– ...Ни препятствий между сыном егеря и дворянкой де Лодрен, бывшей маркизой де Понталек? – подсказал Питу, который начал понимать, что происходит.
Но Жуан не был готов признаться в своих намерениях.
– Не говори глупостей, – пробурчал он. – Я знаю, что, несмотря на произошедшую революцию, Лаура все равно остается для меня недостижимой мечтой. Но я только не хочу, чтобы ее снова подвергали опасности, вовлекая в очередной заговор.
Эти слова встревожили Питу.
– Кто говорит о заговоре? – сухо поинтересовался он.
– Разве не ты? – парировал Жуан со странной улыбкой. – Есть еще этот проклятый барон де Бац, пославший ее в Англию с опаснейшим поручением. Мне бы очень хотелось, чтобы его ноги здесь больше не было!
– Ты забываешь, что по дороге в Лондон Лаура находилась под моей защитой и, если бы не ты, она не стала бы подвергаться новым опасностям. Что с тобой происходит, Жуан? Ты больше не способен отличить ложь от правды? Ты ведь был таким умным человеком! Барон де Бац спас Лауру от страшной смерти. Если бы не он, ее постигла бы участь принцессы Ламбаль, заживо разорванной толпой. Я-то это знаю. Я был там, пока ты на границе сражался за свои идеи. Не тебе учить меня или ее! А пока поди и доложи Лауре о моем приходе.
– Что тебе от нее надо?
– Это тебя не касается!
Жуан наверняка продолжил бы препираться с Питу, если бы в вестибюль не вошла сама Лаура, возвращаясь из сада, где она срезала цветы. При виде друга ее лицо просветлело.
– Питу! Наконец-то вы решились навестить меня! Я уже начала беспокоиться. Ни от кого нет никаких известий...
– Теперь вы убедились, что никогда не стоит отчаиваться. У меня было много дел, – небрежно сказал Питу, невольно поглядывая в сторону Жуана. – Мне необходимо с вами поговорить. Не могли бы мы пройтись по саду? На воздухе так хорошо...
– Даже лучше, чем вы можете себе представить! Я только что оттуда, но с удовольствием вернусь, – ответила Лаура, передавая цветы Жуану. – Мы можем посидеть в тени деревьев. Жоэль, попросите Бину принести нам охлажденного вина.
– Я сам принесу.
– Не стоит, – поторопился отказаться от его услуг Питу. – Благодарю вас, Лаура, но мне не хочется пить, и потом, у меня мигрень...
– Тогда никакого вина! Идемте же, – Лаура взяла Питу под руку, – на воздухе вам станет лучше.
Они неторопливо прошли несколько шагов по песчаной дорожке и сели на каменную скамью под деревьями. Только там Лаура спросила, вглядевшись в встревоженное лицо Питу:
– Это просто визит вежливости или вы хотели что-то мне сообщить?
– Я должен был вам сообщить важные новости, но теперь, право, пребываю в затруднении...
– Почему же? Что-нибудь случилось?
– Меня беспокоит Жуан. Сначала он не хотел меня пускать, потом заявил, что ненавидит де Баца и что его самое заветное желание – чтобы вы больше никогда не встречались ни с ним, ни со мной.
– Какая глупость! – воскликнула Лаура, вдруг покраснев до корней волос. – Должна признать, что Жуан и меня беспокоит. Совсем недавно мне пришлось послать его извиниться перед Эллевью, которого он на днях буквально вышвырнул из дома.
– В самом деле? Надеюсь, это произошло не из-за недостатка республиканских идей у прославленного тенора?
– Республиканские идеи? Нет, ничего подобного. Просто Жуан считает Эллевью развратником, недостойным чести переступать порог порядочного дома... Если говорить откровенно, Жуан терпимо относится только к женщинам.
– Так я и думал. Жуан в вас влюблен, и Отелло просто мальчик в сравнении с ним. В этом не было бы ничего дурного, но его ревность может оказаться опасной для нашего дела, ради которого, собственно, я к вам и пришел. Жуан знает о том, что говорил вам барон при последней вашей встрече?
– Разумеется, нет. Слова де Баца предназначались только для меня, и мне в голову не могло прийти делиться ими с кем-либо еще. Так вас послал барон?
– Да. Речь идет об очень важном событии, в котором вам отводится определенная роль. Вы знаете, какая именно?
– Я полагаю, что должна буду кого-то принять у себя. Это верно?
– Да, вы должны были предоставить комнаты двум женщинам. Но должен вас откровенно предупредить: я посоветую барону поискать для них другое убежище. Учитывая присутствие Жуана, ваш дом стал ненадежным. Знаете ли вы о том, что он мечтает обратить вас в свою веру, привить вам революционные идеи? Жоэль Жуан полагает, что только так вы сможете жить если не счастливо, то хотя бы спокойно...
– Да, я давно об этом подозреваю, – рассмеялась Лаура. – Жуан заговорил со мной об этом впервые, когда мы возвращались из Бретани. Неужели он все еще на что-то надеется? Мне казалось, что он уже достаточно хорошо меня узнал, чтобы понимать, что я с трудом меняю свои убеждения. Я сразу сказала ему и с тех пор повторяла не раз, что нынешний режим приводит меня в ужас. Вот вчера, например, меня навещала Жюли Тальма. Жюли разделяет идеи республиканцев, но она плакала, рассказывая о судьбе своих друзей-жирондистов и о том, что им грозит смерть. Я тогда же снова сказала Жуану, что навсегда останусь роялисткой. Но вы говорили о двух женщинах? Кто же они? Неужели...
Питу понял, что Лаура подумала о королеве.
– Нет, не она, а ее дочь и золовка. Но вы должны понять меня: после разговора с вашим мажордомом я обязан предупредить барона.
Но Лаура не слушала его.
– Мария-Терезия... – выдохнула она, и на глаза ее навернулись слезы. – Она приедет в мой дом, будет рядом со мной... О боже!
Но Питу безжалостно разрушил ее надежды:
– Не рассчитывайте больше на это. Я бы с радостью привез ее к вам, но только не в этот дом, где отъявленный революционер диктует свои порядки. Забудьте о том, что я вам сказал!
Питу поднялся, отвесил холодный поклон Лауре, что было совершенно не в его привычках, и собрался уходить, но она схватила его за рукав:
– Сжальтесь надо мной, Питу, останьтесь! Дайте мне время прийти в себя. Лишь мгновение назад я была так счастлива...
– Барон также полагал, что вы будете рады этому известию, но теперь придется все еще раз как следует продумать. Де Бац никогда не позволит этим несчастным женщинам, уже так много пережившим, рисковать снова.
– Кто их должен был привезти? Сам барон?
– Нет, маркиз де Лагиш! Теперь вы понимаете, какова ситуация?
Слезы на глазах Лауры мгновенно высохли. Она тоже встала, горделиво выпрямившись, и вдруг показалась Питу очень величественной в своем простом платье из белого муслина.
– Не говорите ничего де Бацу, – попросила она. – Клянусь вам памятью моей дочери, что принцессы будут здесь в полной безопасности. Я лучше прогоню Жуана!
– Вот этого делать ни в коем случае не следует. Он будет мстить.
– Пожалуй, вы правы... Тогда я придумаю что-нибудь еще. Вы ведь знаете, как я привязана к Марии-Терезии. Я готова пожертвовать всем ради этой девочки. Боже, как мне хочется увидеть ее здесь, в моем саду... Не лишайте меня этого счастья, Питу! Прошу вас, я клянусь, что не подведу барона.
Лаура умоляюще сложила руки на груди, устремив на Питу огромные бездонные черные глаза. Анж давно понял, что перед этим взглядом ему не устоять, но он не мог забыть о бароне и о своей преданности делу спасения королевской семьи. Ведь когда-то давно, в Тюильри, он поклялся в верности самой Марии-Антуанетте...
– Я вам верю, – негромко ответил Питу. – И сделаю все, что в моих силах, чтобы вас не лишили этой радости. Но не требуйте от меня невозможного. Я не имею права промолчать и ничего не сказать де Бацу. Решение должен принять он.
– Я постараюсь послать куда-нибудь Жуана. Прошу вас, вступитесь за меня перед бароном! Я бы предпочла скорее умереть, чем...
– Не стоит так говорить, – улыбнулся Питу. – Вы нам еще нужны.
Он поцеловал Лауре руку и повернулся, чтобы уйти, но она вновь удержала его:
– Вы можете мне сказать, на какой день назначено это... событие?
– На вечер 21 июня.