– Зачем ты это делаешь? – в который раз спросил он. – Кто же ты все-таки?

– Долго объяснять нет времени, коротко не получится. Идем, – я протянула ему руку. И он наконец-то взял ее. Его рука оказалась недоверчивой и прохладной. Именно такие руки должны нравиться стареющим актрисам, подумала я и позавидовала каждой из них.

Через пять минут я уже открывала тяжелую дверь гаража.

Несколько тусклых аварийных лампочек, размеры гаража определить невозможно, – углы полностью скрыты темнотой.

В гараже стояла «шестерка» Виталика, на ней меня привезли сюда. Увидев машину, Олег приободрился – он уже поверил в свое освобождение. Он все еще не отпускал мою руку – теперь его пальцы стали горячими, от них исходили токи благодарной нежности.

– Слушай, – я вдруг забеспокоилась, – она наверняка закрыта. И потом, нет ключей…

– Это пустяки, – Олег покровительственно улыбнулся, – для меня это пустяки. Разве я не говорил тебе, что я удачливый автомобильный вор?

– Нет.

– Я удачливый автомобильный вор. Я неплохой снайпер, жаль, что не удалось доказать обратное. Я благодарная скотина. Обещай, что придешь ко мне на премьеру.

– Обещаю, – я грустно улыбнулась, зная, что не попаду ни на какую премьеру. – Обещаю читать о тебе все публикации…

Олег действительно оказался удачливым автомобильным вором: немного повозившись, он открыл замок.

– Слушай, как это тебе удалось?

Повернувшись ко мне, он повертел перед моими глазами обыкновенной зубочисткой:

– Лихо, да?

– Здорово. Что теперь?

– Теперь остаются пустяки, – он сел на водительское место, с головой скрывшись под рулем. – Я не говорил тебе, что по мне плачет автосервис?

– Нет.

– Говорю. Ну, все готово, – действительно, все было готово. Машина тихо заурчала.

– Я открою гараж, – сказала я Олегу. – Быстрее, времени не так уж много.

– Подожди. Иди сюда, – он открыл дверь и похлопал по сиденью рядом с собой. – Посиди со мной.

Это был просительный, красивый, хорошо поставленный голос. Перед ним невозможно было устоять. И я не устояла, я подчинилась, я пошла за ним, я села рядом. Приборная панель, вызванная к жизни Олегом, уютно горела, и я вдруг поняла, что больше всего на свете хочу выбраться из этой мышеловки вместе с ним. Выбраться из мышеловки – почему нет?.. Должно быть, актер тоже почувствовал это.

– Едем со мной, – жарким мальчишеским шепотом сказал он. – Тебе не нужно здесь оставаться. Я не последний человек, я смогу защитить тебя. Едем, Анна…

«Я смогу защитить тебя» – все это уже было, все это я уже слышала. Все это говорил мне капитан Лапицкий, чьи погоны, которых я никогда не видела, лезли из всех щелей, Мне не нужна ничья защита.

– Нет, – сказала я, чувствуя, что сжигаю за собой все мосты. – Нет. Я остаюсь. А тебе нельзя терять время.

– Я правда хороший актер? – неожиданно спросил Олег. – Тебе правда понравилось?

– Правда.

– Жаль, что ты не видела меня в театре. Обещай… Я не дала ему договорить.

– Обещаю, обещаю… Я все обещаю тебе. Только уезжай.

Он нагнулся ко мне и осторожно поцеловал в губы – так целомудренно и тихо, что мне даже не пришло в голову ответить на его поцелуй.

– Я… Я никогда тебя не забуду, Анна. Я вытащу тебя, – вдохновенно соврал он, зная, что больше никогда не увидит меня. Я тоже знала, что никогда не увижу его. У него хватит сил обезопасить себя, я была в этом уверена, а если у него хватит сил, то я стану только воспоминанием об опасном приключении, не больше. Женщиной-приключением, о котором можно рассказать в стельку напившимся друзьям. Рассказать и не поверить самому себе. Но все равно я была благодарна ему за это вранье. Только так он и мог сказать в предлагаемых обстоятельствах, только так и поступить… Я выскочила из машины, боясь остаться в ней навсегда.

И когда я уже собиралась захлопнуть дверцу, гараж неожиданно залил яркий свет: кто-то включил мощный прожектор, ослепивший и меня, и Олега. А спустя секунду, когда глаза привыкли, я вдруг увидела длинную царапину на капоте и разбитую переднюю фару, – шофер Виталик все-таки был неисправимым лихачом… И в ореоле яркого света я увидела силуэт человека. Я знала, кому принадлежит этот силуэт. Олег, видимо, тоже знал. Он рванул с места. Еще секунда – и он врежется в гаражные ворота. Чересчур несправедливая, страшная смерть для человека, тело которого является единственным, но совершенным инструментом…

– Нет! – Колени мои подогнулись, и я рухнула на бетонный пол. – Нет, нет, пожалуйста, нет!..

Конечно, он не мог так поступить со своим телом, со своим голосом, со своим лицом, вмещающим тысячи лиц: инстинкт самосохранения сработал независимо от него, и у самой гаражной двери Олег затормозил, чудом не врезавшись в стальной монолит.

В полной тишине был слышен только ровный гул мотора. А спустя секунду затих и он.

Раздались редкие, громкие, как выстрелы, аплодисменты. Капитан Лапицкий приветствовал последний акт трагифарса, где мы с профессиональным актером Олегом Куликовым исполнили роли статистов.

– Браво, – громко сказал Лапицкий, и его резкий голос отскочил от стен гаража. – Браво! Вытаскивайте его, ребята.

Двое парней, появившихся неизвестно откуда, не торопясь подошли к «шестерке», открыли дверцу и выволокли Олега. Он не сопротивлялся. Я все еще стояла на том месте, где решила попрощаться с Олегом, где пожалела о том, что не смогу уехать с ним. Олега подвели ко мне, а спустя несколько секунд Лапицкий уже сидел на капоте машины и, болтая ногой, весело и свирепо смотрел на нас.

– Отпустите его, – сказал капитан своим парням. Те ослабили хватку, и Олег потер плечи. Он даже не смотрел на меня.

– Отличная работа, Анна, – сказал мне капитан. И прежде чем я смогла ему ответить, Олег дал мне пощечину. И прежде чем я смогла отреагировать на пощечину, парни сбили актера с ног и вяло принялись пинать его. Несколько секунд Лапицкий с видимым удовольствием наблюдал за избиением.

– Прекратите! – крикнула я. Щека нестерпимо горела – клеймо пощечины жгло ее.

– Хватит, – тихо скомандовал Лапицкий, и парни отступили. Олег остался лежать на полу, лицом вверх. Я с ужасом увидела слезы в уголках его глаз.

Капитан легко спрыгнул с капота, подошел к лежащему актеру и присел перед ним на корточки.

– Я никому не позволяю безнаказанно бить своих людей, ты понял, мразь?

Олег медленно повернул ко мне свою совершенную голову экзотического животного.

– Сука! – выдохнул он.

Теперь уже капитан, поднявшись, с маху ударил его носком ботинка:

– И оскорблять – тоже. Я же говорил тебе, отсюда убежать невозможно, не стоит и пытаться. Делай свое дело, может быть, останешься жив… Нужно быть полным дураком, чтобы развесить уши и поверить бабе-подсадке. Или ты купился на ее прелести? Разве мировая драматургия не учит тебя тому, что женщинам нельзя доверять?

– Сука! – снова сказал Олег и, уткнувшись головой в бетонный пол, сжался в комок.

Но на этот раз никакой кары не последовало. Мне показалось, что я теряю сознание. Значит, капитан заранее подставил меня, он хотел уничтожить меня, унизить перед этим мальчиком, он хотел втоптать меня в грязь… Он хотел лишить меня тех крупиц человеческого участия, которые еще были во мне… Он хотел убедить всех, что я полная дешевка, продажная тварь. Ему удалось, ему это удалось, а я смотрела на себя глазами Олега и сама начинала верить в черное, заболоченное дно своей души. Если бы тогда я успела вытащить пистолет из кармана шубы, если бы тогда я успела выстрелить…

– Ты подонок, – сказала я Лапицкому, – ты подставил меня!

– Неужели? – Лапицкий осклабился, ему доставляла удовольствие моя бессильная ярость. – Не стоит переигрывать, девочка, не стоит перегибать палку. Нам нужно с тобой переговорить. Идем.

Он подтолкнул меня к выходу в крытую галерею. Я не сопротивлялась. Все было кончено.

– А с этим что делать? – бросил вдогонку один из парней.

– Что обычно. И разбудите эту каналью Капущака. Я с ним позже разберусь.