Оказывается, Соня любит детей. Сегодня для меня это стало открытием. То, как она общалась с Олегом, много хорошего о ней говорило. Или она умело притворялась? Непохоже. Зачем ей лукавить? Чтобы на меня впечатление произвести? Но она же не знала, что это пойдет ей в зачет. Может, мне бы вообще пофиг на это оказалось…

Получается, что я многого о ней еще не знаю. И в то, что она легкомысленная девица, теперь тоже слабо верилось. Тогда, в поездке, на мажористого Зинченко-младшего и на его новую машину она никак не отреагировала. Даже наоборот, сразу дала понять, кто с кем “танцует”.

Тук-тук! — дверь моей комнаты приоткрылась, и в проеме появилась мать:

— Сынок, там к тебе одноклассник пришел.

— Одноклассник? Кто это, на ночь глядя?

— Забыла его фамилию… Сказал, что дело срочное. Сын этого из горкома. Которого сняли сейчас. Заходить не стал, в подъезде стоит, попросил тебя выйти.

— Зинченко? — я выскочил из комнаты и, очутившись в полутемной прихожей, накинул куртку, кепку и обулся. — Мам, я ненадолго, не закрывайся.

Вышел в подъезд. На лестничной площадке и правда переминался Зинченко-младший.

— Привет, — вяло улыбнулся он и протянул руку.

Рукопожатие его оказалось таким же немощным, как и улыбка.

— Привет, какими судьбами? — я не скрывал удивление.

— Да переговорить хотел… Про отца. Ты же в ментовке работаешь…

— В милиции, – поправил я “мент” и “ментовка”, такие выражения слушать от мажорчика не хотелось. Хотя я сам так говорил, но позволял так выражаться в свой адрес только близким, друзьям и коллегам.

— Извини, — виновато скривился Зинченко, совсем растеряв свою спесь, — в милиции, да. Просто ты сам себя ментом называл.

— То я, Женя, а то ты, — без злобы проговорил я. — Рассказывай, о чем хотел спросить.

Зинченко, не вынимая рук из карманов, стал озираться по сторонам:

— Давай не здесь. На улице. Тут слова гулко разносятся. И кажется, что весь подъезд слышит.

— Посекретничать хочешь? Ну пошли…

Мы вышли во двор. Ночное небо рассыпало звёзды. Горели они сегодня ярче дворового фонаря над подъездной дверью.

Мы забурились в глубь двора и уселись в пустой беседке под раскидистым вязом.

— Андрюха, — начал неуверенно Зинченко, — ты же в курсе, что отца моего взяли.

— Конечно, в курсе, — кивнул я, пытаясь понять, что ему нужно.

— Мать на развод с ним подала… — грустно проговорил Женя. — Как узнала, что отец больше не при должности, да еще и в тюрьме, сразу вещи собрала и съехала.

Я присвистнул, мне вдруг даже стало немного жаль балбеса-одноклассника:

— Сочувствую. Но ты меня конечно, Жека, извини, — нахмурился я. — Но что это за жена такая, которая мужа бросает, лишь только он в беде оказался?

— Да батя не в первый раз уже под последнее предупреждение попадает, — махнул рукой Зинченко. — Много у него грешков перед мамкой.

— Каких грешков? — я насторожился, даже дыхание задержал.

— Да застукала она его как-то с любовницей.

— С любовницей? Ого…

— Я на даче на выходных отдыхал с друзьями, а мать в командировке в это время была. Потом мне рассказала. У них с отцом годовщина совместной жизни намечалась. Двадцать лет как вместе. Она все сокрушалась, что вернуться из поездки не успеет. Но батя ее заверил, что как приедет, отметят они с ней по полной программе. Что, мол, столик в “Октябре” самый лучший закажет и подарок ей уже присмотрел, но какой – не сказал. Сюрприз. Мать так растрогалась, что решила сама ему сюрприз устроить. Уговорила начальство сократить ей командировку на пару дней и вернулась домой пораньше. Как раз в день годовщины. Дверь своим ключом открыла, а на пороге туфли женские стоят и на вешалке пальто красное висит, яркое, как советский флаг. Она в спальню шмыгнула, а там картина маслом. Влюбленные в постели вино потягивают и ломтиками сыра голландского заедают. Морды довольные, как у молодоженов. И это все в годовщину их свадьбы, представляешь?

— Мда-а… — я почесал затылок, удивляясь похождениям номенклатурщика.

Видно, совсем страх потерял, если любовницу в дом притащил. Или был уверен в своей безнаказанности и неуязвимости.

— Мать скандал закатила, девку за волосы оттаскала и выгнала.

— А мужа?

— А что она ему сделает? Порыдала да простила. Он же нас всем обеспечивал. Куда она без бати… Свою зарплату она только на косметику тратила, и то не хватало. Работала, чтобы дома не сидеть. Скучно ей было дома.

— А сейчас тогда куда ушла?

— Да вот сам ума не приложу. Есть подозрение, что нашла себе кого-то. Что-то в ней с того случая надломилось. Может, все это время и искала пути отступления, и вот сейчас только решилась. Когда совсем все рухнуло…

— Когда это было?

— Да года полтора назад.

— А любовница что?

— А ничего. Вроде отец с ней больше не встречался. Хотя, может, скрывать это научился. Он, вообще-то, если чего хочет, то добивается, но тут – даже не знаю. Но только я про нее уже год не слышал.

— А что за женщина была, не знаешь?

— Училка вроде какая-то… Точно не скажу. Лично ее не видел.

— Училка? — у меня аж ладони вспотели, но я старался не подавать виду. — Что за училка? — безразличным голосом продолжил я.

— А хрен ее знает, отец как-то по по пьяни обмолвился мне, что молодая. Мол, учись, сын в МГИМО, продолжай династию. И сыт будешь, и женщины любить будут. Я спрашивал его про нее – мне интересно стало, и за мать обидно, но он редко чем делился и больше ничего так и не рассказал. А когда протрезвел, так вообще все отрицать стал. Дескать, наговорил с пьяну чепухи, нет у него никого и не было. Но потом, когда мать их застукала, я понял, что все это правда.

— Ты точно ее не знаешь? — допытывался я. — Может, говорил отец, в какой школе она работает или где живет? Или имя называл?

— Ничего такого не говорил, — Женька вскинул брови. — Да какая на фиг разница? При чем тут любовница? Я к тебе вообще-то по другому делу пришел. Просто выговорился маленько. Друзей у меня особо нет. Не с кем поделиться. Товарищей-то, конечно, полно. С которыми раньше кутил. Но они теперь от меня нос воротят. Как узнали, что батю выперли, да еще по такой причине…

— Ясно, — покачал я головой, раздумывая, то ли посочувствовать ему, то ли сам, дурак, виноват и батя его такой же остолоп. А может, к тому же не только остолоп, а еще и убийца.

Пазл начинал складываться. Любовница — молодая училка. Соболева под эту категорию вполне себе подпадает. К тому же, год уже про нее не слышно. Либо они с номенклатурщиком мирно разошлись, либо… Надо будет с его супругой поговорить. Кого она там за волосы таскала – может, и вспомнит. Неприятный момент, но яркий, не забудешь.

— Так от меня-то чего хотел? — я глянул на Женьку, тот немного мялся, теребил пуговицу на куртке и шмыгал носом. Явно не сказал главного.

— Не знаешь, Андрюх, может, на лапу кому дать в ментовке? То есть, в милиции…

— В каком смысле?

— Ну, чтобы дело прикрыли и батю отпустили…

— Денег много надо, — решил я прощупать почву. — Где же ты их возьмешь столько, если отец больше не у дел?

— Да деньги не проблема, — махнул рукой Женька. — Отец всю жизнь денежку размножал. Есть у него запасы.

— Где?

— А этого я тебе не скажу. Сам понимаешь, такое не говорят. Только спрятаны они надежно. Никто не найдет. Ни одним обыском. Не на сберкнижке, конечно. Отец как предчувствовал, что когда-нибудь с ним такое случится. Говорил, если что, в Израиль рванем. Там у нас родственники дальние. Ну так что, Андрюха, поможешь?

— Блин, я совсем забыл, — соврал я. — Дело же у следователя из Москвы. У Горохова. Тот, говорят, дядька злой и неподкупный. Не получится, Женя. Я в этом даже участвовать не буду, и тебе не советую соваться через других. По-дружески тебе говорю. Оставь как есть, без тебя разберутся. Или сам загремишь за дачу взятки должностному лицу. А это уже конфискацией попахивает, не только сроком.

— Ладно, — вздохнул Зинченко. — Честно говоря, я так и знал, что скажешь. Правильный ты какой-то слишком. В школе ты таким не был.