В Лондоне за Стаффордом следил блестящий сэр Фрэнсис Уолсингэм, человек, которому единодушно приписывается честь основания британской секретной службы. Уолсингэм, правая рука королевы Елизаветы, премьер-министр Роберт Сэсил и лорд Бургли были образцовыми представителями славной когорты мастеров шпионажа и контршпионажа. Как бывший посол в Париже он был осведомлен о той паутине международных интриг, что покрыла все французскую столицу, и знал также, как это можно было использовать в своих интересах.

Уолсингэм взял курс, который впоследствии будет признан классическим в развитии техники шпионажа. Он решил не предпринимать никаких действий в течение некоторого времени – разве что послать шпиона следить за послом Стаффордом. Его агент, человек по имени Роджерс, или иначе Николас Берден, вскоре подтвердил подозрения Уолсингэма. Посол использовал свое положение, чтобы передавать католические письма в Англию и прикрывать папистских агентов. Более того, он выдавал весьма ценные секреты врагам протестантской Англии. Кроме того, Стаффорд возглавлял широкую сеть агентов во Франции; через своих связников, среди которых были и католики, он посылал важную разведывательную информацию в Лондон.

Уолсингэм придерживался «золотого правила» тайных операций, действовавшего во все времена: он ничего не делал открыто, и в 1586 году хитрость Уолсингэма стала приносить плоды.

Стаффорд не только продал секреты английской обороны Филиппу II, но и использовал те же самые испанские контакты для получения информации для Уолсингэма… и еще за два года предупредил английское правительство о готовящемся отплытии Армады.

«Испанская партия здесь, – писал он Уолсингэму из Парижа летом 1586 года, – похваляется, что не пройдет и трех месяцев, как на Ее Величество нападут в ее собственном королевстве и что великая армия уже готовится для этой цели».

Уолсингэм, однако, не до конца поверил Стаффорду, и другие агенты непременно перепроверяли все разведданные, поступавшие от посла. Так, несколько месяцев спустя один из этих шпионов докладывал:

«У короля Филиппа явно есть какой-то великий замысел против нас, поскольку он заключил соглашение с Фаггерсами (крупные международные банкиры из Аугсбурга) о деньгах, подлежащих уплате здесь, в специальном месте».

Уолсингэму требовалось подтверждение, и он отправил в Испанию одного из своих лучших шпионов по имени Ричард Гиббс. Переодевшись шотландцем, Гиббс своими глазами увидел в испанских гаванях около 150 кораблей, готовящихся к отплытию, и доложил, что испанцы говорят еще о 300 галерах, также включенных в подготовку к походу. Тогда английский шпион, до сих пор представлявшийся шотландцем, отправился в Лиссабон, где был хорошо принят испанскими морскими властями. Испанцы расспрашивали его об удобных якорных стоянках на восточном побережье Шотландии и особенно о заливе Ферт-оф-Форт. Потом офицеры испанской военно-морской разведки расспросили Гиббса о Темзе и есть ли в ней якорные стоянки для флота.

Гиббс был человеком находчивым и изобретательным, не только шпионом, но и кем-то вроде контрпропагандиста. Он заверил испанцев, что на Темзе нет никаких подходящих гаваней для их армады. Ибо Темза, сказал он им, «дурная река, забитая песком и илом – и у кораблей нет возможности зайти в нее».

Уолсингэм тем временем продолжал осторожно следить за Стаффордом. Существуют некоторые свидетельства, дающие основания предположить, что он прибегал к тактике, не являющейся секретом для глав шпионских ведомств гораздо более поздних времен, а именно – он снабжал Стаффорда тщательно фальсифицированной полуправдой, не без оснований полагая, что она будет вовремя передана испанцам. На фоне его достаточно двусмысленных, если не сказать сомнительных, отношений со Стаффордом, Уолсингэм, подобно всем великим разведчикам, столкнулся с фундаментальной дилеммой: или вызвать посла в Лондон и казнить его за измену, или оставить его в роли двойного агента и использовать его предательство в английских интересах.

Уолсингэм выбрал последнее.

После заключения в 1603 году Унии между коронами Англии и Шотландии, в царствование Джеймсов I и VI, Уолсингэм создал инструмент, который и превратился в британскую разведывательную службу. В царствование первого из королей династии Стюартов ее самым блестящим шпионом был посол, сэр Генри Вуттон, британский посланник в Венецианской республике. По его собственному признанию, он использовал «приемы своих врагов, хотя и с другими целями». В его посольстве, расположенном на одном из каналов, всегда можно было найти множество самых разных венецианских шпионов, убийц, головорезов и интриганов, готовых за деньги сделать что угодно. Негодяи, которых привечал посол, были совершенно необходимы ему для дел тайной дипломатии, но уж очень дорого обходились. Его шпионская сеть выросла так, что теперь покрывала всю Италию, однако основные его усилия были направлены против иезуитов. Письма, пересылаемые из одного итальянского города в другой, часто перехватывались, чтобы «вскрыть заговоры».

После копирования (копии отправлялись королю Джеймсу) письма возвращались в обычную иезуитскую службу доставки.

У Вуттона было хорошо развито чувство юмора, и он часто говорил:

Несмотря на свой высокий дипломатический ранг, Вуттон не гнушался получением денег за работу, выполняемую им сверх его посольских обязанностей. Так, время от времени он передавал некоторые пикантные подробности, «лакомые кусочки» из тайной переписки иезуитов венецианскому правительству – за плату наличными.

Но какие бы поражения ни переживал орден иезуитов от рук британской секретной службы, однако жили в первой половине ХVII века два священника – ни один из них не был иезуитом, которые зарекомендовали себя как большие мастера шпионажа и тайных операций. Один из них – молодой монах-капуцинец, аристократ и эрудит по имени Франсуа ле Клерк дю Трембли, известный в истории как отец Жозеф, а другой – человек, которого отец Жозеф привел к власти – Арман Жан дю Плесси, кардинал Ришелье, величайший из государственных деятелей Франции.

С того дня в 1624 году, когда Ришелье достиг высшей власти во Франции Людовика XIII, он вел непрерывную борьбу с одной-единственной целью – превратить Францию в величайшую державу Европы. Приключения нескольких его шпионов и их противников обессмертил Александр Дюма в романе «Три мушкетера». Когда, после восемнадцати лет правления, Ришелье умер, цель, поставленная им, была достигнута.

Главным мастером шпионажа у Ришелье был его друг и советник, капуцинский монах отец Жозеф. Босой, одетый в серую сутану, этот скромный монах почти двадцать лет неслышно бродил по коридорам и гостиным ришельевского дворца. Он приложил руку почти ко всем основным дипломатическим событиям в Европе и был настоящим серым кардиналом, стоявшим за спиной властей предержащих. Временами он и сам не гнушался выступить в роли шпиона, хотя в основном руководил всеми тайными операциями в великой борьбе Ришелье против власти империи Габсбургов и Испании.

Отец Жозеф использовал своих тайных агентов, то интригуя со сторонником протестантизма шведским королем Густавом Адольфом против дома Габсбургов, то инспирируя восстание чешских протестантов против империалистической Австрии после их поражения в битве при Белой Горе, то для того, чтобы воспрепятствовать донкихотству и зачастую абсурдным желаниям герцога Букингемского, то чтобы замышлять заговоры с обитателями Северной Африки маврами-мусульманами против католической Испании. В итоге можно сказать, что многие его действия изменили политическое лицо Европы. К тому времени, когда Ришелье и его серый кардинал исчезли с европейской сцены, они сумели низвести Испанию с уровня величайшей державы Европы до уровня третьестепенного государства. Тогда как Франция стала главнейшей державой на континенте.

Но там, где Ришелье и отец Жозеф кончили, агенты короля Людовика XIV продолжили и очень скоро стали непревзойденными в своем мастерстве. И заслуга здесь принадлежала Оливеру Кромвелю. Сам лично очень набожный, он тем не менее последовал примеру Ришелье и никогда не позволял религии влиять на внешнюю политику государства. Подобно всем диктатурам, Англия под властью лорда-протектора была полицейским государством, и если у Сталина был Берия, а у Гитлера – Гейдрих, то у Кромвеля – Турло.