– А потом вы опрыскаете всю планету, чтобы ликвидировать оригинальные вирусы? – спросил у нее Эндер. – Но что будет, если способный к сопротивлению вид уже появился? – Нет, не опрыскаем, поскольку тогда погибли бы и все вирусы, уже встроенные в тела всех существ на Лузитании. В этом месте как раз начинаются проблемы…

– Как будто все остальное – это легкая штучка, – вмешалась Новинья. – Создать из ничего новую органеллу…

– Мы не можем просто-напросто ввести эти органеллы нескольким или даже всем свинксам. Их следовало бы ввести в организмы каждого местного животного, дерева, травинки…

– Это невозможно, – согласился Эндер.

– Поэтому мы должны включить механизм, способный универсальным образом распространить органеллу и, одновременно, уничтожить раз и навсегда вирусы десколады.

– Ксеноцид, – заявила Квара.

– Как раз в связи с этим мы и ссоримся, – объяснила Эла. – Квара считает, что десколада обладает разумом.

Эндер присмотрелся к своей самой младшей падчерице.

– Разумная молекула?

– Они имеют собственный язык, Эндрю.

– Когда ты об этом узнала? – спросил Эндер. – Он пытался представить, каким образом способна разговаривать генетическая молекула, пускай даже такая длинная и сложная как вирус десколады.

– Я уже давно это подозревала. Только мне не хотелось говорить, пока не будет стопроцентной уверенности, только вот…

– Что означает – ты не уверена, – с триумфом в голосе заметил Грего.

– Но я практически уверена. Только, пока мы не узнаем этого, вам нельзя уничтожить весь вид.

– А как они разговаривают? – захотелось узнать Эндеру.

– Понятное дело, что не так как мы.. Они делятся информацией на молекулярном уровне. Первый раз я заметила это, когда работала над проблемой, каким образом новые, резистентные штаммы десколады распространяются так быстро и за столь короткое время заменяют все старые вирусы. Ответа мне найти не удалось, поскольку я неправильно ставила вопрос. Они не заменяют старые виды. Они просто передают информацию.

– Ну да, перебрасываются стрелками, – буркнул Грего.

– Это я так это назвала, – возразила Квара. – Я не поняла, что это и есть их язык.

– Потому что это и не язык, – заявил Грего.

– Это было пять лет назад, – заметил Эндер. – Ты утверждала, что эти стрелки несут с собой необходимые гены. Все вирусы, получившие такие стрелки, перестраивают собственную структуру, чтобы ввести новый ген. Да, это трудно признать языком.

– Но ведь они посылают стрелки не только в этих случаях. Информационные молекулы выстреливаются и перехватываются все время, и, как правило, они вовсе не вводятся в структуру десколады. Они прочитываются несколькими фрагментами вируса и передаются следующему.

– И это должен быть язык? – спросил Грего.

– Пока что нет, – согласилась Квара. – Но иногда, когда вирус прочитает подобную стрелку, он создает новую и посылает ее дальше. И вот теперь нечто, из чего я делаю вывод, что это язык: передняя часть новой стрелки всегда начинается последовательностью, похожей на концовку стрелки, на которую отвечает. Это позволяет поддерживать направление разговора.

– Разгово-о-ора… – презрительно бросил Грего.

– Замолчи, а не то я тебя прибью, – предупредила его Эла. Эндеру пришло в голову, что даже спустя много лет голос Элы все еще обладал силой, способной притормаживать настроения Грего… во всяком случае, иногда.

– Я прослеживала эти разговоры до сотни обменов. Большинство из ни заканчивается намного раньше. Некоторые из таких сообщений затем встраиваются в структуру вируса. Но, что самое интересное, это может быть абсолютно случайные фрагменты. Иногда один вирус перехватывает стрелку и сохраняет ее, а остальные этого не делают. Случается, что большинство вирусов сохраняет какую-то особенную стрелку. Только вот область, куда они ее вводят, именно та, которую нам исследовать труднее всего. Труднее, потому что она не является частью их структуры. Это их память, а отдельные представители вирусов между собой разнятся. Обычно получается так, что если принимают слишком много стрелок, то отбрасывают некоторые фрагменты памяти.

– Завлекательно, – оценил Грего. – Только это совсем не наука. Эти стрелки можно объяснить сотней различных путей, в том числе эти случайные включения и отбрасывания…

– И вовсе не случайные! – возмутилась Квара.

– Все равно, это еще не язык.

Эндер проигнорировал их ссору, поскольку в передатчике, похожем на драгоценный камень, который он носил в ухе, зашептала Джейн. Теперь она вспоминала о нем гораздо реже, чем в давние годы. Эндер слушал внимательно, без всяческого предубеждения.

– Она зацепила нечто важное, – заявила Джейн. – Я проверила ее результаты. В данном случае происходит что-то такое, чего не случается ни в одной из субклеточных структур. Я провела множество самых различных анализов всех ее данных. Чем больше моделирую и тестирую этот особый тип поведения десколады, тем меньше это напоминает генетическое кодирование, а более всего – язык. В данный момент мы не можем исключать того, что вирус обладает разумом.

Когда Эндер возвратился к дискуссии, речь держал Грего:

– Ну почему это все, чего нам не удается объяснить, мы обязаны превращать в какие-то мистические переживания? – Он прикрыл глаза и затянул:

– Я нашел новую жизнь! Я обнаружил новую жизнь!

– Перестань! – крикнула Квара.

– Вы начинаете перегибать палку, – вмешалась Новинья. – Грего, старайся не переходить границы рациональной дискуссии.

– Это очень трудно, поскольку вся эта теория совершенно иррациональная. At? agora quem j? imaginou microbiologista que se torna namorada de uma mol?cula? Слыхал ли кто-нибудь про микробиолога, который бы налетал на молекулу?

– Хватит! – резко оборвала его Новинья. – Квара точно такой же ученый, как и ты, и…

– Была, – буркнул Грего.

– И… если ты ненадолго заткнешься и позволишь мне закончить… она имеет право, чтобы ее выслушали. – Новинья рассердилась, только на Грего это, как и всегда, это никакого впечатления не произвело. – Ты должен уже знать, Грего, что довольно часто идеи, на первый взгляд самые абсурдные и противоречащие интуиции, становятся источником фундаментальных изменений.

– Вы и вправду считаете это одним из таких переломных открытий? – Грего поочередно заглядывал всем прямо в глаза. – Говорящий вирус? Se Quara sabe tanto? Porque ela nao diz o que? que aqueles bichos dizem? Если Квара об этом столько знает, так почему не расскажет нам, о чем же разговаривают эти малые монстры?

Грего перешел на португальский, вместо того, чтобы говорить на старке – языке науки и дипломатии. Это был знак, что дискуссия выходит из под контроля.

– Разве это так важно? – спросил Эндер.

– Важно! – подтвердила Квара.

Эла обеспокоено поглядела на Эндера.

– имеется в виду разница между излечением угрожающей болезни и уничтожением целой разумной расы. Мне кажется, что это важно.

– Нет, я спрашивал, – терпеливо объяснял Эндер, – важно ли то, что они разговаривают.

– Нет, – ответила ему Квара. – Скорее всего, мы никогда не поймем и язык, только это вовсе не меняет того, что они разумны. Впрочем, о чем бы могли разговаривать вирусы с людьми?

– Может мы попросили бы: «Перестаньте нас убивать»? – предложил Грего. – Если бы тебе удалось догадаться, как сказать это на языке вирусов, такая штука нам бы пригодилась.

– Один только вопрос, Грего, – ответила ему Квара с притворной миленькой улыбкой. – Кто с кем разговаривает, мы с ними, или они с нами?

– Сейчас мы не можем решать об этом, – решительно сказал Эндер. – Какое-то время мы еще можем подождать.

– Откуда ты знаешь? – запротестовал Грего. – Откуда тебе знать, а вдруг завтра у нас все начнет чесаться, болеть, сами мы будем блевать, у нас поднимется температура, и в конце концов мы все не умрем, потому что за ночь вирусы десколады найдут способ, как раз и навсегда стереть нас с лица планеты? Тут такое дело – мы или они.