Вместо женщины ответил Доран.

– Ты что, до сих пор не понял, что это и есть клиент нашей приятельницы?

– А ты как будто не очень удивлен.

– Разумеется. Вы, пока пробирались через Злопущу, старались не производить лишнего шума, но я же специалист. К тому же дракона в лесу не утаишь.

– Но как человек может стать телохранителем дракона? – спросил Гверн.

Рин усмехнулась.

– Один мудрец – мир ему! – некогда сказал: «Чтобы избавиться от драконов, нужно завести своего собственного». Драконы не глупее нас, и поняли: чтобы защититься от людей, особенно, когда лес кишит драконоборцами, нужно завести собственного человека.

– Мальчик не это хотел спросить, – подал голос Доран. – Он интересуется, как тебя сумели нанять. Драконы же не разговаривают.

– Между собой – разговаривают. И читают мысли людей. А некоторые люди умеют улавливать мысли драконов. Короче, общие друзья попросили меня проводить Вайпер от Злопущи через Полосатые горы. А то здесь нынче небезопасно.

– Вот так мы и подошли к сути вопроса. – Доран с легкостью, поразительной для такого плотного и вдобавок уставшего человека, оказался на ногах. – Ты выполняешь свой контракт, а я – свой. А моя работа состоит в том, чтобы убивать чудовищ. В том числе драконов.

– Вайпер – безобидное существо. Она никому не причиняет вреда…

– Возможно. Но контракт есть контракт, – топор сам собой скользнул в его руку. – Заодно будет что предъявить Фольксбетту.

– Ни шагу вперед, – предупредила Рин. В ее руке был меч. – Ты мне симпатичен, Доран, но меня подобные вещи не остановят. Как ты сам заметил, контракт есть контракт.

– Верно. Мы профессионалы. Только знаешь ли, с мечом против топора суются только сумасшедшие. Правда, твоя дракониха, быть может, не столь безобидна, как ты утверждаешь. Не зря она сюда явилась, когда заподозрила, что тебе грозит опасность.

– Много говоришь, Изя.

– Опять ты права. Решим этот вопрос. Гверн не станет вмешиваться, правда?

– Еще как стану! – Рыцарь также вынул меч из ножен и стал плечом к плечу с Рин, загораживая собой дракона.

Доран расхохотался. Смех душил его с такой силой, что он вынужден был прислониться к вязу и выронил топор.

– Он обезумел? – с тревогой спросил Гверн у Рин.

– Обезумеешь тут… – Доран с трудом поборол очередной приступ хохота. – Рыцарь, защищающий дракона, вместо того, чтоб убивать… дивное зрелище. Но я искренне рад, что ты, наконец, определился.

– Провокатор хренов! – в сердцах бросила Рин.

– Должен же я как-нибудь развлекаться. И заодно сквитаться с тобой за «Изю». Ладно, – он поднял топор и заложил его в ременную петлю. – Пока луна не зашла, прогуляюсь-ка я назад, до полянки с покойниками. Посмотрю, нельзя ли ту чучельную голову всучить Фольксбетту в качестве трофея. Пока, Рин, может, когда-нибудь встретимся. И неважно, как тебя будут звать.

И он бесшумно скользнул в чащу.

– А мы как же? – хмуро спросил рыцарь.

– Да все так же… Гверн. И почему мужчины придумывают себе такие высокопарные псевдонимы? И такие однообразные. Доран – «странник», Гверн – «изгнанник»… Ты бы еще Алиеном назвался.

– А «Рин» что означает?

– Подумай об этом. А заодно о том, почему я оказалась в вашем королевстве и раздавала такие советы. При следующей встрече скажешь.

– А она будет – следующая встреча?

– Кто знает… – Рин подошла к своей чешуйчатой спутнице и положила руку ей на холку. – Вайпер, к счастью, почти не летает. Зато очень быстро бегает. И видит в темноте. – Она взобралась на спину драконихи и повернула в сторону гор.

Рыцарь остался у ручья, глядя, как я исчезаю под большой луной, среди черных деревьев.

Я? В таком невыносимо пафосном сюжете? Да еще с моралью напоследок?

Да, это могла быть я. В одном из бесчисленных отражений.

Собственно часть третья

Пускай художник, паразит,

Другой пейзаж изобразит.

И.Бродский

Ударил колокол на ратушной башне, и тут же отозвалась колокольня собора. Нежный перезвон поплыл над узкими улочками и черепичными крышами в теплых весенних сумерках, вместе с облетевшими яблоневыми лепестками, ибо Шпацирен славится своими садами. А сейчас яблони были в цвету, и казалось, город окутан бело-розовой дымкой.

За полгода, что я здесь торчала, мне успели надоесть яблоки во всех их проявлениях.

А ведь поначалу Шпацирен мне даже нравился. Нравились его чистые улицы, благожелательные жители, сады, пироги, сидр и кальвадос. В основном новизной, конечно. Кроме того, мне предоставлялся не такой широкий выбор. После того, как я славно погуляла на Ближнедальнем Востоке и в принципате Ля Мой, у меня наверняка возникли бы там проблемы. И еще большие – в Великом Хамстве, хотя не вижу причин, по которым я бы хотела отправиться в Столовые равнины. Нет, в Столовые меня можно заманить только очень большими деньгами, а таковых никто не предлагал. Напротив, в Волкодавле меня бы встретили радушно. Но открывать там учебное заведение задуманного мною профиля было бы бессмысленно. Также, как в СТГ и в Гонории. И поскольку восток, юг и север отпадали, я двинулась в западном направлении.

В дверь робко постучали. Я отшвырнула в сторону прошлогодний альманах «От Бельтайна до Самайна», который перелистывала от нечего делать, вернула в стоячее положение табличку «Директор» и крикнула: «Войдите!» Увы, посетителем оказался не потенциальный клиент, а посыльный Судебной палаты.

– Извините, мадам, – пролепетал он, – вот…

Глянув на пергамент, подсунутый мне на стол, я рыкнула:

– Я уже заполняла анкету!

– Извините, мадам… Они говорят, при апелляции снова нужно… а я человек маленький…

– Ладно, – мягчилась я. – Оставь, я после занесу.

Посыльный шмыгнул за дверь, а я с тоской подперла голову рукой.

Итак, полгода я торчу в Шпацирене, трачу деньги на аренду помещения, и время – на бесконечную тяжбу с криптоуниверситетом, обвиняющем меня в посягательстве на его права и привилегии.

Я вовсе не собиралась этого делать. Более того, я специально искала город, в котором не было бы университета, и отчасти поэтому мой выбор пал на Шпацирен. Но оказалось, что университет в Шпацирене имеет приставку «крипто», и ни в одном официальном реестре учебных заведений Ойойкумены не значится. Изучались там исключительно криптодисциплины. Самым старым и почтенным был факультет криптоистории, затем к нему прибавились факультеты криптокосмографии, криптофилософии, а в прошлом году с большой помпой открылся факультет криптомедицины. Главной задачей криптоученых было доказательство того, что в действительности все обстоит не так, как на самом деле. И главным требованием к преподавателям было не иметь специального образования в избранной сфере деятельности. Ректором крипотоисторического факультета был бывший мясник, криптокосмография была открыта аптекарем, криптофилософию нес в массы бывший ландскнехт, а криптомедицину – судебный писарь.

Поскольку я, как все они, в университетах не обучалась, но намеревалась чему-то учить, то мое появление в Шпацирене было сочтено проявлением злостной конкуренции, и не успела я поместить на дверях арендованного дома вывеску «Школа выживания для принцесс», как на меня тут же подали в суд.

Городские власти в этой тяжбе приняли мою сторону. На состояние современной науки им было в высшей степени наплевать, но местные купцы и цеховые старшины, видя, что их детишки, сбитые с пути истинного примером своих профессоров, пренебрегают солидными и выгодными профессиями, не слишком обожали обитель тайного знания. Вдобавок, криптоуниверситет постоянно клянчил у магистрата деньги, а я – нет.

Но профессура криптоуниверситета не унималась.

Все это можно было бы легко перенести, если б от школы был какой-то толк. Не стоит говорить о тех, кто не в ладах с правописанием, путает выживание с вышиванием, и уходит отсюда с воплями: «Обман!» Но принцессы, а также дюшессы, виконтессы и прочие благородные девицы, которых в этих краях было – пруд пруди, не желали ничего знать о выживании, хотя постоянно во что-то вляпывались. Уж, казалось бы, чего проще – научись и выбирайся из всех неприятностей сама. Нет, все хотят идти по пути наименьшего сопротивления. Намедни одна приходила и спрашивала, что сделать, чтоб за ней приехал принц на белом коне. Почему-то этот конь меня особенно взбесил, и я ответила, что на белом коне приедет только смерть, когда наступит полный Армагеддец. А в природе белые кони – это поседевшие с возрастом светло-серые. Она расплакалась и заявила, что такого про коней ей никто не говорил. А если б я ей сказала то, что знаю о принцах…