставались в Рязани, но что я могла поделать? Упрямая Авдотья наотрез отказалась ехать, утверждая, что рязанские стены выдержат все, столько простояли и еще столько же простоят. Я поймала себя на том, что просто придумываю повод, чтобы не уезжать. И непонятно, чего было в этом нежелании покидать Рязань больше – желания еще раз увидеть Романа, убедиться, что ему все удалось, или попытка придумать, как спасти своих, ну хотя бы Маняшу.

Олену не довезешь, она слишком круглая, Авдотья уперлась как осел, Никола тоже на своей культе далеко не ускачет, но хотя бы Маньку с Жданом я могу усадить на коня впереди себя! Придумав такой, как мне казалось, идеальный выход, я даже повеселела. Сегодня же надо идти в город и собирать малышей, чтобы не замерзли по дороге. Ничего, до Михайловки доберемся, а там Ждана (он побольше) посадит перед собой Вятич, а Маньку повезу я. Надо только наехать на Авдотью покруче, чтоб не помешала увезти детей.

Я уже собирала вещички, как вдруг услышала… Чего это они звонят, вроде никакого праздника нет? Но колокольный звон продолжался. Немного погодя я сообразила прислушаться. Что это, никак колокол вечевой, причем набат?! Показалось? Нет, не показалось, к одному колоколу присоединился второй, потом еще. На звоннице рязанских соборов били набат! Означать это могло только одно: беда. Не одеваясь, выскочила на крыльцо и обомлела – в воротах стояли Манька и Олена, побелевшие от ужаса губы которой выдохнули только одно слово:

– Татары!

Я оглянулась на реку и обомлела, там черная масса буквально затапливала противоположный берег реки. Еще чуть, и она хлынет на этот.

– Какого черта вы здесь?! Бегом за стену! Маня, бегите!

Я метнулась в дом схватить хоть какую-то одежду, выскочила, на ходу натягивая тулуп и держа плат под мышкой. Машинально нащупала головную повязку, уже привыкла, что совсем простоволосой боярышне не подобает быть. Дверь закрывать ни к чему, все равно через час дом сгорит, только отцепить собаку, чтобы убежала. С крыльца метнулась к привязи и тут увидела, что Олена и Маня никуда не делись, Олена присела, схватившись руками за живот, а Маняша растерянно топчется рядом.

Отцепив пса, бросилась к ним:

– Что, Олена?! Надо бежать! Маня, беги ты, мы догоним.

Девочка замотала головой. Было ясно, что тетка не только бежать, и ковылять-то не сможет. Я в тоске оглянулась: ни санок, ничего… Решение пришло неожиданно, пусть оно было нелепым, но это решение. Рванув с козел большущий куль, в котором недавно была мука, я бросила его на землю и скомандовала:

– Залезайте внутрь, живо!

– Спрятаться? – робко поинтересовалась Олена.

– Лезь! – заорала я. – Маня, и ты лезь, быстро!

Они торопливо и бестолково тыкались в куль, пришлось довольно грубо просто затолкать, я схватила куль за угол и поволокла прямо по земле, благо по снегу скользило приемлемо. Но выскочив на улицу, поняла, что все бесполезно, еще чуть – и городские ворота закроют, добежать до них я могла бы в одиночку, но не с тяжелым кулем.

Мимо рысцой пробежал Терентий. Вот зараза, нет чтоб помочь, так едва не сбил с ног. Понятно, своя задница ближе к телу! Я уже понимала, что не добегу, но не сдаваться же.

Вдруг сзади услышала голос:

– Девонька, брось ты это барахло, не успеешь…

– Это… не барахло… там люди…

Мужик понял все мгновенно, схватился за второй угол куля и скомандовал:

– Бегом, не то все пропадем!

Мы бежали из последних сил, Олена в мешке перестала стонать, оттуда только время от времени доносилось чихание, все же они с Манькой сидели в муке. Я мысленно молила охрану у ворот:

– Только не закрывайте, миленькие, только не закрывайте!

Хотя прекрасно понимала, что если мы не успеем, ворота закроются. Рисковать тысячами жизней ради спасения нескольких никто не станет. Их действительно уже начали закрывать, остался проход на одного человека…

От ворот крикнули:

– Брось куль!

Ответил помогавший мне мужик:

– В нем люди!

Охрана тоже поняла все мгновенно, из ворот выскочили двое, один, оттолкнув меня, схватился за угол куля, а второй за шиворот моего тулупчика. Меня саму буквально заволокли в ворота, потому что собственные ноги уже не двигались. Ворота закрылись почти перед мордами монгольских коней. Снаружи в них застучали стрелы. Охрана бросилась укреплять засовы, а я сидела, привалившись к чему-то, и истерически хохотала от перенесенного стресса.

Рядом валялся куль, из которого наконец выползла Манька.

– Олена, ты жива?

Я не смогла встать и просто подползла к кулю. Тетка отозвалась слабым голосом:

– Да…

Ничего не нужно объяснять – за кулем на снегу оставался розовый след. Олене снова не удалось родить сильного наследника… Хотя какая теперь разница, я-то уже знала будущее.

Вдруг меня взяла злость: ни хрена! Я не дам сбыться худшему!

– Мужики, помогите дотащить женщину до дому, здесь недалеко.

Олену не стали поднимать или заталкивать обратно в ее нелепое средство передвижения, просто подхватили под мышки и потащили по снегу. За ее подолом, перепачканным мукой, все же тянулся кровяной след. От ворот их двора навстречу уже ковылял Никола, мчалась Авдотья:

– О господи! Ой, боже мой!

Никола прикрикнул на жену:

– Не мельтеши!

Бедную Олену уложили на лавку, Ждан убежал за повитухой… Ощущение было ужасным, ведь Олена, скорее всего, потеряет ребенка из-за того, что я тащила ее вот так волоком. Но что я могла поделать? Бросить ее рожать саму в доме или остаться погибать рядом?

– Оленушка, прости, я не могла тащить тебя иначе, просто не успела бы.

Страдалица слабо улыбнулась:

– Ты нас с Манькой и так спасла. Как и дотащи ла-то?

– Я не одна, мне мужик помог. Мужики…

У Олены начались преждевременные роды, после трех часов мучений она произвела на свет, вопреки обещаниям повитух, девочку, но такую маленькую и слабенькую, что сразу стало ясно – вряд ли выживет. Но, обмыв и туго запеленав малышку, ее положили матери под грудь, и девочка начала сосать. Повитуха внимательно наблюдала за тем, как она это делает, однако, видно, ничего не поняла, только пожала плечами: