— Нет, пусть лучше будет сюрприз.

Вот теперь день наконец-то начался, все предшествующее было всего лишь летаргией, теперь проявилось главное, а вместе с ним и уверенность — он все-таки еще неблагодарнее, чем он считал! Как он мог забыть мадам Забель! Он сунул фляжку в карман, залпом выпил еще один Wild Turkey и вернулся в магазин исправить ошибку.

В атаку!

— Это мне приятно, мадам Забель. Всегда надо помнить, кому ты обязан и чем. Что бы произошло, если бы я зашел в соседний кабинет?

— Моя коллега объяснила бы вам все так же, как я, и сегодня ей бы достался этот прекрасный платок от Hennes, от которого она бы отказалась, так же как это приходится делать мне.

— Но, мадам Забель, это же не взятка, а просто выражение благодарности. И цвет желтой охры — ваш цвет, вы не можете отказаться.

Несмотря на 50, 5 градуса, которые обеспечили самовозгорание его щедрости, Николя чувствовал легкое беспокойство за веселой улыбкой своей благодетельницы.

Если она решит, что он пьян, это испортит и его хорошее настроение и его искреннюю признательность. И однако он был действительно пьян, даже слишком, на его собственный взгляд.

— Пожалуйста, мадам Забель… Возьмите…

— Не надо смотреть на меня так угрюмо, месье Гредзински, а то я растрогаюсь.

— В добрый час!

Его речь была связной, дыхание не выдавало его.

— Мадам Забель, раз уж я здесь, я бы хотел обсудить с вами одну идею, которая может перерасти в проект, если вы сочтете, что она заслуживает внимания. Надо вам сказать, что уже некоторое время я привык засыпать в объятиях очаровательной женщины.

— ?..

— И случилось так, что мы не всегда просыпаемся в одно и то же время, потому что вышеупомянутая красавица исчезает на заре, окутанная своей тайной, пока я прихожу в себя после лихорадочной ночи, полной обильных возлияний. Представьте себе, она делает все, чтобы не разбудить меня, и я благодарен ей за это, несмотря на желание последний раз сжать ее в объятиях. Надо вам сказать, что я с самого детства просыпаюсь, как по щелчку, я открываю глаза, и — раз! — я уже совершенно проснулся, все пружины натянуты, просто кошмар. Я не из тех счастливцев, к которым вы, возможно, принадлежите, что могут тут же заснуть снова.

— Со мной такое случается.

— Считайте, что вам повезло. А я из тех, кто не знает, что значит дремать, кемарить, не ведает сиесты по три раза на дню. Нас точит тревога, и глыба реальности придавливает нас. Как только мы возвращаемся в сознание, начинается обратный отсчет, осталось две-три минуты, пока все остальные симптомы проснутся, первая внятная мысль, естественно, пессимистична и с каждой секундой становится все серьезнее. Внезапно вспоминаешь, что живешь в этом мире, построенном другими, но который ты никогда не пытался изменить, что день будет таким, как ты и опасаешься, и жвачку эту придется жевать до самого вечера. Чувствуешь себя практически виноватым, что дал Морфею укачать себя, а этот подлец не раскроет тебе объятий снова, пока ты не проковыляешь свою ежедневную долину слез. Вот и представьте себе всеобщую проблему пробуждения в разное время. Она должна быть на посту в шесть утра, а он вкалывал до ночи и хочет прийти в себя, и таких ситуаций множество, миллиарды людей спят вдвоем в одной постели, но встают в разное время. Как не слышать будильник другого? Как оградить свой собственный сон? Такой вот глупый на первый взгляд вопрос. В вашем августейшем заведении кто-нибудь уже должен был задаться этим вопросом. Только не говорите мне, что я первый! Потому что если это действительно так, я могу предложить вам суперлегкие часы-браслет, снабженные вибратором, дающим точный и достаточный импульс, который будит одного, не тревожа другого. Я продумал все до мелочей, рассказывать?

Его продвижение внутри «Группы» ничего не изменило в ежевечернем ритуале. Все сердечно поздравили Николя, Маркеши велел ему угостить всех шампанским и счел делом чести поставить вторую бутылку, а через год все устаканилось, больше никто и не вспоминал об этом. Сборища продолжались и осенью, столик на террасе сменился столиком внутри кафе рядом с флиппером, вместо пастиса — вино, только время и главная тема разговоров (Жозе называл ее «единственным блюдом») остались неизменными. «Группа» была сериалом, нашпигованным персонажами, обсуждали их по одному в день, и конца не предвиделось. Единственная тема, которая могла конкурировать, был Маркеши собственной персоной, его жизнь и творчество.

— Надо бы рассказать вам об опаснейшем человеке, который мне очень дорог, зовут его Реми Шак, таинственный инвестор, который иногда встряхивает Биржу. Кто-нибудь знаком с ним?

Все чувствовали, что вопрос с подвохом, и молчали.

— Это естественно, я был не вправе раскрывать его существование до сегодняшнего дня. Месяц назад я получил указание дать объявление о готовности купить акции сети «Отоньель», которыми кроме нас интересовались «Дитрих» из Кельна и…

Николя больше не слушал. Похождения Маркеши имели то преимущество, что позволяли невидимой, постоянно улыбающейся, иногда обнаженной Лорен подсесть к ним за столик. Она не произносила ни слова, но была здесь. Он тоже молчал, позволяя своему воображению воссоздать все детали — безупречную линию носа, светлые тени под глазами, придававшие непонятный оттенок синеве зрачков, завитки волос над ушами. Выписанная до мельчайшей детали, она скрещивала руки на груди, словно передразнивая его, и оба они долго пожирали друг друга взглядом. Ничто не могло вырвать Николя из забытья, кроме пронзительного голоса Маркеши.

— …и «Группа Парена» отхватила кусок только благодаря неуловимому провидцу Реми Шаку, а имя его — не что иное, как анаграмма?..

— Маркеши! — воскликнула Режина, обойдя всех на финише.

— Вы имеете право на такие фокусы?

— В финансовом мире псевдонимы только приветствуются.

В очередной раз Маркеши дал им понять, что снисходит за их столик из других — высших — сфер, что его жизнь похожа на увлекательный роман и что его профессия — не постылая, надоевшая необходимость, как у остальных.

— Интересно, что дает жизнь под двойным именем? — задумался Жозе.

— Оно у меня тройное! Когда мне надоедает зарабатывать деньги для «Группы», я захожу в Интернет, чтобы поиграть в сетевую стрелялку под названием Unreal Tournament. На прошлой неделе меня включили в список тысячи лучших игроков мира, под военным именем Slaughter.

Озадаченный Николя напрягся, пытаясь вспомнить, на что похожа эта история про множество имен. Снова появилась Лорен, чтобы освежить его память и послать ободряющую улыбку. Маркеши наверняка почувствовал, что этот невыносимый Гредзински сейчас опять что-нибудь ляпнет, и посмотрел на него в упор, словно бросая вызов.

Николя поднял перчатку:

— В 1658 году некий полемист по имени Луи де Монтальт горячо спорил с иезуитами и много раз переправлял издание своего текста, который потом был признан лучшим произведением того времени, «Письма к провинциалу». В то же самое время юный Амос Деттонвиль придумал то, что сейчас мы называем счетной машиной. Параллельно философ Саломон де Тюльти делает записи для гигантского полотна о предназначении человека и его отношениях с Богом — «Мысли». Все трое оказались одним и тем же человеком, который больше известен нам под именем Блеза Паскаля. Все три его псевдонима — анаграммы изречения «Человек, здесь твой бог». Он считал, что любой текст, любая идея, любой закон принадлежат всему миру, а потому и помыслить не мог издать их под своим именем, таким образом претендуя на авторство. И он предпочитал скрыться за фальшивыми именами. Вот таким он был человеком, этот Паскаль.

Николя замолчал.

Вдалеке появилась тень Лорен — она гордилась им и подавала ему знаки, требуя скорейшей встречи.

Если они не ехали в отель, Лорен исчезала из «Линна» так, что Николя не удавалось даже понять, в каком направлении она испарилась. Она даже не произносила банального «Мне пора», которое ничего не объясняет, но всем становится как-то неловко. И ему приходилось ждать, чтобы снова оказаться в номере 318, где они вытворяли невесть что, все возможное и невозможное, и никто не мог представить себе такой свободы в столь ограниченном пространстве. Они учились ласкам, которые не знал или не решался другой, развлекались тем, что катали бутылки по полу, прежде чем выпить, играли в карты, бросая их как можно ближе к стене, придумывали небывалые фантазмы, расшифровывали хайку, облизывали стекающие по коже друг друга самые немыслимые алкогольные напитки, вспоминали тысячи гениев или просто спали часами, мирно обнявшись, упав в самые глубины забвения.