— Можно сказать, что я и не уходил, — одними глазами улыбнулся он.

— Я люблю тебя.

— Не говори так, сейчас не время и не место, — серьезно произнес он, срывая с нее последние полосы пледа.

— Но что мешает мне сказать, если я люблю тебя… в том числе здесь и сейчас, — не отрывая глаз от его сурового лица, сказала эта странная девушка. И тогда он рассмеялся и обнял ее, чувствуя, как все та же красноватая дымка всплывает перед глазами.

— Ну конечно, — послышался вдруг голос Воронина, — я так и думал, что голубки спелись.

Его только что ввели в комнату и заботливо направили к лестнице на второй этаж.

— И этих наверх, — приказал Суворов, кивнув на Косого и Санька.

Красницкий и Симонов грубо, пинками, подняли двух связанных молодцов и повели к лестнице.

— Я знала, что все так и будет, — сказала Юля, — потому что иначе… — она перевела взгляд на свое отражение в зеркале напротив и как-то по-детски сказала:

— Ну вот… ты мне платье порвал.

— Это, наверное, Демяша, когда тебя пледом укутывал, — виновато откликнулся Савичев.

— Нет, я знаю, что это ты.

— Ну хорошо, пусть я, — согласился он.

— Ведь вы не будете убивать его? — Юля рывком села на диване и пытливо заглянула в глаза Савичева, отчего тому стало как-то не по себе.

— Кого?

— Дядю, — ответила она. — Или папу.

Дядя — Воронин Вадим Николаевич, папа — Конышев Иван Всеволодович, четко отметил про себя Савичев, и ему неожиданно стало неосознанно плохо. Он сам не понял, почему не может оторвать глаз от ее пристального немигающего взгляда, в то же время страстно того желая.

— Никто никого убивать не будет, — стараясь казаться холодным, ответил он. — Мы не твой папа и не твой дядя.

— И не твоя мама и не твоя будущая жена… или как там у вас?.. — насмешливо закончила она.

Он резко поднялся с дивана.

— Поговорим позже, — сказал он, делая шаг по направлению к лестнице.

— Ну что ж, ты сам сказал это. Но не знаю, как и быть, Алеша… ведь позже ничего не будет для нас. Быть может, поодиночке мы и сможем что-то значить… особенно ты, но вместе… — она покачала головой. — Никогда.

Савичев встревоженно глянул на девушку.

— Пойдем туда вместе, — властно выговорил он и потянул ее с дивана.

Он поднялся на второй этаж и подумал, что эту сцену он уже где-то видел: Суворов, неподвижно сидящий в кресле, с хищно улыбающимся Климовым слева и Ставрогиным справа, а напротив, в свете бра, — ошеломленные, испуганные лица Воронина и Косого. Чуть поодаль, в углу, сваленные как дрова, находились еще четверо — Эдик, Санек и третий бандит, с таким трудом обезоруженный Климовым и Ставрогиным, по кличке Карась, а также многострадальный Сидор.

Над всей этой кучей возвышались Красницкий и Симонов, причем последний — наверное, по привычке — не убирал пистолета, внушительно наставленного на братву.

— А, Савичев, очень кстати, — серьезно сказал Суворов, — я уже думал посылать за тобой. Все-таки амурные дела могут и подождать. А вот с этими разобраться надо немедленно.

Савичев с Юлей прошли через всю комнату и уселись на низком диване у окна — чуть в стороне от общей скульптурной группы. И тут Савичев вспомнил, что напоминала ему эта сцена. Точно так же, но не связанный и без такого солидного сопровождения, здесь стоял он сам, и на месте Суворова тогда был Воронин.

— Что ж, роли поменялись, — резюмировал он вслух, — так что, Вадим Николаевич, вживайтесь в роль, для вас новую и непривычную.

Никто не удивился словам Савичева, а Климов многозначительно добавил:

— И вероятно, последнюю.

— Честное слово, — заговорил Воронин, в упор глядя на Суворова, — честное слово, это забавно, если бы не было так грустно. Ладно они, мальчишки, но вы, Александр Иваныч, вы такой же президент хоккейного клуба, как и я, и устраивать такой показательный суд инквизиции по меньшей мере несолидно…

— Хватит попусту сотрясать воздух, — тяжело облокотившись на ручку кресла, почти с усилием выговорил Суворов, — все эти ваши словесные упражнения — это, конечно, замечательно, но пора говорить о деле.

— Вам не кажется, уважаемый Вадим Николаевич, что вы слишком зажились на этом свете? — встрял Климов.

— Тихо, — оборвал его Суворов, — говорить буду я. Господин Воронин, я думаю, настало время ответить на ряд вопросов. Прежде всего: кто и каким образом инициировал устранение Савичева от игр и отмывание денег посредством сплавления его за рубеж?

— Я не обязан отвечать на ваши вопросы, — угрюмо произнес Воронин, — вы не следователь, а я не подсудимый. Если вы подозреваете меня в криминале, отдайте это дело в ведение прокуратуры, а судов Линча устраивать нечего!

— Ну ты прямо как ребенок, — недобро ухмыльнулся Суворов. — Причем нахальный ребенок. Демяша, ну-ка, иди сюда.

Массажист, уныло сидевший на пуфике и что-то мрачно пережевывающий, встрепенулся и подкатился к Александру Ивановичу.

— Вот этот паразит не хочет с нами говорить. С его стороны это по меньшей мере невежливо, а?

— Угу, — процедил Демяша, пренебрежительно глядя на Воронина.

— Но он заверяет, что и дальше будет вести себя тем же манером, и требует расследования в прокуратуре.

— Свежо питание, а дезинфицируется с трудом, — откомментировал тот и шагнул к Воронину.

— Лучше отвечайте на все, что спрашивают, — доверительно посоветовал с дивана Савичев, — а то с Дементьевым шутки плохи, не так запоете!

Демяша подступил к Воронину и меланхолично приобнял того за узкие покатые плечи.

— Кто, когда и как? — снова медленно повторил Суворов.

Воронин замотал головой.

— Вы не имеете права! — закричал он. — Я буду жаловаться в…

Суворов махнул рукой Демяше, и гипотетическое название места, где он собирался искать управу на разошедшегося почетного президента ХК «Кристалл», превратилось в глухой стон, а потом в вопли дикой боли.

— Ну? — спросил Суворов, и массажист чуть ослабил захват.

— Я не могу, — клацая зубами, выговорил Воронин. По лбу его заструился пот, побагровевшее лицо перекосилось судорожной гримасой внезапно наплывших, как снежная лавина, страха и боли, — они… они убьют меня.