И как бы в ответ на ее мольбы, в голову пришло осознание того, что теперь ей можно выйти. Нужно всего лишь уставиться в точку сразу же за правым крайним углом двери и, не спуская с нее глаз, перенести за порог правую ногу, затем левую руку, повернуться в левую сторону, перенося назад левую ногу, а потом – правую руку вперед. Все это было ужасно запутанно, сложно, будто в танце. Цинь-цзяо шевельнулась – медленно и осторожно – но в конце концов ей все удалось.

Двери выпустили ее. И хотя Цинь-цзяо все еще испытывала, как давит ее вина, ей стало чуточку легче. Она уже могла выдерживать это состояние. Могла дышать, глубоко не вдыхая, могла говорить без того, чтобы у нее не перехватывало горло.

Она сбежала по лестнице и потянула шнурок маленького колокольчика, висевшего у двери отцовских комнат.

– Не моя ли это дочка, моя Блистающая Светом? – спросил отец.

– Да, благородный.

– Я готов принять тебя.

Цинь-цзяо открыла двери и прошла в комнату – на сей раз не потребовалось никакого ритуала. Девушка сразу же направилась к тому месту, где на стуле перед терминалом сидел Хань Фей-цзу. Подойдя к нему, она опустилась на колени.

– Я проэкзаменовал Си Вань-му, – сообщил отец дочери. – И считаю, что твой первый выбор был правильным.

В первый момент Цинь-цзяо не поняла, что отец имеет в виду. Си Вань-му? Почему он вспомнил о древней богине? Она удивленно подняла голову и проследила взглядом за взглядом отца: на служанку в чистой серенькой одежде, покорно на коленях с покорно свешенной головой. В этот момент она никак не могла вспомнить девочки с рисового поля, вспомнить о том, что та должна была стать ее тайной наперсницей. Но как же могла она об этом забыть? Ведь они расстались буквально пару часов назад. Тем не менее, за это время она вступила в битву с богами, и если даже не победила в ней, то, по крайней мере, и не проиграла. Чем, по сравнению со сражением с богами, был прием служанки в дом?

– Вань-му девушка дерзкая и амбициозная, – сообщил отец. – Но вместе с тем, она откровенна и намного умнее, чем я мог ожидать. Из этого я сделал вывод, что вы обе планируете сделать ее твоей ученицей, а не только тайной наперсницей. Вань-му тихонько ойкнула. Цинь-цзяо отметила, как девочка перепугана. Ну да… она боится того, что я подумаю, будто она выдала отцу наши планы.

– Не беспокойся, Вань-му, – успокоила ее Цинь-цзяо. – Отец почти всегда разгадывает тайны. Я знаю, что ты ни о чем ему не сказала.

– Хотелось бы мне, чтобы все тайны были столь же легкими, как ваша, – вздохнул отец. – Дочь моя, я должен похвалить тебя за твое великодушие. Боги станут уважать тебя за это, как делаю это я.

Слова признания были словно лечебная мазь на щемящую рану. Может потому бунт не уничтожил Цинь-цзяо, что какая-то из богинь сжалилась над нею и указала, как ей можно выйти из собственной комнаты. И все из-за того, что она умно и великодушно отнеслась к Вань-му, прощая ей дерзость, и в связи с этим Цинь-цзяо хоть в какой-то мере простили ее невыносимое чванство?

«Вань-му не жалеет о собственных амбициях», – думала Цинь-цзяо. – «И я не стану жалеть о собственном решении. Не допущу, чтобы отца уничтожили лишь потому, что сама не способна найти – или хотя бы придумать – причины исчезновения Лузитанского Флота, не связанной с божественным вмешательством. И все же… как могу я противостоять божественному промыслу? Это они, боги, уничтожили или спрятали флот. Божьи поступки должны распознаваться их послушными слугами, хотя их и надлежит скрывать от неверных из других миров».

– Отче, – заговорила Цинь-цзяо. – Мне нужно поговорить с тобой о моем задании.

Отец неправильно понял ее сомнения.

– Мы спокойно можем говорить и при Вань-му. Она была принята в дом в качестве твоей тайной наперсницы. Оплата за нее ее отцу уже отослана, а в мозг уже введены первые блокады. Мы можем довериться ей. Она нас выслушает и никому ничего не расскажет.

– Хорошо, отец. – Цинь-цзяо уже забыла, что Вань-му находится в комнате. – Отче, я знаю, кто спрятал Лузитанский Флот. Но ты должен мне пообещать, что никогда не откроешь этого Звездному Конгрессу.

Обычно спокойный, отец взволновался.

– Я не могу обещать этого, – ответил он. – Было бы недостойно, если бы я повел себя столь нелояльно.

Что же сделать ей в подобной ситуации? Можно ли ей говорить? И в то же время, как можно ей не говорить?

– Кто же владычествует над тобою? – заплакала Цинь-цзяо. – Конгресс или боги?

– В первую очередь боги. У них всегда первенство.

– В таком случае, я тебе скажу: мне удалось открыть, что именно боги и укрыли флот от нас. Но если ты сообщишь об этом Конгрессу, они тебя высмеют, и слава твоя ляжет в развалинах. – И тут Цинь-цзяо в голову пришло нечто совершенно иное. – Но, отче, если это боги остановили флот, выходит, он был выслан вопреки их воле. А раз Звездный Конгресс послал флот вопреки воле…

Отец остановил ее жестом руки. Цинь-цзяо тут же замолчала и склонила голову в ожидании.

– Ну конечно же, это боги, – заявил Хань Фей-цзу.

Его слова принесли Цинь-цзяо как облегчение, так и унижение. «Ну конечно же», – сказал он. Неужели же он знал об этом с самого начала?

– Боги делают все, что происходит во вселенной. Но нельзя утверждать, будто бы ты знаешь, зачем они это делают. Ты сказала, что они флот задержали потому, что воспротивились его заданию. Но я отвечаю, что Конгресс не смог бы выслать эту эскадру, если бы того же не хотели боги. Посему, не остановили ли ее, ибо ей следовало исполнить задание столь огромное и благородное, что человечество оказалось недостойным его? А если они укрыли флот, чтобы как можно лучше испытать тебя? Одно остается неоспоримым: боги позволили, чтобы Конгресс управлял практически всем человечеством. И пока он управляет по воле небес, мы, живущие на Дао, без малейшего сопротивления станем исполнять их распоряжения.

– Я и не хотела противиться… – Цинь-цзяо никак не могла закончить это предложение, столь очевидным образом лживое.

Но отец, естественно, прекрасно ее понял.

– Я слышу, как умолкает твой голос, как стихают твои слова. И все потому, что ты понимаешь, что эти слова неправдивы. Тем не менее, ты хотела не подчиниться Звездному Конгрессу. – Его голос сделался более мягче. – Ты хотела это сделать ради меня.

– Ты ведь мой предок. И мои обязанности по отношению к тебе гораздо большие, чем по отношению к ним.

– Я твой отец. Предком стану только лишь после собственной смерти.

– Тогда по отношению к матери. Если когда-либо я утрачу доверие небес, я сделаюсь их самым страшным противником, поскольку буду служить богам.

Только Цинь-цзяо знала, что слова эти – опасная полуправда. Еще мгновение назад, еще до того, как двери пленили ее, она хотела воспротивиться воле богов ради добра собственного отца. Я самая недостойная, самая гадкая дочь на свете.

– А теперь я скажу тебе, моя Блистающая Светом дочь, что сопротивление воле богов не может принести мне добра. И тебе тоже. Но я прощаю тебе эту твою чрезмерную любовь. Это самый малый, самый мягкий из всех грехов.

Он улыбнулся. И эта улыбка успокоила Цинь-цзяо, хотя она и знала, что никак не заслужила отцовского одобрения. Теперь ей вновь разрешалось мыслить, вернуться к загадке.

– Ты знал, что все это устроили боги, но, тем не менее, приказал мне искать ответ.

– Но правильно ли ты поставила вопрос? – ответил на это отец. – Тот вопрос, ответ на который мы ищем, звучит так: каким образом сделали это боги?

– Ну откуда же могу я это знать? – удивилась Цинь-цзяо. – Они могли уничтожить флот, спрятать его или же перенести в какое-нибудь укромное местечко на Западе…

– Цинь-цзяо! Глянь на меня. Выслушай меня внимательно.

Девушка поглядела. Суровый голос отца помог ей собраться и успокоиться.

– Это как раз то, чему всю жизнь я пытался тебя научить. Но сейчас, Цинь-цзяо, ты сама обязана понять это. Боги являются причиной всего происходящего. Но они никогда не действуют открыто, непосредственно. Всегда под маской. Ты меня слышишь?