— Я лучше умру вместе с вами, чем брошу вас, Риди.

— Нет, сэр, это неумно и неправильно; вы должны спасти вашу мать, братьев и сестру; обещайтесь послушаться меня.

Уильям молчал.

— Я указываю вам ваш долг, Уильям. Я отлично понимаю, что делается у вас в душе, но вы не должны поддаваться вашему чувству. Обещайтесь послушаться меня или вы сделаете меня ужасно несчастным.

Уильям сжал руку старика; его сердце было до того переполнено, что он не мог выговорить ни слова.

— Они придут утром, — продолжал старик, — так, но крайней мере, мне кажется. У вас еще много времени, поднимитесь на пальму и сторожите там до полного света, потом спуститесь и скажите мне, что вы видели.

Речь утомила Риди. Теперь его голос звучал еле слышно. Он знаком отослал прочь Уильяма, и мальчик поднялся на пальму. Там он караулил, пока не стало совсем светло.

На заре он заметил, что дикаря работали; они собрали все пуки из веток на том месте, где прежде стоял старый дом, и усиленно готовились к нападению.

Вот мальчик заметил, что каждый из воинов вскинул на плечо одну вязанку веток, и все двинулись к палисаду. Уильям тотчас же спустился с дерева и позвал отца, который разговаривал с миссис Сигрев. Все ружья были заряжены, и Селина с Юноной стали позади прибитых досок, чтобы заряжать их немедленно после каждого выстрела.

— Мы откроем огонь, когда они подойдут на столько, чтобы мы не могли давать промахов, Уильям, — сказал сыну Сигрев. — Чем дольше мы не позволим им подходить, тем лучше.

Когда первые дикари были на расстоянии пятидесяти ярдов от палисада, защитники укрепления выстрелили; двое нападающих упали. Сигрев и Уиль продолжали стрелять в надвигавшихся дикарей, и в течение десяти минут дело шло успешно. Потом дикари двинулись большим отрядом, закрываясь связками прутьев. Это их защищало.

Таким образом, они в безопасности дошли до палисада и принялись складывать фашины. Сигрев и Уиль все еще осыпали их непрерывными выстрелами, но с меньшим успехом.

Многие из них упали, но все же вязанки постепенно нагромождались; они уже почти дошли до отверстий в палисаде, через которые защитники дома выставляли дула своих ружей. Судя по тому, что дикари делали из вязанок покатость, было очевидно, что они намеревались подняться к гребню ограды и перескочить через нее.

Наконец, казалось, все связки были положены, и дикари отошли к кокосовым пальмам.

— Они ушли, отец, — сказал Уильям, — но, конечно, вернутся, и боюсь, скоро придет наш конец.

— Я боюсь того же, мой благородный мальчик, — ответил Сигрев. — Они отошли только, чтобы приготовиться к общему приступу; теперь они могут перебраться через палисад. Я почти жалею, что они не подожгли прутьев: тогда мы могли бы бежать, как говорил Риди; но теперь это невозможно.

— Ничего не говори маме, — сказал Уильям, — будем защищаться до последней крайности, а если нас победят, — значит, так угодно Господу.

— Мне хотелось бы на прощанье поцеловать твою маму, — сказал Сигрев. — Но нет, это заставит меня ослабеть. Лучше нет. Вот они, Уильям, они бегут! Ну, да благословит тебя Бог, мой мальчик. Я думаю, мы все встретимся на небе.

Все полчище дикарей двигалось теперь от кокосовой рощи плотной массой. Они кричали, так что ужаснули Селину и Юнону, однако ни одна из них не дрогнула. Дикари снова были в пятидесяти ярдах от палисада, и снова по ним открылся огонь.

Громкие вопли отвечали на выстрелы. Вот дикари уже дошли до покатой груды сложенных вязанок. Но их дикие крики и ружейные выстрелы заглушил громкий, грохочущий звук, от которого содрогнулись пальмовые деревья. И нападающие, и защитники на мгновение замерли от изумления. Новый и еще новый громовой звук. Что-то бороздило землю. Множество дикарей упало.

— Это корабельная пушка, отец, — сказал Уиль. — Мы спасены. Спасены!

— Это, наверное, пушка, мы спасены чудом, — ответил м-р Сигрев в полном изумлении.

Дикари остановились. Они были ошеломлены. Снова и снова звучали выстрелы больших орудий, сотрясая воздух, и ядра с визгом проносились в лесу.

Дикари повернулись и бросились к своим челнокам. Не осталось ни одного.

— Мы спасены! — вскрикнул Сигрев.

Быстро соскочив с доски, прибитой к палисаду, он горячо обнял жену. А Селина опустилась на колени и, подняв к небу сжатые руки, стала благодарить Бога.

Уильям быстро поднялся на высокую пальму, осмотрелся и закричал бывшим внизу.

— Большая шкуна, папа. Слышишь? Это она стреляет в дикарей. Они разбегаются повсюду; многие падают; некоторые в воде… Идет большая шлюпка, в ней люди… Она уже подле садового мыса. Три челна, полные дикарей, отчалили. Вот опять пушечный выстрел. Два челна утонули, отец… Шлюпка пристала к берегу. Сюда идут, сюда!

Уильям быстро спустился с дерева. Ступив на землю, он тотчас же побежал отодвинуть жерди, закрывавшие дверь палисада, и распахнуть ее. Он отодвинул последнюю жердь, когда услышал шаги избавителей, открыл дверь и через одно мгновение очутился в объятиях капитана Осборна.

Объяснения. — Капитан Осборн и Риди. — Смерть Риди. — Печаль. — Предположения. — Стадо остается на острове.

Раньше, чем будем продолжать наш рассказ, мы объясним молодым читателям, как и почему капитан Осборн явился в такую минуту.

Следует вспомнить, что за несколько месяцев до этого дня появился бриг и принес такое глубокое разочарование жителям островка, не подойдя к их берегу.

Дело в том что бывшие на палубе этого брига не только видели выкинутые флаги, но и прочитали крупную надпись с названием «Великий Океан». Тем не менее налетевшая буря так далеко унесла их к югу, что капитан брига нашел несовместимым со своими обязанностями относительно судовладельца терять много времени на рейс до острова. Товар, который несло судно, потерял бы всякую цену, если бы он попал на торговый рынок не первым. Поэтому капитан решил прямо отправиться в Сидней-Порт, который составлял местоназначение его плавания.

Когда Мекинтош и матросы «Великого Океана» опустили капитана Осборна в большую шлюпку, он был без сознания.

Прошла бурная, тяжелая ночь. С большим трудом они спасли шлюпку от гибели; мало-помалу Осборн пришел в себя и настолько оправился, что Мекинтош мог рассказать, почему он очутился на море, в простой шлюпке.

На следующее утро ветер ослабел, и им посчастливилось; они встретили судно, которое отправлялось к Вандименовой земле и приняло их на свою палубу.

Из рассказа Мекинтоша капитан Осборн узнал о судьбе семьи Сигрев; он не сомневался, что «Великий Океан» пошел ко дну, а с ним погибли Сигревы и Риди, не пожелавший бросить несчастных.

Он сообщил об этом владельцам корабля.

Попав на Вандименову землю, капитан Осборн был до такой степени поражен прелестью, красотой и плодородием острова, что решил купить себе земельный участок и основаться в этой стране. (Может быть, также после недавно пережитой страшной опасности, ему не хотелось снова идти в море). Он исполнил свое намерение, завел ферму, скот и на шкуне отправился в Сидней, чтобы получить многие сельскохозяйственные предметы, которые выписал для себя из Англии.

В это время в Сидней пришел бриг и рапортовал о том, что на одном из маленьких островов белые, и что они подняли флаг с вышитой на нем надписью «Великий Океан».

Когда Осборн узнал об этом, он немедленно отправился к капитану брига, засыпал его вопросами; определил, под какими градусами широты и долготы находился островок с белыми и флагом, и понял, что это было невдалеке от места крушения «Великого Океана». Так Осборн получил твердое убеждение, что покинутый корабль уцелел, и семья Сигрев спаслась чудом.

Он отправился к губернатору провинции Новый Южный Уэльс, рассказал ему с полученных сведениях, и тот немедленно решил послать на помощь несчастным правительственную шкуну; вдобавок он предложил Осборну плыть на ней, если он желает сам отправиться отыскивать своих бывших путевых товарищей.