– Разумеется, я с вами! Но, видишь ли, мои братья в Конвенте и в Якобинском клубе...

– Есть люди, которых тебе будет очень трудно убедить в том, что ты доводишься им братом. Они не молчат, и с каждым днем все больше становится тех, кто уверен, что ты всего лишь паршивая овца в стаде. Конечно, не исключено, что это просто полоса неудач, и когда эти люди умрут, ты сможешь жить спокойно... Но при условии, что ты сам к тому времени останешься в живых.

– Что ты хочешь этим сказать? Что это за угрозы?

– Я тебе не угрожаю. Просто советую спрятать свои богатства понадежнее и самому убраться из Парижа подальше. Разве ты не видишь, что начинается контрреволюция? Если хочешь, я расскажу тебе, что произойдет в ближайшем будущем. Очень скоро все члены Конвента взойдут на эшафот – кроме наших друзей, разумеется. Мы давно уже стараемся изнутри разрушить Конвент, и ты, кстати, нам в этом очень помог. Потом начнется резня комиссаров в армии, против которых готовят обвинения в военном ведомстве. Если не удастся доказать продажность самого Робеспьера, то мы докажем, что можно купить людей из ближайшего его окружения, и все они кончат жизнь на плахе. Ну, а когда в провинции узнают, что депутатов отправляют на гильотину, им не найдется замены. Никто не захочет рисковать. От Конвента останется всего лишь кучка людей, никому не известных и всеми презираемых. Ими будут пользоваться или при необходимости распустят. Боюсь, что и ты не избегнешь общей участи. Если тебя не успеют казнить санкюлоты как пособника контрреволюции, тебя отправят на гильотину наши люди вместе с другими членами Конвента.

Закончив свое предсказание, Жюльен Тулузский выпрямился во весь свой немалый рост, и его указующий перст уперся в Шабо. Бывший священник отлично играл роль ангела-мстителя. Шабо сдался.

– Мне все это снится! Это невозможно! Какой кошмар! Почему все должно произойти именно так?

– Потому что не ты один был куплен, дружок, – неожиданно ласково ответил Жюльен. – Запомни, что, кроме нас, всюду есть еще агенты Питта. Они в Коммуне, в армии, в военном министерстве...

Из груди Шабо вырвался крик ужаса. Питт! Произнести это имя – все равно что вызвать Антихриста! Неужели он стал одним из его пособников?

– Но что же мне делать? – В голосе Шабо прозвучали умоляющие нотки.

– Я тебе уже сказал. Уезжай и увози свое добро, пока тебя не заклеймили если не как шпиона Питта, то как австрийского агента. Не забывай, что ты спишь с женщиной, которая была любовницей австрийского императора!

Жюльен Тулузский не торопясь покинул особняк братьев Фрей, оставив своего «друга» совершенно раздавленным...

Целые сутки Шабо не выходил из своей комнаты, почти не ел, много пил и, что было уж совсем необычным, обрушился с руганью на Леопольдину, когда та решила поинтересоваться причиной такого странного поведения. Шабо не представлял, на каком он свете находится, он потерял все привычные ориентиры. Что делать? Как выпутаться из ситуации, в которую он попал, очарованный сиянием золотого тельца?

Проведя бессонную ночь, Шабо решил отправиться в Конвент и посмотреть, откуда ветер дует. Надев привычный наряд санкюлота, он накинул сверху новую теплую шубу – ноябрь стоял холодный и сырой – и отправился в Тюильри. Заседание парламента уже началось, когда он туда добрался. Шабо постарался как можно незаметнее занять свое место и принялся исподтишка изучать депутатов. В его голове вертелась одна фраза Жюльена Тулузского: «Всюду есть шпионы Питта...» Шабо рассматривал своих коллег, которых, как ему казалось, он хорошо знал, к кому обращался на «ты», кого считал своими братьями. И всякий раз, когда он видел более или менее обеспеченного депутата, Шабо спрашивал себя: «Неужели один из них?»

Наконец на трибуну поднялся Филиппо, с привычным для него суровым и непреклонным видом. Этот депутат относился к группе самых непримиримых. Он с энтузиазмом голосовал за смерть короля, а после поездки в Вандею отчаянно конфликтовал со своими коллегами, и особенно с генералами. Филиппо уже не раз обрушивался на них с трибуны, и депутаты знали, что он никогда не произносит пустых речей.

В этот день Филиппо произнес страшные слова:

– Необходимо сорвать маски, чтобы добродетель предстала перед нами обнаженной, чтобы народ узнал, кто на самом деле работает во имя его блага, а кто наживается за его счет. Начнем с нас самих. Я требую, чтобы каждый депутат Конвента представил в десятидневный срок отчет о своем финансовом положении до революции. Если его состояние с тех пор увеличилось, депутат должен указать, за счет чего это произошло. Я требую, чтобы те депутаты, которые не захотят представить эти документы, были объявлены предателями родины и подверглись преследованию по закону!

Его слова вызвали шум в зале. Кто-то был за, кто-то против, но все говорили разом, и председатель Лалуа никак не мог призвать депутатов к порядку. Шабо испугался до полусмерти. Побледнев как полотно, он слушал речь Филиппо, будто собственный смертный приговор. То, что Филиппо именно в этот день решил выступить с подобным предложением, Шабо воспринял как перст судьбы. Разумеется, бывший монах не мог знать, что как раз накануне в Конвент поступили анонимные доносы о совершенно явном мздоимстве депутатов. Исключительная мера, предложенная Филиппо, была единственным средством спасти репутацию Конвента.

Шабо провел по лицу дрожащей рукой, закрыл на мгновение глаза, а когда открыл их, то увидел, что Эбер смотрит на него со злорадной ухмылкой. Холодная дрожь пробежала у Шабо по спине. Но он не заметил, что вязальщица, сидящая в первом ряду, пожирает его глазами. Графиня Сент-Альферин, которую все теперь называли Лали Брике, наслаждалась мучениями Шабо. И это было лишь начало.

– Я клянусь вам, что он за все заплатит, – шепнул ей де Бац. – И остальные заплатят тоже!

Заседание закончилось. Шабо подошел к своему другу Базиру, взял его под руку и вывел на террасу:

– Ты слышал требования Филиппо?

– Конечно, но я не вижу повода для беспокойства. Мне кажется, я беднее всех здесь присутствующих.

– Я бы на твоем месте не был так спокоен. Все-таки тебе кое-что перепадало от моих щедрот. Если об этом узнают, у тебя могут возникнуть неприятности...

Базир нахмурился.

– И что же ты предлагаешь?

– Я постараюсь вывести нас обоих из-под удара. Тебе нужно только делать все, что я скажу.

– Что ты собираешься предпринять?

– Пойти к Робеспьеру. Я сумею доказать Неподкупному, что я настоящий патриот.

– Мы отправимся к нему прямо сейчас? – поинтересовался Базир.

– Нет, я пойду один. А ты напишешь то, что я тебе продиктую. А сейчас я намерен вернуться домой. Мне надо еще кое-что уладить.

Прежде всего Шабо требовалось все хорошенько продумать в тишине и покое. Впрочем, стратегия, подсказанная ему его разгоряченным рассудком, состояла всего из двух слов: выдать всех!

В те смутные времена утренние визиты постепенно входили в моду. Поэтому 14 ноября Шабо отправился к Робеспьеру на рассвете, рассчитывая застать Неподкупного в тот момент, когда он едва успеет встать с постели. Это оказалось не слишком удачной идеей: Робеспьер слишком большое значение придавал своей внешности и терпеть не мог показываться на людях в халате. Поэтому Неподкупный был не в самом лучшем настроении, когда перед ним предстал Шабо.

Между тем посетитель его был в восторге: ему удалось встретиться с Неподкупным без свидетелей! Торопясь и захлебываясь словами, Шабо рассказал Робеспьеру о самом страшном заговоре, который когда-либо затевался против Республики. Он поспешил избавиться от тяжкого груза и обвинил всех своих новых друзей, участников обеда в Шаронне. Первым он назвал Баца, но не забыл добавить и имена своих заклятых врагов – Эбера, Фабра д'Эглантина и кое-кого еще. Бывший монах даже предложил собрать всех заговорщиков у него дома, чтобы Национальная гвардия смогла арестовать всех сразу.