В этот момент луч бледного весеннего солнца проник на узкую улицу и озарил лицо молодой женщины. Матюрина охнула, отступила назад и перекрестилась.

– Господь всемогущий! Это невозможно! Мадемуазель...

– Никаких имен! – прошептал Жоэль Жуан. – Идем в дом, там и поговорим.

Он властно отогнал всех любопытных, которые собирались пробраться следом за носилками в дом. Процессия направилась к величественной лестнице из резного дерева, которую венчала носовая фигура с корабля «Фортуна», очищенная от морской соли и блестевшая от воска. Отец Анны-Лауры установил ее здесь как символ счастливой судьбы и богатства.

Бина шла впереди и открывала двери людям, которые несли госпожу де Лодрен. За ними шли Лаура, Матюрина и старые слуги, которые посматривали на молодую госпожу с радостью и опаской, стараясь держаться от нее на некотором расстоянии, словно она была неземным существом, вернувшимся с того света. Все молчали. Были слышны только звуки шагов по паркету и стоны Марии, которую несли в ее спальню.

Устройство комнаты было суровым, величественным, но совершенно не женственным – Мария де Лодрен, став «судовладельцем», довольствовалась тем, что просто заняла спальню мужа. Стараясь не глядеть по сторонам, Лаура щедро отблагодарила мужчин, которые принесли ее мать. Одним из них и был тот рыбак, что нашел Марию на берегу. Мужчины покраснели от удовольствия, когда она дала им немного золота и горячо поблагодарила их, отлично зная, что эти люди спасли ее мать из старой морской солидарности, а не ради наживы.

Потом Лаура вернулась к постели матери. Матюрина и Бина, уложив хозяйку, большими ножницами разрезали на ней порванную и мокрую одежду. У Марии де Лодрен, должно быть, было множество переломов, потому что, несмотря на обморок, она все время стонала и дышала с трудом.

Внешне новая госпожа де Понталек ничем не была похожа на свою дочь. Брюнетка, маленького роста, хрупкого сложения, она при этом обладала врожденной гордостью и сильной волей, что позволяло ей справляться с самыми упрямыми капитанами. Все знали, что Мария де Лодрен умна и справедлива, но если она принимала решение, заставить ее изменить его не представлялось возможным. Несмотря на то, что лицо Марии приобрело суровое выражение из-за привычки распоряжаться, оно сохранило следы красоты, которая расцветает под испанским солнцем, а не среди бретонских туманов. Именно от нее Лаура унаследовала большие черные глаза, такие глубокие и выразительные.

– Что же могло произойти? – все причитала Матюрина, смывая засохшую кровь с многочисленных ран. – А этот прекрасный господин, его где носит?

Вспомнив, кто помогает ей, она подняла на Лауру печальный взгляд.

– Прошу прощения, мадемуазель Анна-Лаура, мне, наверное, не следовало этого говорить...

– Почему? Из-за того лишь, что этот человек был моим мужем, прежде чем стать мужем моей матери? Вы не сможете сказать о нем и сотой доли того плохого, что могла бы сказать я. Я от всей души надеюсь, что он утонул. По всей вероятности, произошло кораблекрушение...

– Море волновалось этой ночью, но не слишком сильно, – раздался голос доктора, которого привел слуга. – И Тюдаль, рыбак, который нашел мадам де Понталек, не видел никаких следов кораблекрушения. А это по меньшей мере странно, не так ли? Ну что ж, посмотрим, что мы имеем...

Лаура хорошо знала доктора Пельрэна, который лечил членов семьи Лодрен еще до ее появления на свет. Это был старый корабельный врач, он много плавал, много видел и многое запомнил. Из своих путешествий Пельрэн привез обширные познания, которые сослужили ему хорошую службу, когда в тридцать лет он был списан с корабля из-за ранения колена, сделавшего его хромым.

Доктор снял плащ и начал осматривать пациентку, больше не обращая ни на кого внимания. Его короткие, но очень легкие пальцы пробегали по телу пострадавшей. Чем дольше длился осмотр, тем мрачнее становилось его лицо.

– У нее множественные переломы, но хуже всего то, что вдавлена грудная клетка. Из-за этого она так тяжело и шумно дышит. Может быть, к лучшему, что она без сознания. Я могу только накачать ее опиумом и поставить на место сломанные кости ног. Больше я ничем не в силах ей помочь.

– Вы хотите сказать, что моя мать умрет?

При этих словах доктор Пельрэн поднял голову и в замешательстве посмотрел на юное лицо по другую сторону кровати.

– Малышка Анна-Лаура! – наконец воскликнул он. – Так вы не погибли?!

– Как видите, нет.

– Но ведь именно за вашего мужа госпожа де Лодрен вышла замуж несколько недель назад. Говорили, что вас казнили перед тюрьмой Форс вместе с несчастной принцессой Ламбаль.

– И все-таки я жива... Но я сделала все, чтобы меня соч-ли мертвой. Особенно это относилось к господину де Понталеку. Он приложил столько усилий к тому, чтобы остаться вдовцом, что я решила доставить ему это удовольствие, – горько пошутила молодая женщина. – Разумеется, я и подумать не могла о том, что он воспользуется случаем и женится на моей матери!

– Он в самом деле пытался вас убить?

– И не однажды.

Доктор Пельрэн пожал плечами.

– Это меня не удивляет. Понталек – дурной человек, во всяком случае, я его всегда таковым считал. Но... в нем столько обаяния, что, несмотря на все мои попытки отговорить вашу мать от этого брака, она осталась глуха к моим словам. Вы же знаете, какой она бывала, если что-то вобьет себе в голову! Кстати, а где же ее супруг?

– Мне известно лишь то, что они вместе с моей матерью отплыли ночью на Джерси, – ответила Лаура. – Возможно, он утонул.

– Вы в это верите?

Лаура тяжело вздохнула.

– Хотелось бы верить всей душой, но...

– Я тоже в этом сомневаюсь. Нет сведений ни об одном кораблекрушении в районе между Сен-Мало и Канкалем.

– Тогда скажите мне, как она могла очутиться на берегу в таком состоянии?

Доктор задумчиво покачал головой и снова принялся за работу; Лаура отошла от кровати, чтобы не мешать ему.

Почти целый час ни звука не раздавалось из-за тяжелых пурпурных бархатных занавесок. Иногда Мария тихо стонала, но глаза ее оставались закрытыми, а дыхание становилось все слабее. Когда все было закончено и пациентка перевязана, Пельрэн подошел к Лауре.

– Вы приехали сюда, чтобы официально известить всех о вашем воскрешении?

– Пока еще не знаю. До этого момента я жила под вымышленным именем и пользовалась придуманной биографией.

– Тогда вот вам мой совет – сохраните их. И заставьте ваших слуг молчать.

– За кого вы нас принимаете, доктор? – возмутилась Матюрина.

– Я говорил не о вас. – Пельрэн добродушно похлопал ее по плечу. – Но мадемуазель Анне-Лауре угрожает серьезная опасность... Как вас теперь зовут?

– Я Лаура Адамс, из Бостона, штат Массачусетс.

– Американка? Неплохая идея. Вот и оставайтесь ею до тех пор, пока мы не будем уверены в смерти Понталека.

– Пожалуй, я так и сделаю. Но я останусь здесь до конца, – добавила она, глядя на мать.

– Тогда – двери на замок, моя дорогая девочка! Я не думаю, что это затянется. Утром я снова вас навещу.

– Анна-Лаура...

Голос звучал тихо, но ему удалось прорваться сквозь тревожный сон, в который погрузилась Лаура после полуночи. Она выпрямилась в своем кресле, стоящем у кровати матери, и увидела, что Мария смотрит на нее, чуть повернув голову на подушке. Лаура мгновенно вскочила и опустилась на колени у постели.

– Матушка! – прошептала она, не чувствуя, что слезы текут у нее по щекам. – Вы меня узнали?

– Мать... всегда узнает... своего ребенка. Даже... такая мать... как я. Мне... хочется... пить...

На столике у кровати в медном чайничке осталось немного липового чая. Лаура добавила в него ложку меда и, подсунув руку под подушку, приподняла больную. Мать показалась ей совсем легкой.

Мария сделала несколько глотков, потом откинулась назад.

– Вы чувствуете себя лучше?

– Нет... Каждый глоток воздуха... дается мне с трудом. У меня... мало времени, дитя мое. Я... слышала ваш разговор... с доктором... но не могла говорить. Теперь я понимаю, что... вышла замуж... за преступника.