На следующий день в трибунал никого не вызывали, и слух подтвердился. Робеспьер, с перевязанным грязной тряпкой лицом, отправился на эшафот вместе с братом Огюстеном, красавцем Сен-Жюстом и верными друзьями, которых хватило на три повозки. На этот раз окна на улице Сент-Оноре открылись, из них выглядывала прилично одетая публика. На казни присутствовали красивые женщины в изысканных туалетах.

Кошмар закончился. Люди ликовали.

Лаура и госпожа де Сент-Альферин, плача, обнялись. Даже если страстно желать смерти, все равно прекрасно почувствовать себя живой и больше не испытывать страха!

Никогда солнце не казалось этим людям таким лучезарным, как в то августовское утро, когда перед ними распахнулись ворота тюрьмы.

В Майском дворе, где больше не стояли повозки Сансона, собралась огромная толпа. Родственники и друзья пришли встретить тех, кто вернулся из страны отчаяния и смерти. Люди толкали друг друга, поднимались на цыпочки, чтобы увидеть родное лицо. Несмотря на текущие по щекам слезы, все сияли от счастья.

Первым Лаура увидела Питу. Оставив Евлалию, она бросилась к нему с радостным криком.

– Благодарение богу, вы живы, друг мой! Я так волновалась за вас! Каждый день я боялась увидеть вас в этом страшном низком зале...

Взволнованный Питу не находил слов. Он молча обнял молодую женщину и поцеловал ее, но быстро отступил, давая дорогу Жуану. Жоэль выглядел ужасно: в волосах его появилась седина, синяки под глазами свидетельствовали о бессонных ночах.

Лаура положила руки ему на плечи и привлекла к себе:

– Жоэль! У меня нет слов, чтобы выразить мои чувства! Благодаря вашей заботе я прожила эти дни, не страдая от голода.

– Я всего лишь исполнял свои обязанности. Разве я не ваш слуга?

– Нет, вы мой друг, и я давно это знала! И этого друга я хочу надолго сохранить...

– Если бы это зависело только от меня, вы бы от этого друга никогда не избавились, – прокашлявшись, сказал Жоэль. – Вас тут ждут...

Он отошел в сторону, и Лаура увидела Жана де Баца, который в двух шагах от нее обнимал свою старинную подругу Лали. Графиня плакала. Когда Лаура подошла к ним, барон передал Евлалию Питу и обернулся к ней. Они стояли совсем близко друг к другу, но не произносили ни слова, и только их глаза вели разговор о любви. Они без слов рассказывали о том, что им довелось пережить и как они до сих пор страдают. Возможно, никогда раньше Жан и Лаура так не любили друг друга, но образ Мари, погибшей на гильотине, стоял между ними и запрещал им отдаться своей страсти.

– Может быть, позже? – наконец ответила Лаура на немой вопрос, который Жан не осмелился произнести вслух. – Пусть пройдет время.

– Я всегда принадлежал и буду принадлежать вам. Я приеду по первому зову. Куда вы направитесь сейчас?

Лаура протянула руку и привлекла к себе Евлалию.

– Мы с Лали уезжаем в Бретань. Сам бог велел нам быть вместе, потому что у нас с ней больше никого нет.

– Очевидно, бесполезно спрашивать, чем вы собираетесь там заниматься...

– Вы правы, бесполезно. Я хочу знать, что стало с Понталеком. И если он еще жив, я должна попытаться исправить эту ошибку природы.

– Тогда позвольте мне сопровождать вас! Пока он дышит, вам грозит опасность!

– Нет, Жан. У меня нет ни права, ни сил разделить вашу жизнь – даже для того, чтобы я смогла отомстить. Но не волнуйтесь обо мне. С Лали и Жуаном я в безопасности: они не оставят меня в беде. И кроме того, разве вы исполнили все задуманное? – добавила Лаура с улыбкой.

– Должен признаться, что нет. – Жан нахмурился, и на его лице вдруг появилось напряженное выражение. – С революцией покончено, теперь в тюрьме окажутся те, кто развязал террор. Но Конвент все еще заседает в Тюильри... И мне придется начать все сначала.

– Как это? – удивилась Лаура и добавила еле слышно: – Где... ребенок?

Жан опустил голову и отвернулся:

– Я не знаю этого. Его похитили у меня, когда мы были в Англии, и я считал, что никакая опасность нам обоим больше не грозит.

– Кто осмелился это сделать?!

– Хотел бы я знать... Однажды ночью люди в масках ворвались в наш дом. Меня оглушили, ранили... Рана оказалась пустяковой, не волнуйтесь, но, когда я пришел в себя, мальчишки нигде не было. Мне еще повезло, что меня не убили! Конечно, если это можно назвать везением... Ведь я не выполнил своей миссии.

– И вы не нашли никаких следов?

– Почти никаких. После нескольких недель напрасных поисков мне удалось выяснить только, что Людовика увезли обратно во Францию.

– Мой бедный друг...

– Не жалейте меня, прошу вас! Давайте поговорим о чем-нибудь другом. Ваша карета здесь, совсем рядом. Вы позволите мне проводить вас?

Лаура поняла, что отказ обидит де Баца, а ей этого не хотелось. И потом, она не могла отказать себе в такой радости. Молодая женщина взяла барона под руку.

– Вы не хотите поехать ко мне?

– Нет, не стоит... Я скоро опять уеду, но прежде мне хотелось бы побывать в Шаронне... у Мари.

Их обоих охватило одно и то же чувство. Де Бац сжал руку Лауры ладонью, а она прошептала:

– Мой дом всегда будет в вашем распоряжении. Я оставлю ключи у Жюли Тальма...

Еще несколько шагов – и они остановились у кареты. Жуан открыл дверцу, чтобы помочь сесть Евлалии де Сент-Альферин, но прежде чем поставить ногу на ступеньку, она обернулась к барону и поцеловала его.

– Должен же вас хоть кто-то поцеловать, – прошептала она. – Конечно, я не та, кому вы отдали бы предпочтение, но пока вам придется довольствоваться этим...

Жан рассмеялся, поцеловал Евлалию и помог ей сесть в карету.

– Я останусь с ним, – сказал Питу, поймав вопросительный взгляд Лауры. – Я приду навестить вас перед вашим отъездом.

Она улыбнулась и протянула руку для поцелуя сначала ему, потом Жану. На этот раз барон прижимал ее пальцы к губам дольше обычного. Потом он помог Лауре сесть в карету, но прежде чем захлопнуть дверцу, взглянул ей в глаза и негромко произнес:

– Не забудьте: «Верен всегда и во всем!»

Жан де Бац низко склонился, как если бы он приветствовал королеву, Жуан хлестнул лошадей, и очень скоро карета скрылась за поворотом...