Зима еще не отступила окончательно – на Севере она всегда напоминала о себе. Тонкий слой снега по-прежнему укрывал землю, пусть даже весеннее тепло согревало ее с каждым днем.

Но на белом фоне еще ярче сияли цветные ленты и ранние цветы, брошенные горожанами. На могучих каменных стенах развевались флаги, а звонкий напев труб, казалось, возвещал приход весны.

Отступившей зиме в Белостенье всегда радовались; вместе с холодом уходили пронизывающие ветра, длинные ночи и жуткие тени за воротами. Жизнь не становилась намного легче – Север всегда оставался суров к людям, – но хотя бы виделась более простой и безопасной.

Первый день Восходящей Земли всегда отмечался праздником во всем городе – и не только из-за весны. Именно в этот день отправлялись в путь ежегодные экспедиции, караваны йеддимов, груженных камнями, строительными инструментами и принадлежностями для обрядов.

Такой караван и покидал сейчас ворота Белостенья; казалось, люди в нем не замечают праздника вокруг, полностью посвятив внимание работе. Рабочие размещались в фургонах, погонщики лишний раз проверяли – не захромал ли кто из йеддимов. Стражи Белостенья и наемники занимали места вокруг, уже сейчас готовясь отразить любую опасность.

Высокий светловолосый человек прохаживался вдоль каравана, пристроив на плече тяжелое, окованное железом копье и наблюдая за суетой. Он мимоходом посоветовал рабочему переложить мешок подальше, бросил взгляд на молодого Стража.

– Меч передвинь чуть ближе. Так легче будет выхватить в случае чего.

– Да, мастер Лагерфай, – отозвался юноша, слегка робея под пристальным взглядом темных глаз, напоминавших озера.

Сравнение было даже более верным, чем могло показаться сходу: Лагерфай был Возвышенным, дракорожденным стихии Воды. В Белостенье он жил с прошедшей осени, и уже успел завоевать себе репутацию схватками с нежитью, а однажды сразил проникшего в город обманом фейри. Предложения вступить в Стражу Лагерфай пока вежливо отклонял, полагая, что в роли свободного охотника за чудовищами принесет больше пользы. Но вот от участия в очередной хризантемовой экспедиции не отказался.

– Все! – объявил Толанд Ольсон, могучий и почти лысый белостенец, возглавлявший караван. – Выдвигаемся, и так время потеряли.

Под короткие команды погонщиков и тяжелый топот йеддимов караван двинулся прочь из ворот, по безупречно чистому камню. Сотворенная еще в Первую Эпоху дорога оказалась неподвластна времени, и до сих пор не нуждалась в настоящем ремонте и тянулась до самого побережья.

Лагерфай неспешно прошел до головного йеддима, рядом с которым и собирался держаться. Сейчас еще не нужно было следить за окружающим – караван не успел отойти даже от города, а в истинно опасные места прибыл лишь бы через пару недель. Но Водный все равно предпочитал оставаться настороже – так было проще.

Оглядываясь на спутников, Лагерфай философски подумал, что белостенцы – странный народ. С одной стороны – обычные городские жители, непривычные к странствиям, в отличие от него самого. С другой – эти горожане многие века выживали бок о бок с созданиями тьмы, причем успешно отбивались. Да и к существам сверхъестественным отношение интересное.

Сам Лагерфай не был воспитан в Безупречной Вере, хотя и слышал о ней немало. Собратья-дракорожденные ему были более чем привычны, других пока не встречал, но предпочитал не судить заочно. А вот белостенцы легко принимали и дракорожденных, и соларов – несмотря на недовольство Царства. Говорили, что за последние лет пять в городе появилось сразу два солара, но Лагерфай их не встречал, даже если слухи и были правдивы.

Лунаров в Белостенье не пускали, правда. Во всяком случае, Лагерфай не слышал, чтобы их тут хотя бы одобряли; конечно, и он сам о лунарах знал немного.

– Эй там, впереди! – отвлек Лагерфая возглас Ольсона. – Дорогу уступите! Караван, в шеренгу!

Лагерфай вгляделся в путешественника, поспешно откатившего фургон к самой обочине: нет, вроде обычный человек. Оглянулся на йеддимов: погонщики пристроили их за главным зверем, давая дорогу новому гостю.

Тот благодарно кивнул, проезжая мимо, затем снова завертел головой, словно не привык еще к Дороге. Лагерфай усмехнулся: можно было понять.

Дорога Странника впечатляла любого, кто ступал на нее. Двадцать ярдов в ширину, чистый белый гранит, неподвластный стихиям; через каждые сорок ярдов высились увенчанные полумесяцами колонны. Великая дорога тянулась почти на пятьсот миль, прямым лучом проходя от побережья до ворот Белостенья.

И пролегала она зачастую по неприятным местам. Белая черта пересекала Топь Марамы, исполинскую тенеземлю, один из главных оплотов нежити на Севере. Призраки и ходячие мертвецы не могли просто так ступить на Дорогу – чары древнего пути были властны и над ними. Но тот, кто сходил с белого гранита, становился их добычей; вдобавок сама тенеземля несла разлитую в воздухе опасность, касаясь людей смертным холодом.

Решение белостенцы все же нашли; вернее, не сами белостенцы, а их правители-Синдики. Лагерфай до сих пор не привык к мысли, что городом напрямую правят боги, но признавал: справляются они неплохо. Вот как с тенеземлей: по замыслу и приказу Синдиков вдоль Дороги были воздвинуты маленькие храмы, защищающие людей от нежити и постепенно отодвигающие границы тенеземель прочь.

Они получили название храмов сияющей хризантемы. Каждую зиму нежить старалась уничтожить их, круша стены и разбивая опоры; каждую весну белостенские экспедиции отстраивали храмы заново.

Сейчас Лагерфай шагал именно в такой экспедиции.

Йеддимы медленно шли, но и медленно уставали – и потому проходили за день ничуть не меньше, чем более быстрые животные. Лагерфай нередко поражался выносливости косматых зверей, способных поспорить с мамонтами – хотя, конечно, крепки они были по смертным меркам. Сам он привык шагать без устали и подольше – как и многие Возвышенные.

Стражи-разведчики постоянно отделялись от каравана и возвращались обратно, принося вести – никого не видно. Никто и не сомневался, что днем призраки не появятся, но дисциплина есть дисциплина.

Лагерфай по-прежнему шагал рядом с йеддимом Ольсона, глядя вперед. Ворона… нет, летит мимо и даже не глядит в сторону каравана; значит, не немиссар. Темная груда у дороги – камни, не труп. Дерево, с которого…

А. Ну вот, опять.

– Нарушитель, – сообщил Лагерфай, указав копьем.

– Что?.. – Толанд пригляделся к колонне впереди и покачал головой.

На старом придорожном дереве висел человек; петля плотно охватывала шею и труп слегка раскачивался на ветру.

– Рольт! Кайда! – позвал глава каравана ближайших Стражей. – Снимите этого, обеспечьте костер. Он уже свое получил.

Лагерфай потерял к повешенному интерес, перевел взгляд на другую сторону, лишь мимоходом подумав о том, что в мире не переводятся глупцы.

Самым важным свойством Дороги Странника была отнюдь не прочность или чистота. Вплетенные в нее древние чары не давали никому из ступивших на белый гранит причинять вред другим путникам – и это касалось не только людей, но и гостей из Нижнего Мира и Вильда; поговаривали, что и боги с демонами не избегнут принуждения к миру. Нарушителя ждала смерть от его же собственных рук – как и случилось с этим путешественником. Видимо, попытался кого-то ограбить или просто напал – и закон Дороги вынес приговор.

Если бы эти чары еще и защищали тех, кто выходил за пределы Дороги… Тогда бы работа экспедиции стала куда проще. С другой стороны – тогда бы и нежить придумала нечто новое.

«Может, и я бы тогда не понадобился», – подумал Лагерфай. Но тут же усмехнулся – это вряд ли.

Слишком уж много на свете чудовищ.

Неспешная поступь йеддимов подвела их к первым храмам через три дня. Лагерфай с интересом понаблюдал за тем, как ремесленники быстро и умело управляются с ремонтом: заново отстраивают белые стены, восстанавливают святые символы внутри и покрывают наружную поверхность защитными рисунками. Эти храмы не так уж и пострадали – они находились в десятках миль от Топи.