— Я прежде всего женщина, — улыбнулась Света, — а потом уже сотрудник.

— Похвально, в наше время об этом совсем забыли. Для государства мы прежде всего доярки и поварихи, а уж потом женщины.

— Согласна с вами, — психологиня уже опустошила наполовину бокал. Это сняло напряжение между ней и Зинченко. — По долгу службы я не могу критиковать нашу страну, но высказать свое мнение хочу. Вы только посмотрите, в кого нас хотят превратить? Два самых популярных советских женских журнала, “Работница” и “Крестьянка”, пропагандируют образ серой мыши. На своих страницах публикуют советы для женщин якобы от лучших специалистов-косметологов, а советы-то эти сводятся к использованию вместо косметики каких-то домашних и подручных средств. Приводят как аргумент экономию и идеал естественности.

— Вы тоже это заметили? Я вообще была в шоке, когда прочитала статью, в которой советовали женщинам использовать для мытья волос мыльный порошок для бритья “Нега” и “Волна”. А вместо бесцветной помады — губы мазать вазелином. Вместо крема для рук — использовать глицерин, а цвет и блеск бровям и ресницам добавлять советовали знаете как? Ни за что не догадаетесь! Это уму н постижимо! Смачивать их растительным маслом. Представляете? Я уже молчу, что волосы все у нас поголовно красят хной, басмой и молотым кофе.

Процесс пошел, ай да Света, ай да молодец! Нащупала нужную струнку. Сразу поняла, что косметика и внешний вид актрисы явно дружат с веяниями западной моды. Вот и нашлась общая тема для разговора. Ведь у нас с косметикой не очень, а хочется как у них. Правда, об этом большинство советских женщин и не подозревает. А тут родственная душа нашлась.

— С этим мне трудно мириться, — подливала масло в огонь Света. — Благо у меня родители работают в посольстве и часто бывают за границей. Благодаря им у меня была возможность узнать, что такое настоящая женская красота и какие косметические средства вообще бывают.

— Как же я вас понимаю, — Галина Павловна разлила остатки вина по бокалам. — Хоть Зинченко и козел был, но он открыл мне доступ будто в другой мир. И я давно уже вообще не пользуюсь нашей косметикой…

— Как же вы будете теперь без своего супруга? — сочувственно вздохнула Света.

— А он мне скоро не супруг будет вовсе. Я подала на развод. Вы правильно заметили — пора менять воду.

— И кто же он? — Света изобразила любопытство блондинки.

Как это у нее получается? Сама, вроде, темненькая.

— О, — Галина Павловна вскинула глаза к верху. — Это такой мужчина. Мы познакомились с ним не так давно, когда я играла панночку из “Вия”. После спектакля я нашла в своей гримерке огромный букет роз и записку, в которой говорилось, что некий поклонник ждет меня на крыльце театра. Узнать его будет легко по длинному черному пальто с воротником из каракуля. Я, конечно, тогда поморщилась, но цветы в воду поставила. Просидела в гримерке еще пару часов с бутылочкой “Саперави”. Испытывала его стойкость. А потом вышла из театра, и, представляете? Он меня дождался… Вокруг уже никого кроме голубей, стемнело и зажгли фонари. А он стоял и ждал… Теперь мы вместе.

— А Сергей Сергеевич как отреагировал?

— Конечно, он ничего не знает, — махнула рукой, усыпанной кольцами и перстнями, актриса. — Но он сам виноват. Ни одну юбку не пропускал. Многие жены не изменяли бы мужьям, если бы знали более тонкий способ отомстить. Вот так и я…

— Вы правы… Я вообще считаю, что женской измены не существует. Это либо месть за мужское предательство, либо новая любовь.

— Как прекрасно, что вы меня понимаете… Вы не замужем?

— Нет.

— И слава богу! Вы такая молоденькая, вам нет еще и двадцати пяти, наверное?

— Спасибо, мне двадцать шесть.

— Я вообще считаю, что нужно запретить женщинам выходить замуж раньше тридцати. Вот я выскочила в восемнадцать – и к чему это привело? Зинченко притащил домой шалаву прямо на нашу годовщину свадьбы! Вы представляете, какой он свинья?

— Не может быть! — Света сочувственно прижала руки к груди. — Вот же скотина… А вы что? Остались после этого с ним?

— Честно вам признаюсь, что я осталась не с ним, а с положением и статусом, который имела. Ах, не знаю, правильно ли я поступила. Променять жизнь на побрякушки. Думаете, я не знала о его похождениях? В тот день я специально приехала домой пораньше, чтобы застукать его с поличным.

— Понимаю, — кивнула Света и протянула руку к столику, где лежала пачка “Philip Morris”. — Вы позволите?

— Конечно, угощайтесь…

Ого… Света еще и курит? И сигаретки выбрала дефицитные. Это были единственные сигареты в СССР в пластмассовой пачке, а не в картонных, привычных нам коробках. Будто в портсигаре. Неизвестно, как они сюда просочились из Америки. Может, с фарцой, а может, были из личных запасов актрисы, что образовались после загранпоездок.

Ожегова взяла сигарету и прикурила при помощи зажигалки, что лежала на столе.

Умело затянулась и откинулась на стуле.

— И что же было дальше? — в голосе Светы уже звучали дружеские нотки, будто она разговаривала со старой приятельницей о проблемах вечных: все мужики козлы; себя надо любить и ценить; хочу, но не знаю чего и другие архиважные женские темы.

— А я ее за гриву и в подъезд выкинула! Зинченко даже не вякнул. Стоял только глазками поросячьими хлопал.

— Ну ты даешь! Молодец. Ничего, что я на “ты” к тебе? Меня, кстати, Света зовут.

— Галя, — улыбнулась “ведьма”. — Давно на “ты” пора. Ну так вот… Я, значит, изображаю горем убитую верную супружницу. Даже слезу выдавила, жить или не жить, вот в чем вопрос и все такое. Прижала козла к ногтю, и целый год он у меня как шелковый ходил. Даже когда шубу мою украли, — Зинченко перешла на шепот. — Он заявлять никак не хотел, чтобы лишнего чего не всплыло. А я назло вызвала милицию, и он возражать мне не посмел. Хотя шуба эта мне даром не была нужна. Такой цвет норки нынче в Европе уже не моден. Сейчас голубая в цене. Ну, это не важно. В общем, я выкинула эту училку и, как полагается, расцарапала лицо благоверному. Не слишком так усердствуя, больше для виду, сами знаете, как у нас в партии относятся к семейным неурядицам. За скандалы и разводы могут и попросить, видите ли, облик моральный люди теряют. Во всем мире развод это нормально, а у нас — будто преступление.

— Учительницу? — Света даже оглянулась украдкой на дверь, знала что я все слышал.

Я весь обратился в слух. Так хотел задать парочку наводящих вопросиков. Даже не наводящих, а прямо в лоб. Но не хотел порушить Светину игру. Она тянула за нужные струны, и музыка лилась именно та, которая нам и нужна была.

— Да училкой она обычной была, мужу все пришлось про нее выложить.

— Интересно…

— Вот и я говорю, что интересно, за такие шашни ее бы сразу с работы поперли.

— А как звали ее, ты не помнишь?

— Нет конечно, да я и не спрашивала…

Тут я уже не выдержал, постучал и вошел будто бы случайно:

– Светлана Валерьевна, с режиссером я поговрил. Можем ехать. И вот еще что. Возьмите фотографию убитой. Все забываю вам отдать. Я достал из кармана фото Соболевой.

Портреты всех задушенных женщин я перефотографировал и раздал всем участникам группы Горохова. Один экземпляр носил всегда с собой. Я протянул фото так, чтобы актриса его непременно увидела.

– Постойте! – выдохнула она. – Эту девушку убили?

– Да, – ответил я. – А вы ее знали?

— Это та самая малолетняя сука. О господи! Есть бог на белом свете, хоть я и атеистка, но он есть.

– Так я не понял? – играл я Петрушку. – Галина Павловна, кем вам приходилась убитая?

– Шалава она - вот кто! я Свете уже рассказала про нее.

– Так все-таки у вашего мужа была связь на стороне? – я въедливо уставился на Зинченко. – И между прочим, его любовницу задушили. Вспомните, Галина Павловна, ваш супруг ничего не рассказывал про ее гибель?

— Вы думаете, это он убил? Нет, он ничего такого не говорил… Только все, что я вам рассказала — под протокол не повторю. Даже не просите.