– Думаешь, наше дело восходит к таким давним временам?

– Прекрати насмехаться. Итак, этот философ, Дэвид Юм, развил теорию причинности, которая привела к так называемому методу эксперимента и первым достижениям в медицине.

– Ты что, действительно хочешь об этом говорить сейчас, доктор? Я бы предпочел спокойно доесть свой холестериновый сэндвич.

– Мой инструктор вывел оттуда собственную теорию, которую назвал «подводные камни привычки». Он особенно подчеркивал: «Если некая причина порождает следствие, вовсе не значит, что в другой раз эффект будет тем же самым».

– А моя бабушка говорила нечто противоположное: «Те же причины порождают…»

– Ты дашь мне закончить? Я снова подумала о том, что побудило Сандрину Декорт донести на Кареллу, встретившись со мною в баре. Она знала о драматических событиях, которые произошли в том же самом месте и к которым она оказалась причастна. Сандрина не хочет снова оказаться соучастницей, а для нее Карелла бесспорно виновен.

– Ну и что?

– Мы совершаем ту же самую ошибку. В этом деле мы движемся слишком быстро. Кордеро убит, и все говорят нам о Карелле – молодом придурке, который устраивает идиотские тайные сборища, презирает все человечество и к тому же изнасиловал девушку.

– Ты тоже сомневаешься в этом изнасиловании?

– Нет, я уверена, что все именно так и было. За исключением одного: уж слишком Карелла идеальный виновник. Он, конечно, дурачок, согласна, но мы тут же набросились на этот след, отложив в сторону все остальные.

– А что… у нас есть и другие? – иронично заметил Марк, вытирая уголки губ.

– Я хочу сказать, что этот парень не убийца. За нахальной внешностью скрывается трус и слабак, как это бывает у всех насильников. Он даже дошел до того, чтобы воспользоваться рогипнолом, потому что чувствовал себя не в состоянии изнасиловать девушку, находящуюся в полном сознании. Орели рассказывала, что у Кареллы «нечеловеческая сила». Ты же видел, на что похож этот парнишка! Считаешь, что он во впечатляющей физической форме?

– Нет, конечно. Ешь, сейчас все остынет.

– Кордеро был сложен лучше его. А вспомни, какое заключение сделал эксперт: один удар сзади, поверхностный, один спереди – смертельный. Никаких следов наркотика, который бы ослабил жертву. Случайный убийца нанес бы наугад пять, десять, пятнадцать ударов! И потом, мотив преступления все еще не выяснен.

– Но ты же сама упомянула мотив. Карелла разволновался, что Кордеро в курсе того, что он натворил. К тому же Кордеро любил Орели Донасьен. Вот более или менее…

– Но Кордеро не единственный, кто был в курсе. Знала Сандрина, знали Гета и Герме, и, полагаю, Стефан Лоран тоже о чем-то догадывался.

– Может быть, Кордеро его шантажировал.

– Это уж вовсе притянуто за уши. Парня, изнасиловавшего девушку, в которую ты влюблен, не шантажируют.

– Возможно, было что-то еще: какая-то ссора, о которой никто не знает?

– Чересчур расплывчато.

– Желание совершить идеальное убийство? Я тут недавно смотрел фильм… история двух подростков, которые убивают случайно подвернувшуюся девушку, заключив пари, что их никогда не поймают. Они читают все возможные книги по криминалистике: следы ДНК, монохроматические лампы, ложные отпечатки пальцев, чтобы сбить с толку следователей… Ты больше не хочешь фри?

– Налетай, обжора. Ну и что? Они хотят, чтобы их арестовали?

– Угу. Из гордости: будут привлекать внимание полиции к себе, всячески давая понять, что они ответственны за это убийство, но никто и никогда не сможет этого доказать.

– Беспричинное убийство… Думаешь, для Кареллы это способ продемонстрировать, что он стоит надо всеми остальными? Особенно если учесть, что он усердно читает Ницше?

– Ох уж мне эти твои философы!.. И о чем еще у него говорится?

– О том, что не существует ни добра, ни зла и что все позволено, когда человек отвергает устаревшие традиции и мораль. Во всяком случае, это все, что я запомнила.

– Вот что изучает будущая гордость страны! Надо ли после этого удивляться, что вся элита такая испорченная…

– Убеждена, что мы проходим мимо чего-то важного. Оно находится у нас прямо под самым носом, но мы этого не видим.

– А пока у нас есть насильник! – подвел итог Монтейро, выбрасывая в урну пропитанные жиром упаковки от своего обеда.

Стефан Лоран зажег свет у себя в комнате. Лихорадочным движением он открыл шкаф, вынул оттуда уже начатую упаковку с лекарствами, уронил таблетку себе в ладонь и, немного поколебавшись, проглотил, даже не запивая водой, после чего тяжело рухнул в кресло.

Вот уже много недель, как он не принимал таблеток, и уже начинал ощущать последствия этого. Каждый раз он надеялся одержать верх. Говорил себе, что дело просто в силе воли, что он сможет себя контролировать, сможет заставить замолчать внутренний голос, который сводит его с ума…

Но все это напрасный труд. Он – раб этих проклятых таблеток и, сколько бы ни сопротивлялся, всякий раз снова становится «благоразумным».

Стефан встал, не глядя взял из шкафа джинсы и два свитера, а потом вместе с лекарствами запихнул их в спортивную сумку. Некоторое время он искал железнодорожный билет на столе, где царил полнейший беспорядок. Найдя, положил его во внутренний карман сумки.

В соседней комнате раздались первые звуки «Лунной сонаты» Бетховена. Мать сидела за расстроенным пианино. Она поздно научилась играть на нем, самоучкой, но Стефан находил, что, даже если техника оставляет желать лучшего, играет мать с большим чувством. Он целую вечность не слышал ее игру и ощутил, как у него сжалось сердце от беспокойства: мать садится за пианино, когда у нее грустно на душе. Его поспешный приезд ничего не уладит.

Когда он с дорожной сумкой в руках вошел в гостиную, она сразу же перестала играть и закрыла крышку пианино.

– Нет, пожалуйста, не останавливайся…

Мать подняла на него усталый и покорный взгляд.

– Все равно я больше не помню этого отрывка и не знаю, куда положила ноты.

Гостиная была слабо освещена ажурным светильником, стоявшим на маленьком круглом столике возле кушетки. В этой комнате всегда царил полумрак, вызывавший депрессию у всякого, кто заходил сюда.

Стефан так и не привык к этой квартире, поскольку с самого начала знал, что они здесь временно. Не то чтобы Ницца не нравилась ему, Стефан любил свой лицей, но у него было впечатление, что все это не его жизнь. И последние события только усилили это чувство. Также он снова почувствовал необходимость быстро действовать и принимать верные решения.

Стефан подошел к матери и успокаивающе положил ей руку на плечо:

– Не беспокойся, мама. Все пройдет хорошо.

Она пожала плечами.

– Ты еще хочешь, чтобы я не беспокоилась… Когда в лицее такое происходит… Тебя допрашивала полиция, которая повсюду сует свой нос.

– Я уже говорил тебе не волноваться из-за полиции. В Массене они допросили несколько десятков человек. Это их работа. И потом, они проглотили все, что я им рассказал. Ну и как они, по-твоему, догадаются о чем бы то ни было? Ты мне доверяешь, не так ли?

– Конечно, – ответила она.

Стефан знал, что нескольких слов явно недостаточно, чтобы ее успокоить, но сейчас не мог предложить ничего больше. На мгновение он закрыл глаза, почти сожалея о своей лжи. Полицейские могли оказаться намного хитрее, чем можно было подумать сначала. Стефан вспоминал настойчивые вопросы дамы-лейтенанта, ее подозрительный тон… Если, допрашивая остальных, она проявит достаточно энергии и настойчивости, то, пожалуй, может и докопаться насчет Кордеро. А значит, свести на нет все его усилия.

Если он хочет снова выкрутиться, ему следует играть очень и очень осторожно.

Было почти восемь часов, и солнце золотило тучи над горизонтом.

Лейтенант Неродо вошла в дверь лицея Массена, где отныне чувствовала себя своей. Ей было необходимо снова прийти сюда, на место, где произошла трагедия, чтобы еще раз все внимательно рассмотреть и попытаться понять, что могло от нее ускользнуть. Она пересекла якобы пустынный двор и по целой системе лестниц поднялась в северное здание. Вошла в недавно подновленный коридор, выходящий на плоские крыши лицея. Здесь было достаточно спокойно, чтобы поразмышлять. Жюстина оперлась на парапет. Вдали, за небольшим барочным входом в лицей, можно было разглядеть кусочек автовокзала, похожего на гигантский бункер, и живописную колокольню церкви Святой Марии. На этот раз Жюстина не стала делать над собой усилий, чтобы отказаться от сигареты с ментолом. Это была ее удача: покурить, когда цены на табак подскочили и кругом назойливая антитабачная кампания.