– Вино есть… бухано-тресковское и надуйское.

– Ну так кати сюда две бочки! И все, шо у тебя на кухне имеется, пока я тебя самого вместо кабанчика не зъил!

Выпивка и вино явились в мгновенье ока. Ниндзюк несколько подобрел, и спокойно отнесся к известию, что бандуристов в этих краях не водится, и согласился на замену их цимбалистами. И начал гулять основательно, благо прочие герои не мешали в этом занятии, а принимали посильное участие.

Жизнь научила меня засыпать в любой обстановке, и, прикорнув в углу, я задремала под грохот местной тафельмюзик, топот Грабли, непременно пытавшегося показать собратьям боевые танцы своей родины, и жалобы Ниндзюка, ухватившего за грудки дона Хереса.

– Друже! Побачь, шо творится! Циви-ли-зованной страной себя называют, а ни горилки, ни бандуристов! Хорошо еще, сало есть…

Дон Херес брезгливо отмахивался.

Закончилось гулянье благополучно, ибо, проснувшись утром, я обнаружила, что корчма по-прежнему стоит, а легкие разрушения в зале – не в счет. Герои продрали глаза и готовились к отбытию, за исключением Ниндзюка, который продолжал храпеть, уронив голову на стол, а когда на него вылили ведро колодезной воды, пробурчал, что не двинется с места, пока все не прогуляет.

Конунга и дона это заявление отнюдь не взволновало, а вот барон некоторое время промедлил, соображая, не составить ли компанию атаману.

– Да ну его, – произнес он по принятии решения. – Я весь год, пока вас дожидался, все окрестности истоптал. В каждой корчме, небось, у служанок от меня потомство имеется… Надоело все. Едем дальше.

Но дальше мы проехали лишь до перекрестка дорог. Здесь дон Херес придержал коня и сделал нам знак остановиться.

– Господа! Нужно определиться. Пора каждому выбрать свою дорогу. Ибо вместе ездят лишь трусы. Как сказал поэт:

– Волков никогда не видал твой поэт, – хмыкнул Грабли.

– Это точно. А вот еще кабаны как бродят… – припомнил барон. – И с ними сравняться никак не стыдно.

– Господа, может, вы и сильные звери, – заметила я, – но меня магистр направил в Вестенбург.

– Это, значит, на запад. И мне в другую сторону, – постановил барон. – Отправлюсь-ка я на восток. Гип-гип нах вестен! – как говорили мои благородные предки.

– Я с севера, и там имя мое прославлено в песнях, – сказал Грабли, – а на юге меня никто не знает. Стало быть, нужно, чтоб меня там узнали.

Лицо дона Хереса несколько омрачилось, но он, как истинный уроженец Кабальерры, достойно принял выбор судьбы.

– Что ж, мне ничего не остается, как ехать на север. Аdios, господа.

Так мы с героями разъехались на все четыре стороны. У меня было нехорошее предчувствие, что с кем-то из них мы обязательно встретимся.

Жителям Восточных уделов Ойойкумены Второримская империя, то есть пространство, расположенное по преимуществу между реками Надуй и Сноу, как правило, кажется единым целым. На самом деле это множество княжеств и королевств с разными правителями и разными законами, и власть императора порой весьма условна. Как сказал знаменитый бард Скриплинг: «Империя в плетеных лоскутках – наш уголок…» – за что и был утоплен в озере Лох-Фрайер.

Вестенбург, известный еще с античных времен как Colonia Vestibularia, много потерял с тех пор, как перестал быть резиденцией его величества, но сохранял все привилегии имперского города, а Геральдическая палата оставалась одной из институций, сохраняющих свое значение во всех помянутых королевствах и княжествах. Я добралась до Вестенбурга довольно быстро. Правда, Мрак после Динас-Атаса вел себя как обычный конь – видимо, заклятие, неустанно подгонявшее его вперед, имело ограничительные условия. Зато, в отличие от Гонории и примыкающих к ней стран, здесь действительно были хорошие дороги, оставленные легионерами Первороримской империи.

Остановившись, по привычке, на постоялом дворе с дурной репутацией, я прихватила рекомендательное письмо от графа Атасного и двинула стопы в Геральдическую палату. Письмо оказалось к месту – глава коллегии имперских геральдистов мэтр Отверсаче долго вчитывался в его содержание и столь же долго вглядывался в мою физиономию, как будто граф Бан запечатлел на пергаменте мои незабываемые черты, но все же пропустил. И пока я сидела за столом, листая фолианты с гербами, и служащие, и посетители таращились на меня с удивлением. Нечасто, видно, подобные особи заходят под эти сумрачные своды. Юного служку в пропыленной рясе, таскавшего к столу заказанные мною тома, снедало откровенное желание спросить, кто я и что мне здесь надо, однако он не решался.

Прошел почти целый день, а искомого герба не оказалось. Слава богам, по летнему времени палата работала несколько дольше обычного, ибо здесь, в целях пожарной безопасности, светильников не зажигали (ну просто Волкодавль какой-то!). Но если изучать гербы всех благородных семейств из всех медвежьих, а также верблюжьих углов империи, на это уйдет не один день и даже, возможно, не месяц. А с чего, собственно, я взяла, что это родовой герб?

Какая первая мысль посетила меня при виде факела на печати? Правильно – что это крайне распространенная эмблема. И думала я так до тех пор, пока не узнала, что факел был перевернут намеренно. Что, помимо прочего-разного, символизирует конец жизни, смерть… Какой же благородный дон или прекрасный сэр изберет такую эмблему своим гербом?

А вот храм или другая духовная организация определенного толка вполне может.

– Эй, любезный! – окликнула я служку.

– Меня зовут Секстет, – сообщил он, побежав к столу.

– Очень приятно. Так вот, Секс, притащи-ка мне книгу, где собраны эмблемы храмов и духовных орденов…

После того, как Секстет выполнил заказ, искать пришлось не более получаса. Перевернутый факел был обозначен в книге как эмблема храма Края Окончательного. Никогда в жизни я о таком не слышала. Я снова подозвала Секстета.

– Секс, ты производишь впечатление образованного человека…

Архивный юноша зарделся.

– Скажи мне – тебе что-нибудь известно о Крае Окончательном?

На сей раз служка побледнел.

– Ну так как же… – пробормотал он. – Ведь Край Окончательный, он же Крант, он же Трындец Неожиданный… да что там, имен его не счесть – это древнее, еще доимперское божество смерти.

– Нечто подобное я и предполагала. И поняла теперь смысл выражения «пришел полный край». Так что там насчет храма?

– Храм есть… он расположен в глубине Безысходного леса, что за Нечистым полем… Постойте! – его глаза расширились от ужаса. – Вы что, собираетесь туда отправиться? – И, не дав мне ответить (а я и не собиралась), горестно зачастил: – Безысходный лес потому так и называется, что его пройти невозможно, если ты не маг и не жрец! В храме почитают смерть во всех ее проявлениях, и потому с Нечистых полей в Безысходный лес стекается всевозможная нечисть! В позапрошлом году у нас гостил шевалье Глюк, знаменитый путешественник, и он рассказывал, как пытался достичь храма Края и вынужден был вернуться. Безысходный лес не пропустил его. Деревья там сплелись в непроходимые заросли, а по ночам кружит всякая нечисть – пиксы, никсы и шиксы… Или вы одарены волшебными способностями, и вас это не пугает?

– Нет, ничего подобного. Но спасибо за информацию. И вообще, темно уже, пора заканчивать с работой. Прощай, Секстет.

И я покинула Геральдическую палату, оставив архивного юношу в полном недоумении. По правде говоря, относительно собственных дальнейших действий я тоже не определилась. И, усевшись в углу питейного зала, предалась размышлениям. Ничего, кроме хорового исполнения воровской песни «Господа мусора, как вас били вчера» меня не беспокоило. Поскольку опасности в таких местах грозят только порядочным женщинам, а меня бы за порядочную никто не принял.