И тем не менее… Приглядевшись, за сражающимися я увидела несколько повозок. На одной из них сидел седобородый старец и сноровисто работал спицами. Нити, из которых он вывязывал полотнище, возникали словно бы из ниоткуда, и больше напоминали полосы дыма, чем пряжу. А сам старичок-вязальщик, в отличие от прочего воинства, призраком отнюдь не был! Он состоял из плоти и крови… и он как будто почувствовал мой взгляд! Поднял голову и принялся присматриваться, не оставляя вязания.

Край Неминуемый! Мне следовало сразу догадаться – как только опрокинули шкатулку с темнотой. Мэтр Халигали упоминал, кто их делает.

Эти благородные черты, этот высокий лоб, эту окладистую белоснежную бороду я уже видела однажды. На портрете Анофелеса в Динас-Атасе.

Я сдернула очки и оказалась во мраке. Но ненадолго.

Как вчера, выброшенная в пространство тьма источилась, и свет вернул свои права. «Чай Вылезария», с которым возился Халигали, вспыхнул ярким пламенем. И еще более ярко пылал лагерь мятежников – шатры, палатки, обозные телеги. Самих мятежников не было. По крайней мере, живых.

Нас окружала Армия Теней.

Кто-то из братьев-гидрантов рыдая читал молитву, прося упокоить его в Злачном Месте среди праведников.

– Вот так и помрешь на голодный желудок, – глубокомысленно сообщил Лонгдринк.

У меня были на сей счет свои соображения, но ему докладывать о них я не стала. Снова посмотрела вверх – сперва туда, где у пылающего ведра стояли командор и доктор, затем – на небо, где вилась неведомая смертному глазу Дорога Скатертью.

Фон Штепсель воспринял мое сообщение спокойнее, чем я предполагала. То есть он, конечно, бранился, но меньше, чем мог бы.

– Чтоб живой человек спелся с нелюдями – никогда б я в это не поверил, убей меня гром, но это же маг! Никогда я магам не доверял, и великому магистру не советовал.

– Сдается мне, он там не один живой, – рискнула предположить я.

– Почему?

– Ему же есть-пить надо? А сам он добывать еду не может – он же вяжет, руки заняты… И призраки вряд ли его снабжают, хоть он их и контролирует.

– Почему «контролирует»? – прозвучал голос доктора Халигали. Его известие о наличии Анофелеса в стане призраков удручило больше, чем тот факт, что мы находились у этих призраков в осаде. – Может он у них в плену?

– Посмотрите сами, – я протянула доктору очки. – Окуляры показывают находящиеся в пределах видимости предметы и явления, связанные с миром мертвых в так называемой «зоне сумерек». Ваш Анофелес нынче ступил в эту зону и, похоже, неплохо себя чувствует.

Доктор надулся и очки не взял.

– Ничего из этой дребедени я не понял, – заявил фон Штепсель, – но вижу одно – они не нападают. Если бы они пошли на штурм, то не помог бы нам ни великий магистр, ни маршал Водан Вступе-Миллер. Разве что сам великий Вылезарий… да и то неизвестно, на чьей стороне он бы сейчас сражался. А они ничего. Стоят. Хотя раньше стратегия и тактика у них была такой: напали, перебили, смылись.

– Но этого не может быть! – доктор никак не мог смириться с мыслью об измене наставника. – Нападение нелюдей… хорошо, будем называть их призраками… начались много раньше исчезновения мага Анофелеса. И зачем ему было предсказывать явление пяти героев, как залог победы, если он замыслил измену?

– Много нам напобеждали ваши герои! – рявкнул фон Штепсель.

Я кивнула.

– Вот именно. А изменения в Армии Теней, о которых говорил командор, связаны с переходом на их сторону Анофелеса.

– Я все равно ничего не понимаю! – в отчаянии воскликнул доктор. – Вдруг произошла ошибка? Вдруг это не Анофелес, а призрак Анофелеса?

– Я, вообще-то, тоже в толк не возьму, – пропустив мимо ушей последние слова, признался фон Штепсель, – с чего призраки так озверели. Они, сколько было известно, смирные, только и могли что напугать.

– И еще мы так и не ответили на вопрос, что дало им видимость плоти и силу держать оружие. Вся надежда на вас, доктор. Одну ночь вы уже потеряли, кто знает, сколько времени в запасе, чтобы расшифровать гримуар Логистиллы.

– Да при чем здесь эта книга!

– При том, что Анофелес завладел Дорогой Скатертью. А гримуар посвящен этому явлению. Узнав, что это такое, мы, возможно, поймем, как его уничтожить.

– Хорошо бы, – мрачно сказал фон Штепсель. – И все-таки, почему они не нападают? Ночи ждут? Так они в любое время с подачи вашего мага, ночь могут устроить.

– Думаю, хотят довести нас до нужной степени испуга. Подержат сутки в полном неведении, а потом выдвинут свои условия.

– Первый раз в жизни хотел бы, чтоб женщина оказалась права, – командор мрачнел все больше. – Потому как вампира можно убить осиновым колом, оборотня – серебром, дракона – добрым мечом… но как убить призрака?

И я оказалась права. На следующий день, когда солнце было в зените, к воротам крепости Балдино подъехал одинокий всадник со штандартом парламентера. И это был отнюдь не призрачный гонец, наподобие того, что вручил мне роковое послание. Несмотря на то, что конь у него был такой же. Или почти. Словно из одной конюшни с моим Мраком. Доспехи его подозрительно напоминали те, что вчера в бою носил Секвестр Тальони. И все же это был не кондотьер – другой рост, другая манера сидеть в седле.

– Как бы этот тип не подстроил нам какой-нибудь подвох, – сказал фон Штепсель, объявившийся на стене в окружении старших орденских братьев. Доктора видно не было.

– Все возможно. Поэтому позвольте, командор, мне выехать за ворота и встретить его, – предложила я.

– Уместно ли это? Женщину – на переговоры?

– Именно сейчас – уместно. У вас каждый брат на счету, даже мирской.

Упомянутые братья промолчали, даже дон Херес, обычно встававший на защиту дам. Молчал и Лонгдринк – правда, получив паек, он, скорее всего, спал на ходу.

Мне вывели Мрака. Я поднялась в седло и выехала за негостеприимные стены Балдино. Если б я хотела сбежать, момент был бы подходящий. Возможно, поэтому рыцари-гидранты отправили меня прочь. Но я и не собиралась этого делать. И не потому предложила себя в переговорщики. Равно как не потому, что меня особенно беспокоила безопасность орденских братьев. Просто я хотела проверить свои предположения.

Посланец гордо восседал в седле, несмотря на то, что на него были нацелены стрелы орденских лучников. И его можно понять – немильскому доспеху стрелы вреда не причинят, а по коням в рыцарском сообществе стрелять не принято. К тому же статус парламентера…

– Я, посланец великого Неназываемого мага, – загудел голос из-под забрала, – имею послание к коменданту крепости, а также к его советнику. И требую, чтоб меня пропустили в Балдино!

– Открой личико, Зайдниц, – посоветовала я. – Думал, опустил наличник, и тебя не узнают? Да и Неназываемого твоего мы знаем отлично, сколько бы Анофелес за призраками не прятался!

– Подумаешь, призраки… – Фон Зайдниц поднял забрало и ухмыльнулся. – Сумел бы кто другой такую армию собрать! Не пьет, не жрет… грабить-то по привычке грабит, но пользоваться награбленным не может. Стало быть, вся добыча кому пойдет? Магу, и нам, живым помощникам.

– Вот почему ты к ним переметнулся…

– А тебе и завидно. Небось, локти кусаешь, что тебя не позвали.

– Ну уж нет. Я с дохлыми мужиками не общаюсь, предпочитаю живых. Так что гони сюда свое письмо и проваливай к своим призракам.

– И не подумаю! Мне четко было сказано – письмо командору или этому… как его… Калигари. Так что прочь с дороги и пусти меня в крепость.

– Ты совсем тупой или частями? Едва ты ступишь в крепость, тебе в лучшем случае башку снесут, а о худшем не будем говорить. В орденах не жалуют перебежчиков, пусть даже мирских братьев, а не посвященных.

– А кто им скажет, что я перебежчик? Так рыцари и поверят дурной бабе или ученому сморчку.

– Ну почему же, там еще дон Херес есть. Невольник чести.

Самоуверенность фон Зайдница стала таять.