Нельзя сказать, чтобы они легко выпутались из этого. Данное ему поручение с точки зрения морали было самым последним: взять у них самое дорогое, лишить того, что являлось самым желанным.
И вот пробил час расплаты.
Медицинский центр в Лурде
Первое, что я увидел, открыв глаза, была незапятнанная белизна потолка. Я поднимался на поверхность будто ныряльщик, который надолго задержал дыхание. Поначалу в мыслях у меня царила сплошная путаница. Я не знал, ни где нахожусь, ни какой сегодня день; даже не помнил, кто я такой. Затем сознание начало медленно возвращаться ко мне.
Я был один, лежал в стерильной больничной палате, запах которой мне сразу же не понравился. Сперва я непроизвольно попытался подняться, но в груди вспыхнула ужасная боль. Отказавшись от этого намерения, я снова рухнул на кровать. Вслед за этим попытался пошевелить конечностями, чтобы проверить, не парализован ли я. К счастью, ноги без труда ответили на команду мозга.
Пока что мне ничего не вспоминалось о несчастном случае: ни бесконечная извилистая дорога, ни голубой пикап, внезапно появившийся передо мной, ни ограждение. Было лишь одно большое черное ничто, в котором я тонул. Я рассеянно поднес руку к лицу, так как ожог под надбровной дугой давал о себе знать. Кончиками пальцев я потрогал довольно широкую рану. Мне бы очень хотелось, чтобы сейчас в руке у меня было зеркало – посмотреть на себя. К сожалению, вокруг меня не было ничего, в чем я мог бы увидеть свое отражение.
Дверь открылась, и вошла медсестра примерно сорока лет.
– Ну как, вы проснулись?
Ее звали Кароль; я смог это прочитать на ее бейджике, когда она приблизилась ко мне. Мужеподобная, с угловатыми чертами лица. Блуза, обтягивающая малоаппетитные округлости, казалось, была слишком тесна для нее.
– Как вы себя чувствуете?
– Неплохо. Можно мне зеркало?
– Зеркало… зачем вам зеркало? Вам скорее нужно вот это.
Она протянула мне две таблетки, которые я безропотно проглотил, запив стаканом воды.
– Я давно здесь? Я был в коме?
– В коме! – повторила она, смеясь. – Вы что, принимаете себя за Джона Смита?
– За Джона Смита?
– Ну да, за героя «Мертвой зоны» Стивена Кинга.
– А…
Я не понимал, к чему она клонит. Если уж заговорили про Стивена Кинга, она бы еще напомнила мне про Кэти Бэйтс из «Мизери»[20], которая удерживает в неволе и мучит бедного Джеймса Каана на его ложе страданий…
– Вы его никогда не читали?
– Нет… Не помню.
– Джон Смит семь лет остается в коме. Чудесным образом выйдя из нее, он узнает, что потерял все: работу, привычки и невесту, которая связала жизнь с…
Я немного суховато прервал ее литературоведческую лекцию:
– Пожалуйста, мне бы очень хотелось знать, давно ли я здесь и что со мной произошло.
– А, – разочарованно произнесла она. – Можно сказать, вам повезло. Вы были на волосок от смерти. Судя по тому, что мне рассказали, ваша машина едва не свалилась в воду.
– Я совершенно ничего не помню.
Должно быть, медсестра заметила, что я готов запаниковать, и успокаивающе добавила:
– По крайней мере, вы понимаете, что попали в больницу. Доктор предупредил нас: небольшая посттравматическая амнезия, один из самых распространенных случаев.
– А какие еще у меня повреждения? – спросил я, окидывая взглядом свое тело, вытянутое на больничной кровати.
– Не беспокойтесь, скоро к вам придет врач и все подробно объяснит. А еще вас ждет посетительница…
– Посетительница?
– Ваша молодая невеста. Она уже давно здесь ждет.
– Но у меня не…
– Вы счастливчик. А вот Джона Смита невеста не ждала.
Доктор, о котором предупредила моя сильфида, не заставил себя ждать. Это был мужчина с очень странным телосложением. Явно выраженная асимметричность лица с несоразмерно большим черепом наводила на мысли, что этот человек сошел с барельефа майя.
Он любезно объяснил, что у меня черепная травма. Из-за произошедшего со мной несчастного случая я находился в сильном состоянии шока, но выбрался из него без единого перелома. Доктор определил мое состояние как «средней тяжести», что несколько хуже, чем «хорошее», но вместе с тем не внушает тревоги.
– В случаях такого рода большинство пациентов впадает в коматозное состояние или теряет сознание, что длится около четверти часа. У вас это продолжалось чуть дольше, но не настолько, чтобы об этом можно было забеспокоиться.
– Но почему я ничего не могу вспомнить? Я не помню ни о несчастном случае, ни даже как попал сюда.
– Мы это называем посттравматической амнезией. Сейчас ваше сознание как будто размыто. Я знаю, что такое должно волновать…
Действительно, я испытывал очень неприятное чувство оттого, что разом лишился части воспоминаний о своей жизни. В любых фантастических историях потеря памяти всегда казалась мне мало внушающей доверие. Теперь мое мнение об этом начало меняться.
– Буду с вами честен, – снова заговорил врач. – Я бы предпочел оставить вас на обследование еще на двадцать четыре часа или больше.
– Почему? Вы же сами сказали, что не о чем беспокоиться.
– Верно, и чаще всего пациенты возвращаются к себе в тот же день. В вашем же случае потеря сознания была длительной. Это всего лишь мера предосторожности.
После всего, что со мною произошло, у меня не было никакого желания сидеть сложа руки или устраивать себе отдых. Чем больше я ждал, тем меньше оставалось возможностей понять, что произошло с Рафаэлем, и обнаружить след Юлии и ее сына.
– Я должен предупредить, что вы можете испытывать малоприятные симптомы сотрясения мозга.
– И к какой программе развлечений я должен готовиться?
– Мигрени, ощущение головокружения, тошнота… Бесполезно говорить вам, что вы будете плохо себя чувствовать, если сразу же возьметесь за работу. Я вам этого настоятельно не рекомендую.
С тех пор как я оставил магазин в руках своей помощницы, он не доставлял мне никаких трудностей. Впрочем, со дня смерти Рафаэля я ни разу не подумал о том, чтобы снова всерьез взяться за эту деятельность, как если бы пережитое отключило меня от моей собственной жизни.
Камиллу предупредили о моем прибытии на машине «Скорой помощи». Мои координаты в Котре были найдены довольно легко, хотя не думаю, чтобы в какой-то момент до потери сознания я был в состоянии что-либо сообщить о себе докторам и медсестрам. Камилла сразу же отправилась в медицинский центр в Лурд. Так как память у меня еще не восстановилась, девушка рассказала мне о несчастном случае – насколько ей это стало известно со слов полицейских и пожарных.
– Я знала, что эта дорога опасна. Всякий раз, спускаясь в долину, я не могу не спрашивать себя, что произойдет, если мою старую колымагу занесет на повороте. Особенно когда идет дождь.
Еще опасаясь меня тревожить, она помолчала секунду, а затем снова заговорила:
– Но, возможно, дорога здесь ни при чем.
– Это как?
– Я знаю твою манеру водить: тебя не назовешь сумасшедшим за рулем. Твоему внедорожнику всего год, и он буквально нашпигован новейшими системами безопасности.
– Что ты такое рассказываешь? Ты же только что сказала, что полицейские и пожарные думают о потере контроля. Я просто-напросто заскользил и съехал с дороги.
– Да… Но, тем не менее, у меня выспрашивали, не пил ли ты, не курил ли «недозволенные вещества», не было ли у тебя предрасположения к самоубийству… Видишь, в чем дело?
– Более или менее.
– Разумеется, на всё я ответила «нет». Но спросила их, почему они задают такие вопросы. Я настаивала, потому что от меня пытались отделаться словами об «обычных формальностях». Но пожарный подкинул мне кусочек информации.
– О каком кусочке ты говоришь? Хватит уже ходить вокруг да около!
– На дорожном покрытии нет никаких следов торможения… Как если бы ты сознательно бросился в пропасть.