Время пролетело так быстро, что я даже не успел это заметить. Сначала была школа полицейских инспекторов, так как звания лейтенанта тогда еще не существовало. Я жаждал риска и активного действия, которого был лишен в юности. Затем мне захотелось пройти конкурс на должность комиссара полиции. Это побуждение, желание значительно продвинуться облегчило мне путь.

Вот тогда она и вошла в мою жизнь…

По своему складу я не был романтиком, и наверняка в моей встрече с нею не имелось ни капли романтики.

Я был полицейским, Марион – молодым честолюбивым адвокатом. Как-то задержали одного типа по обвинению в мошенничестве и незаконном присвоении денег. Она взялась за его защиту. Эта первая очная ставка намертво застыла в моей памяти, как застывает насекомое в янтаре, чересчур приблизившись к капле древесной смолы. Марион вела себя вызывающе; думаю, именно ее самоуверенность мне и нравилась. В конце концов она вытащила своего клиента, сославшись на нарушение судебной процедуры. В некотором смысле Марион играла против полицейских, которые совершили ошибку, и одержала победу в нашей первой схватке один на один. Она призналась, что полюбила мою неразговорчивость и некоторую скрытность, чего не выносила в нашей профессии. «Плохой мальчик полицейский», – вот как она это называла. В итоге основа наших взаимоотношений была довольно скудной, и, тем не менее, мы в них наконец поверили, особенно я.

Марион в конце концов тоже ушла, но я не мог на нее за это сердиться. Может быть, она устала от нашей жизни вдвоем? В этом я пробовал убедить себя в первое время после ее ухода. Но быстро понял, что причина была не в усталости: Марион просто-напросто больше не любила мужчину, которым я стал. Как бы она смогла дальше жить рядом со мной, даже просто делая вид?

Когда она ушла, я не думал, что этот разрыв будет окончательным. Что, по сути дела, меня и спасло. Я цеплялся за эту надежду, говорил себе, что сделаю все, чтобы снова завоевать ее, что не позволю женщине своей жизни так легко ускользнуть от меня. Эта наивная глуповатая надежда не дала мне пойти ко дну. Но в глубине души я знал, что пройдет время, а я так ничего и не предприму. Марион сменила и город, и жизнь. Мне только и оставалось, что перевернуть страницу, признать, что наша жизнь потерпела окончательный крах.

Период OCRTIS[3]: охотник за наркодилерами. Моя служба была банальней некуда: несколько полицейских под прикрытием гоняются за спекулянтами и стараются купить немного наркотиков у двух перекупщиков примерно двадцати лет от роду. Но задуманный план не сработал: должно быть, парни что-то заподозрили и в конце концов сказали нам, что у них ничего нет на продажу, несмотря на то что перед этим они уже продемонстрировали партию товара. Разговор продолжался на повышенных тонах, дело дошло до драки. Парни попытались было удрать; тогда один из членов нашей группы выстрелил, нарушив все правила процедуры. Несколько часов спустя один из беглецов умер в больнице. Промашка, несчастный случай? Администрация попыталась свести скандал к минимуму, сделав достоянием публики кое-что из досье жертвы в качестве доказательства, что он вовсе не был мальчиком из церковного хора. Но юноша совершил лишь правонарушения, которые считаются «незначительными»: он никого не убил. Тогда, конечно, за дело взялись средства массовой информации. Полицейские снова оказались злодеями: несчастные юноши из пригорода, жертвы общества, приторговывали наркотиками только потому, что для них это был единственный способ раздобыть средства к существованию. Один журналист дошел даже до того, что представил правонарушителей «беспроблемными мальчиками», в то время как те уже целые годы тиранили свой квартал, поставляя наркотики мальчикам в два раза моложе, чем они сами.

Для меня все складывалось довольно скверно. Стрелял не я, но Генеральная инспекция Государственной полиции занялась всей командой, а это для меня было уже чересчур. Думаю, в любом случае я уже достаточно поработал. У меня имелось только одно желание: уехать.

Теперь, когда Марион не было со мной, ничто больше меня не удерживало. Мой выход в отставку был всего лишь таким же разрывом.

Невероятно: чем хуже становились мои дела, тем больше я сближался с братом, которого не видел десять лет. Мы стали друг для друга незнакомцами, и, может быть, это расстояние между нами облегчало задачу. Восстанавливать нужно было все, начиная с нуля. В основе реконструкции отношений лежало исчезновение нашей матушки. О ней я тоже давно ничего не слышал. Уехать и начать жизнь заново – таким был ее выбор. Но была ли она счастлива без нас? Мне хотелось убедить себя хотя бы в этом.

О кончине матушки мне сообщил по телефону голос моего брата. В смерти по телефону есть что-то нереальное, что-то неосязаемое. Не за что зацепиться, кроме голоса, произносящего то, во что ни за что не хочешь верить. Никакого физического присутствия; терпеть этот удар вам приходится в одиночку.

Очень странно, что эту новость я узнал именно от брата, которого не видел столько лет. Удивительно: услышав на другом конце провода его запинающийся голос, я ощутил, будто всех этих лет разлуки не существовало вовсе. Когда-то матушка уничтожила гармонию в нашей семье, и теперь своей внезапной смертью ей удалось склеить осколки.

Решив уйти из полиции, которая во мне больше не нуждалась, я присоединился к брату в Пиренеях, где тот жил уже достаточно давно. Он прекрасно выпутался, и, должен вам сказать, меня это удивляло. Я всегда думал, что Рафаэль закончит тюрьмой: но, надо полагать, он оказался не таким глупым. Поздоровев от жизни в горах, брат стал проводником, потом начал работать в разных магазинах спортивных товаров. Также ему удалось получить долю в специализированной торговле товарами для горнолыжного спорта. Рафаэль не переставая повторял мне, что у него я мог бы вкалывать без проблем. Полагаю, он действительно хотел, чтобы я устроился в этих краях. Брат ощущал необходимость воссоединиться с семейными корнями, в которых нуждался даже больше, чем об этом говорил. Став таким же одиноким после отъезда Марион, я решил принять его предложение.

Затем подвернулся случай, и я смог зарабатывать на жизнь любимым занятием. Провидению было угодно, чтобы местный фотограф ушел на пенсию именно тогда, когда я заявился в Котре. Это был настоящий художник своего дела, который за долгие годы издал множество открыток, снискав себе добрую славу. В последние годы ему стало намного тяжелее, так как он не смог предвидеть наступление технической революции и подумывал о том, чтобы продать свой магазин. Я сторговался с ним, тем не менее потратив на эту покупку все свои деньги.

Короче говоря, вот уже три года, как я поселился здесь, зарабатывая на жизнь своим хобби. За полтора года до своей смерти Рафаэль встретил Камиллу. В те времена она училась на историческом факультете и готовилась к защите диссертации в Сорбонне. Ее семья была достаточно обеспеченной: отец – гинеколог в Париже, мать – прославленный психиатр, автор научно-популярных трудов, имеющих большой успех. Поэтому девушка жила, сообразуясь только со своими капризами. Нередко она проводила каникулы в Котре, снимая громадные апартаменты в гостинице «Англетер». Летом она встретила Рафаэля, и между ними двумя проскочила искра. Сделав перерыв в своей учебе, но собираясь, как я подозревал, когда-нибудь ее продолжить, Камилла поселилась с моим братом и почти все время помогала ему в магазине. Так как она никогда не знала материальных проблем, результаты оказались не самыми выдающимися. Однако Камилла была всего лишь испорченным ребенком, и я был счастлив, что Рафаэль смог жить с нею, даже если эта связь и окажется недолгой.

Что же касается моего отца, этой бледной фигуры из детства, то его я тоже не видел уже многие годы.

Люди, которые на протяжении всей жизни поддерживают тесную связь со своей семьей, полагают, что родительская любовь необходима для уравновешенной жизни. Разве я когда-нибудь ощущал ее отсутствие? Нет, этого я не стал бы утверждать. Матушка покинула нас, а я оставил отца. Но разве можно здесь употребить слово «оставить», более уместное по отношению к любовной связи, говоря о сыне, который в один прекрасный день решил больше не видеть отца? Во всяком случае, даже если мне его и не хватало, это не перешло на сознательный уровень.