— Вот, его-то ты, барь, своему однокуру и проиграл. Тебе дед его на восемнадцать лет от сердца оторвал, отписал в подарок. А ты его в «Охоту на динозавров» проиграл. Через пару месяцев после получения. Не видел лично, но крепостной дорогой был, стоил шесть шестьсот с копейками. Этот твой приятель его потом работать в какую-то лабораторию секретную пристроил.

— Да уж. Приятель.

Мысленно пожурил своего реципиента за расточительство и продолжил разгребать переписку. Нашёл старые письма и от той старушки-крепостной, Зинаиды Сергеевой. Писала учтиво и на «вы», каясь в маленьких отчислениях, на что Эльдар Циммер отвечал, что ничего страшного, и вообще, мол, потерпите ещё пару лет и отпущу с вольной и дополнительной пенсией от Дворянского Дома. Пришлось мысленно поставить галочку в задании — накопить денег для старушки. Пусть поживёт перед кончиной мира несколько лет как свободный человек.

Переписка с Бертрандом Эрнестом состояла из одного письма, написанным на жутком русском языке. То ли знания имперского наречия у пожилого филиппинца были не очень, то ли письмо прошло через какой-то очень плохой автопереводчик. Про мать и дочь Анаканатун было только несколько скучных писем из Зеленогорского Дворянского Дома — про порядок начислений и про изменения в профиле — измерении сенситивности со сложной медицинской картой и изменении рыночной стоимости. У Ануки оказалось 6,7 процента.

От «рыночной стоимости» и других крепостных пережитков до сих пор меня немного передёргивало. Во всех прожитых жизнях подобные виды государственного устройства я встречал всего пару раз, и то, в каких-то очень отсталых или постапокалиптических обществах.

Но чтобы торговля крепостными велась через мобильное приложение? Чтобы судьбы людей разыгрывались в дуэлях в компьютерные стрелялки? Здесь всё, с одной стороны, напоминало утопию, а с другой, что-то такое жуткое и неестественное для человеческой природы. Если бы я не знал про существование магии, то подумал, что Верховный Секатор призвал меня для уничтожении мира именно по этой причине.

Ничего, придёт ещё мой час. Для начала надо прожить здесь несколько лет или десятилетий и я найду истинную ахиллесову пяту этой реальности.

После я нашёл ещё в переписке парочку интересных цепочек писем: с девушками из женского факультета, который тоже был в Камнерезном Университете, только в другом здании, но решил оставить их на потом, на сладкое.

Время вылета приближалось, и я, перекинувшись ещё парой фраз с Сидом, решил посетить «кабинет задумчивости», как называл его давно мой приятель.

Наверное, можно догадаться, зачем я упомянул этот эпизод. В туалете со мной произошла первая моя встреча с врагом.

Это был Игорь Антуанеску с крепким мужичком-азиатом лет тридцати. Оба в чёрных сюртуках, словно только что вышли из того актового зала, где я реинкарнировался. Я заметил их пару краем глаза, когда заходил в кабинку и было уже поздно пытаться убежать. Собственно, я и не планировал убегать. Но для начала, всё же, воспользовался удобствами.

— Ну что, вот мы и встретились, бамбино, — тихо сказал Игорь, подойдя вплотную к тонкой деревянной дверке. — Цим-циммер, да? Что, снова спрятался, как и в тот раз? Снова бить тебя, да? Думаешь, убежишь в Москву свою?

Тот раз... Простая фраза оказалась такой хлёсткой и обидной, что отмирающий разум моего предшественника снова выдал череду болезненных кадров. Мраморный пол туалета — только другого, в универе. Зеркала, писсуары. Запахи. Четвёрка парней и стоящий в дверях Игорь. «Не бейте по лицу, иначе скажут, что это я». Чьи-то руки на шивороте, приближающееся очко унитаза...

Игорь не унимался.

— Про Общество что-то новое узнал, а? Расскажешь? Ты хороший рассказчик.

Я прогнал все эти флешбэки. Промолчал, у меня не было привычки говорить через туалетную дверь. В ответ в косяк моей кабинки врезался кулак, едва не сорвавший щеколду.

— Эй? Ты что, охренел молчать, когда с тобой Антуанеску разговаривает? Ты, падаль немецкая. Ты же понимаешь, что рано или поздно тебе придётся выходить!

Звякнула застёжка моих брюк. Дверь кабинки распахнулась, срывая с петли защёлку и врезав кому-то прямо по переносице. Это оказался сопровождающий Игоря. Он схватился за нос, а я развернулся сзади, дёрнул за ворот сюртука, поставил подножку и уложил на пол. На этом мои силы почти иссякли — умения ещё оставались в памяти, но организм не был готов к таким внезапностям. Но Игорь на миг растерялся: видно было по глазам, что не ожидал такого. Испуг изменил его лицо с физиономии богемного бандюгана-тусовщика на лицо обычного смазливого мальчика-мажора. Мордоворот уже поднимался, но я, не разворачиваясь, врезал ему каблуком ботинком прямо в переносицу и пошёл прямо на Игоря.

— Тебя лишить передних зубов или пальца? — спросил я. — Могу и глаза, но больно уж они у тебя красивые.

— Ах ты!... Да как? — Игорь сделал шаг назад, затем другой, но остановился и истерично полез в карман. — Ладно, если не хочешь, придётся потратить...

В руке у него лежал короткий, меньше ладони шириной каменный кинжал с врезанными в грань лезвия прозрачными кристаллами.

Резкая, отрывистая песня, похожая на скандинавский металл, полилась у него из горла, и я почувствовал, что все мои мышцы деревенеют, слова застревают в горле, становится тяжело дышать, а глазные яблоки тяжелеют, словно под веки залили свинца.

Когда напев закончился, Игорь продолжил:

— Ты сделаешь то, что я прошу. Достанешь из кармана мобильный... В «Своем дворе» Анканатун Анука, я навёл справки — она действительно стоит шесть кусков, и продашь мне её... За тысячу...

С трудом скосив глаза, я с ужасом обнаружил, что мой палец уже шарится по экрану мобильника, нажимая кнопки и запуская процедуру продажи. Вторую руку твёрдо держал на поясе поднявшийся мордоворот Игоря. Дверь одной из кабинок открылась, мимо нас просочился пожилой джентльмен, распахнувший дверь в коридор и тут же закричавший: «Охрана, позовите охрану, там...». На Игоря это не подействовало — в его второй руке уже лежал его белоснежный полупрозрачный телефон, на котором горела большая зелёная кнопка с надписью «Ожидание покупки...»

Дверь в туалет открылась, вместо модры охранника в проёме показалось лицо Сида.

— Барь, ну что вы так дол... — он не договорил, всё понял сразу и тут же начал действовать.

Рука моего крепостного просто схватила Игоря за воротник и дёрнула назад — прямо к стене. Кристальный кинжал потерял равновесие и едва не выпал из ладони. Мои мышцы всё ещё были закостеневшие, но мне хватило, чтобы с неимоверным усилием надавить на кнопку «Отмена» на экране своего «Циммер 306а». Причём нажать так сильно, что на нём возникла сетка трещин, а картинка исчезла. Мордоворот ослабил хватку, развернул меня, направляясь к Сиду, но он не учёл, что мои силы уже возвращались. Разворот локтя, и я освободился от захвата. Ладонь ударила в шею, заставив охранника сложиться вдвое. Игорь спешно прятал в карман кинжал, а другой, всё ещё удерживая телефон, пытался достать из кобуры пистолет.

— Бежим! — скомандовал Сид. — Посадка закроется через пять минут!

И я побежал — из последних сил, оставшихся после стычки. В зале нас ждал носильщик с высокой этажеркой — тележкой, в которую были уложены наши сумки.

— Спасибо, мы сами! — рявкнул Сид охраннику и добавил мне. — Прыгай!

Я запрыгнул на край тележки, как на странные собачьи сани, а Сид, схватившись за поручни, резво побежал по стрелкам в зале. Свистели охранники, слышались окрики Игоря «Стой!», но уже через минуту мы домчались до выхода на посадку, где предъявили билеты, а тележку перехватил носильщик, который работал на летном поле.

— А куда багаж сдавать? — спохватился я.

— В смысле сдавать? В багажное отделение под местами.

Значит, не изобрели багажные отсеки, подумалось мне. Мы вырулили на лётное поле, слились с толпой и сбавили темп. И тут я увидел самолеты — огромные, двухпалубные, вооруженные четырьмя огромными турбовинтовыми двигателями. Турбореактивных я здесь не заметил, из чего сделал грустный вывод, что здесь их также не изобрели — либо просто не используют в Российской Империи. Что ж, придётся летать чуть медленнее. Самолетов стояло немного, всего около десятка, зато вот вертолетов... их я насчитал не меньше сотни. От небольших трёхместных до огромных четырёхвинтовых, по размеру достигающих среднего самолета. И все это жило, гудело и шумело. Транспорты непрерывно поднимались и опускались, между рядов курсировали заправщики и пассажирские шаттлы.