Жюстина попыталась собраться с мыслями.

Сейчас вечер пятницы. Семь вечера. Темно.

Внутренние дворы и галереи лицея очень плохо освещены; лишь перед спортивным залом три уличных фонаря. То есть почти ничего не видно. Очевидно, убийце именно это и нужно. В темноте можно меньше чем за минуту напасть на Кордеро и убить его. Так как в это время здесь почти никого нет, дело связано с гораздо меньшим риском. Убийца может действовать быстро и точно… Нет, версия рассыпается с самого начала. Пошевели-ка немного мозгами, Жюстина! Разве это единственная причина, по которой преступник выбрал именно это время? Если он знал, что может застать Кордеро именно тогда, не опасаясь случайных свидетелей, более того, был в этом уверен, – следовательно, был в курсе того, что жертва там регулярно тренируется. Вспомни, что сказал преподаватель по физкультуре: «Несколько вечеров в неделю Кордеро тренируется с 18 до 19 часов…» Да, но он сказал «несколько вечеров в неделю», а не «каждый вечер пятницы». Это значит, что убийца должен был гораздо раньше начать следить за его делами и поступками, чтобы быть уверенным, что застанет его на выходе из спортзала. И этот кто-то знаком с Кордеро: он видел, как тот идет тренироваться, а может быть, юноша и сам предупредил своего убийцу, что намерен туда пойти…

Ты бегаешь по кругу! И все время возвращаешься к одному и тому же: к Карелле, который хорошо знал Кордеро и мог легко его там застать…

Жюстина поняла: так у нее ничего не получится. Она бросила окурок на пол и раздавила его нервным движением. Затем, взглянув на пачку, вдруг заметила, сколько сигарет успела выкурить за истекший час. Спускаясь по монументальной лестнице, она разминулась с молодой парочкой, которая, хихикая, целовалась. Было темно, и лоскуты ночи уже занавешивали серым покрывалом белые стены лицея.

В конце галереи Жюстина заметила темный размытый силуэт, который двигался в ее сторону. Насколько она могла судить, это был довольно высокий мужчина. Лейтенант почувствовала, как ее сердце забилось сильнее, будто под действием резкого прилива крови. Она находилась на той же галерее, где закололи юного Кордеро, а его тело перебросили через это самое ограждение. Жюстина представила себе, что мог почувствовать юноша, когда на него напали. Было ли у него время понять, что происходит? Знал ли он, что сейчас умрет, или принял это за обычный розыгрыш? И о чем он думал до первого удара ножом, который поранил ему спину? Об учебе, о будущей карьере? Об Орели Донасьен, по которой страдал, или о Сандрине Декорт, которая, казалось, еще недавно была ему так близка?

Мужской силуэт находился теперь в нескольких метрах от нее, но молодая женщина все еще не могла его как следует разглядеть.

– Это удача, что я тебя нашел, – успокаивающе произнес знакомый голос.

– Марк? Что ты здесь делаешь?

– Получил твое послание и отправился туда же, куда и ты. Охранник сказал, что я смогу найти тебя наверху.

– Как ты меня напугал… Я тебя не узнала.

Окутанные плащом ночи, двое полицейских направились к выходу. Марк Монтейро что-то говорил, но Жюстина больше не прислушивалась к потоку его слов. В ее разуме вскипали мысли, становящиеся все более и более четкими. Она не узнала Марка, хотя тот находился не более чем в трех метрах от нее. Было слишком темно, чтобы можно было кого-то точно узнать.

Затем в голове у нее, будто сталкиваясь между собой, снова зазвучали знакомые фразы. Стефан Лоран:

Он приходит сюда тренироваться по пятницам вечером с той же регулярностью, как солнце заходит на западе.

Жюстина вспомнила самое первое, о чем подумала, увидев Стефана: это молодой человек того же типа, что и Кордеро, – тот же рост, та же ширина плеч, тот же стиль.

Затем в памяти всплыл эпизод из разговора с Сандриной Декорт:

Ваш номер мне дал Стефан Лоран.

Все подтверждало первоначальную догадку: именно Стефан обратил внимание Жюстины на Николя Кареллу, он первым упомянул о его кружке, побудил Сандрину Декорт связаться с нею… И все это для того, чтобы еще немного подтолкнуть ее в сторону Кареллы?

У Жюстины не было никаких догадок, кто убийца, но она предчувствовала нечто крайне важное. Она не располагала никакими реальными доказательствами, чтобы подтвердить свою догадку. Ясно было одно: они выбрали не ту мишень. Слишком сильная приверженность Стефана своим привычкам – вот что послужило причиной смерти его товарища.

Тем вечером хотели убить вовсе не Себастьяна Кордеро. Нет, настоящей целью преступника был Стефан Лоран.

И, по всей вероятности, он сам об этом догадывался.

Он лучше кого бы то ни было знал, что означает слово «жертва». Он посвятил все свое существование Родине – и вот что от этого выиграл. Укрывшись в кабинетах, они упорствовали в паскуднейшей лжи. Они напрасно старались все списать за счет паранойи: им было легко все отрицать и преуменьшать то, что испытал он и некоторые из его товарищей.

Он еще помнил заявления главного врача санитарной службы армии: «При нынешнем состоянии наших знаний вдыхание паров обедненного урана не представляется достаточным, чтобы вызвать болезни, связанные с радиоактивностью». Как можно согласиться с такими глупостями?! Пускай ему возражают все эксперты мира, все врачи, все ученые; он хорошо помнит, что ему довелось пережить. Ни один из этих типов никогда даже носа не совал на территорию, где происходила военная операция, – и они еще утверждают, будто все знают лучше других. Для очистки совести правительство пообещало обсудить документы «балканского синдрома» в обстановке наибольшей открытости и применить принцип предосторожности. Принцип предосторожности, когда самое худшее уже произошло!..

Они не перестают говорить о «чистой войне» и называют свои бомбардировки «хирургическими ударами», как если бы им удалось сбросить со счета жертв войны. Эти документы он уже знал наизусть. Белокровие, рак нервных узлов, потеря памяти, хроническая усталость, легочная недостаточность, мужское бессилие – вот симптомы, которыми страдают солдаты. К тому же повсюду только и говорят, что о солдатах, воевавших в Персидском заливе, о тысячах американцев, умерших от болезней, причину которых было невозможно установить. Но не говорят о солдатах из Франции и других стран Европы, служивших в Боснии или Косово и участвовавших во всем этом. Не говорят о таких невезучих, как он, ставших жертвой онкологических заболеваний. Первоначально простым смертным об этом не сообщалось: первыми обедненный уран использовали Соединенные Штаты и Великобритания против танков Саддама Хусейна, затем НАТО – в Боснии и Косово против югославской армии Милошевича. Металл, о химической токсичности которого знали, но упорно делали вид, будто не имеют ни малейшего понятия о его воздействии на тех, кто имел дело с этими боеприпасами. Солдат пичкали всякими байками и упрекали, когда те начинали беспокоиться. Будь славным солдатиком, будь славным подопытным кроликом!

На Балканах служили сорок тысяч человек. Их хотели убедить, что никто из них не окажется под воздействием обедненного урана, содержащегося в американских снарядах – специально начиненных радиоактивным материалом, чтобы легко пробивать все виды брони. В течение всей войны из американских штурмовиков «А10» было выпущено несколько десятков тысяч таких снарядов. Во французской армии никогда не использовался такой вид боеприпасов, а вот американцы – те не стеснялись. Во всяком случае, вина Франции в ее молчании.

И вот с тех пор десятки французских военных проходят лечение в госпиталях. Одни страдают от острой лейкемии, другие – от лимфом в тяжелой форме и раковых метастаз в лимфоидных тканях.

Они вспоминают о Косово так, будто это было вчера. Впрочем, как они могли об этом забыть? Вспоминают убежища и грузовики, которые встречали на дорогах – разломанные и обугленные… В этой зоне боевых действий, как им говорили, больше не распространяющей вокруг себя никакой опасности, их посадили по машинам и отправили на тщательное обследование, чтобы выявить ущерб, нанесенный американцами. В общем и целом, никто не запрещал им приближаться к этим территориям. Там они курили, ели и пили, мыли руки, не принимая малейших мер предосторожности. Разве могли они представить себе, что боеприпасы американцев, распадаясь во время удара о цель, выпускают облака токсичной пыли, распыляя уран в виде аэрозоля на сотни метров? Разве могли они знать, что некоторое количество частиц рассеивается в форме окисей и откладывается в костях? Только в одном Косово было выпущено больше тридцати тысяч снарядов такого типа.