Ропот негодования и ужаса пронесся среди присутствующих. Анжель бросилась к дочери и крепко прижала ее к груди, как бы желая защитить.

Пароли, бледный, как полотно, с нервно подергивающимися губами, стоял, скрестив руки. Он походил на хищного зверя, затравленного со всех сторон и не желающего сдаться до последней минуты, не истощив последних усилий.

— Господа, — проговорил он твердым и резким голосом, обращаясь к Ришару де Жеврэ и Фернану де Родилю, — господа, вы — судьи. Я требую вашего покровительства! Защитите меня от этого человека, который оскорбляет меня в моем собственном доме. Велите выслать его немедленно.

— Риго, — обратился следователь к брату Софи, — на чем основываются ваши обвинения?

— На чем они основываются? — воскликнул Риго. — Да просто-напросто на том, что я видел его своими глазами в Марселе, у ножовщика, где он покупал совершенно такой же нож, как и я; затем видел его еще лучше, три дня назад, в Жуанвиле, где он прострелил мне руку, назвав меня при этом по имени! Он, он убил Жака Бернье, и он же два раза пытался убить маленькую барышню!

— Может быть, этот человек не в своем уме, — спокойно возразил доктор, — но его, очевидно, обманывает сходство, и он принимает меня за кого-то другого.

— За другого? Да я твои гляделки вовек не забуду! Ишь, как фонари блестят!

Вдруг Оскар Риго случайно взглянул на рубашку Пароли и, радостно захохотав, воскликнул:

— А, меня обманывает сходство! А! Я принимаю его за другого! А это что такое? — воскликнул он, вынимая какой-то маленький блестящий предмет из своего портмоне и подавая его следователю. — Спросите-ка у него, господин судья, как это случилось, что он потерял в доме моей сестры точно такую же запонку, какая у него и теперь на груди?

И Оскар ткнул пальцем в грудь Пароли, который быстро попятился назад.

— Защищайтесь, сударь, — сказал ему господин де Жеврэ.

— Мне защищаться против подобного обвинения?! — проговорил итальянец. — Полноте! Рассуждать об этом — значит унижать себя! Кроме того, у меня есть доказательство моей невиновности, если только вы потребуете от меня доказательства. Этот человек только что сказал, что одно лицо в мире может опознать меня — mademoiselle Эмма-Роза, так позвольте же мне возвратить ей зрение, и мы увидим, признает ли она меня!

— Нет, нет и нет! — с силой крикнула Анжель Бернье, еще крепче прижимая к груди дочь. — Не трогайте моего ребенка! Я вам запрещаю! Не смейте прикасаться к ней!

Тут подошел Аннибал Жервазони.

— И я тоже, — проговорил он, — обвиняю тебя, потому что давно уже, несмотря уже на всю мою привязанность, мой инстинкт подсказывает мне, что ты преступник. Но инстинкт может обманывать, и если ты невиновен, я помогу тебе оправдаться. Mademoiselle Эмма-Роза может одним своим словом решить этот вопрос, но для этого ей нужно вернуть зрение. Я предлагаю сделать операцию и клянусь, что она будет удачна. Желаете вы этого, mademoiselle?

Анжель колебалась.

— Да, и сто раз да, я хочу этого, — с живостью проговорила Эмма-Роза. — Я уже узнала голос убийцы, когда же я узнаю его лицо, никто в мире не будет иметь права подозревать мою мать! Сделайте же мне операцию, сударь, ради Бога!

Пароли ринулся, чтобы бежать, но его удержали железные руки Казнева и Флоньи, за которыми незаметно успел послать господин де Жеврэ.

— Вы согласны, сударыня? — вторично обратился Жервазони к Анжель.

— Я не имею права отказываться.

Тогда Аннибал, запрокинув голову Эммы-Розы на спинку кресла, как это сделал перед тем Пароли, взял со стола один из стальных инструментов, и операция началась.

Она не длилась и двух минут.

— Теперь смотрите, mademoiselle, смотрите! — проговорил Жервозони, уверенный в своем успехе.

Эмма-Роза тотчас же встала и обвела взглядом присутствующих. Вдруг взгляд ее упал на Пароли, и бедняжка задрожала всем телом.

— Он — убийца! — тихо выговорила она, указывая на Пароли. — Вот человек, которого я видела около трупа моего дедушки! Вот человек, который два раза хотел убить меня!

Она упала в кресло и потеряла сознание, между тем как Жервазони спешил наложить повязку ей на глаза, чтобы предохранить от внезапного света.

— Ну что же, сударь, виновна я? — обратилась Анжель к следователю.

— Процесс, конечно, будет немедленно прекращен, — ответил тот. — Но разве это позднее возмездие может изгладить и заставить вас забыть все то, что вы выстрадали?

Пароли попытался возвысить голос, чтобы в последний раз рискнуть.

— Это дитя, — сказал он, — так же обманывается сходством, как и ваш Оскар Риго. Я протестую, и я…

Он не успел закончить.

— В тюрьму! — приказал господин де Жеврэ.

Казнев и Флоньи не заставили повторять это приказание два раза и потащили злодея вон из комнаты. Внизу он был посажен в карету и немедленно отвезен в тюрьму.

Вечером того же дня была заключена в тюрьму и Сесиль. Ее выдал Пароли, не пожелавший страдать в одиночку.

Два месяца спустя сенский окружной суд приговорил к смертной казни убийцу, все преступления которого были доказаны, и к пяти годам заключения Сесиль Бернье, обвиненную в детоубийстве.

На этот раз президент Греви не смилостивился, и голова Пароли скатилась на эшафоте, под внимательным взором торжествующего Риго, который никак не мог сдержаться и воскликнул:

— Черт побери! Вот и мой реванш, и на этот раз полный!

Анжель Бернье ни на минуту не расставалась с выздоровевшей Эммой-Розой.

Несколько дней спустя после казни Пароли барон де Родиль подал в отставку и женился на Анжель, узаконив этим браком свою дочь.

Три месяца спустя Вениамин Леройе, тронутый до слез — но не более, чем добрая madame Фонтана, — присутствовал при бракосочетании своего сына Леона с mademoiselle Эммой-Розой де Родиль.

Молодые супруги обожают друг друга и счастливы, как в сказке.

Катерина служит у Анжель, но так как она стала слаба, то на помощь ей взяли осиротевшую Бригитту, и обе старушки отлично ладят друг с другом.

Оскар Риго, благодаря щедрости Анжель и барона, открыл базар в лучшей части города и наживает деньги. Сухарь служит у него главным приказчиком.

Рене Дарвиль продолжает учиться и относится довольно нежно к Софи Риго, каприз которой все еще продолжается.

Жервазони с успехом ведет дела лечебницы Пароли и надеется в скором времени стать ее хозяином.

Жанна Дортиль выиграла свой процесс, который она вела против директрисы Батиньольского театра.

У нее двумя пальцами на руке меньше, пятьюдесятью тысячами франков в кармане больше, и она продолжает играть без малейшего таланта роли ingenu на сцене и с громадным успехом роли grande cocotte в жизни.