Все эти события, итог которым подвел судорожно заглоченный Ворониным стакан водки, произвели на меня сильное впечатление. От этих людей, в большинстве своем еще почти мальчишек, веяло каким-то мрачным скрытым трагизмом, и казалось невозможным, что цепь происшествий прервется на этом жадно проглоченном Ворониным стакане водки.

Демяша наскоро перетянул президенту «Сатурна» ногу, чтобы тот не обессилел и не отключился от потери крови, и тот, прерывисто выдохнув — очевидно, от спазмов в горле, заговорил:

— Все это слишком нелепо, чтобы с вами говорить, но что-то очень больно, и он не заслужил, чтобы я молчал ради выстрела в затылок.

Суворов слушал с каменным лицом, Савичев же тревожно переглянулся с Юлей: он что, тронулся умом от боли и раздирающих его не хуже иного Демяши противоречивых эмоций?..

— Не секрет, что мой «Сатурн» — это команда новейшей формации и в суперлиге российского хоккея первый год, — облизнув губы, уже более членораздельно начал Воронин. — До этого мы поднялись из третьего дивизиона, и, надо сказать, это нам стоило немалых усилий. Спорт — это прежде всего деньги, и большие деньги, не вам объяснять это, Александр Иваныч.

Воронин притронулся рукой к раненой ноге и, через секунду отняв пальцы, рассеянно посмотрел на следы свежей крови.

— Денег у нас не хватало… — произнес он, и голос сорвался до сухого, сдавленного хрипа.

Впрочем, через пять секунд, несколько раз натужно кашлянув, он продолжил:

— В первой лиге мы задержались на два года… были проблемы с подбором игроков, тренерами.

— Да ты че нам лапшу на уши вешаешь, дятел? — вспылил Климов, нервно болтая ногой. — Ты брось эту «Сагу о Форсайтах» трепать, давай конкретнее о…

— Валера! — внушительно выговорил Александр Иваныч и тяжело оперся на плечо хоккеиста. — Он говорит все, что нужно, и ты не лезь.

Говорю последний раз: еще что-нибудь ляпнешь — выставлю в соседнюю комнату.

— Образованные у тебя хоккеисты, Александр Иваныч, — сделал попытку слабо улыбнуться Воронин, — о «Саге о Форсайтах» наслышаны! У меня хоккеисты остановили свое образование на «Робинзоне Крузо» в детском варианте да книжках про Конана.

Суворов недовольно качнул головой.

— Одним словом, однажды мне позвонили и предложили сотрудничество и деньги. Когда я узнал, кто предлагает мне все это, я, откровенно говоря… оторопел. Я не знал, связываться ли с мафией… но оказалось, игра стоила свеч.

— То есть вам звонил Кондор? — уточнила я.

— Вот именно… С его помощью мы легко вышли в высшую лигу, а потом… хотя и с большим трудом, в суперлигу. Конышев вложил в нас большие деньги… кроме того, я сомневаюсь, что его вливания в спорт, и в частности в хоккей, ограничивались одним моим клубом.

У него были большие связи, и он зарабатывал очень прилично на том, что… одним словом, он сплавлял за рубеж перспективных игроков…

Вы скажете, все стремятся подороже продать своих лучших игроков в НХЛ, чтобы на вырученные деньги укрепить свой клуб…

Видно было, что рассказ давался Воронину с большим трудом. Он явно с усилием сводил логически обрывки фраз, то и дело жевал губами и нечленораздельно мычал, а почти бессмысленный взгляд маленьких глаз говорил о том, что в данный момент все мысли Воронина сосредоточились не на его словах, а на боли, скрутившей его. И все его стремления сошлись клином только на ней, вся его воля сомкнулась, чтобы не допустить ее разрастания, не дать ей подмять под себя все его существо. Все его мысли были только о ней.

О боли.

— Мне сложно судить о том, что делал Конышев… об этом лучше скажет Савичев.

— Но ведь Савичев узнавал обо всем… о договоре, о возможном контракте с «Чикаго», о неучастии в играх, через вас? — произнесла я.

Он неуверенно глянул на меня, и в его взгляде что-то неуловимо изменилось.

— Ах да, — пробормотал он, — я как-то запамятовал… погодите, я сейчас соберусь… Да что вы говорите?! — неожиданно живо вскинулся он. — Савичев — это же особый случай, и я не знаю, почему он поручил это мне…

— Вы хотите сказать, что Конышев продавал за границу перспективных игроков других клубов? — спросил Суворов, вероятно, думая о чем-то своем. — Без согласия тренеров и руководства, то есть попросту инициировал побеги хоккеистов за рубеж, в Европу, в НХЛ и отмывал на этом деньги? И в этом ему помогал Барнетт?

— Ну да, — ответил Воронин.

— Причем тех команд, которые составляли конкуренцию вашему «Сатурну»? Я имею в виду те, на которые он мог реально повлиять.

Разумеется, «Динамо» или «АК Барс» ему не по зубам.

— Вы все сказали за меня, — с трудом выговорил Воронин. — Можно еще водки?

Я молча налила ему полстакана и вложила в ладонь.

— Держите. Пьяным не будет, а боль немного уменьшит, и ему легче будет говорить, — пояснила я.

— Ладно, — кивнул Суворов, — но теперь о деле. Что о Савичеве?

— Он долго колебался, — безотносительно к чему-либо произнес Воронин, — я не знаю… он как-то странно относится к Савичеву. Мне всегда казалось, что даже не будь он лучшим хоккеистом России, Кондор все равно… питал бы к нему эту непонятную слабость.

— А моя мать? — вдруг подал голос Алексей. — Может, она?.. Да и вообще — как вышло, что она стала женой мафиози?

— Мне показалось, что… что она и не переставала быть его женой, — пробормотал Воронин.

— Да что вы мелете! — возмутился Савичев. — Я, конечно, плохо знаю о ее жизни, последние три года мы очень редко видимся, но я точно знаю, что по крайней мере год назад она замужем не была!

— Ты бы и сейчас так думал, — вмешалась я, — если бы не Юля. Мне кажется, что на все вопросы может ответить только сам Конышев.

Воронин же только пешка в его сложной игре.

— Это верно, — подтвердил президент ХК «Сатурн», — он дал мне большие возможности, власть над его людьми, вот этими, из задольской братвы, но ни одного серьезного шага без его ведома… я связан по рукам и ногам.

— Тебе край. Ворон! — прохрипел Карась, корчась на полу. — Зря ты этим козлам сбрехнул про Кондора!.. Тебе…