Погодин хоть и чувствовал себя поначалу сносно, позже словил тошноту и загремел в больницу с сотрясением мозга. Как ни кощунственно это звучит, но оно, может, и к лучшему. Пусть отдохнет и в больничке перекантуется, по крайней мере, точно больше не накосячит. А когда выйдет через недельку-другую, надеюсь, все уже будет кончено.

— У меня еще просьба к вам, Никита Егорович, — я видел, как Горохов ловко управляется с руководством УВД, и решил рискнуть. — За мной бы пистолет как-нибудь закрепить. Раньше Погодин был моим “оружием”, а теперь он в госпитале.

— Ты что, Петров? — Горохов вытаращился на меня. — Никто на это не пойдет. Сам понимаешь, официально приказом так сделать не получится.

— Вот поэтому я вас и прошу. Посодействуйте, чтобы как-то это неофициально провернуть? — я вспомнил лихие девяностые, тогда к оружию относились попроще.

— Не получится, наручники еще смогу тебе выбить, а пистолет… Никто за это голову свою подставлять не будет. Хотя подожди…

Горохов подошел к массивному засыпному сейфу с облупившемся десятым слоем коричневой краски. Отперев замок коряжистым ключом, откинул толстенную скрипучую дверь. Запустил руку в черноту недр и выудил оттуда пистолет. Смотрелся он как новенький, весь в заводской смазке. Горохов протянул мне “ПМ”.

— Возьми под мою ответственность. Сам даже не пользовался. Но только не подведи, Андрей.

На кожухе-затворе красовалась гравировка, стилизованная под вычурный шрифт с завитушками: “тов. Горохову Н.Е. за отличную службу от министра МВД СССР 1968 г.”

— Ого! — я повертел в руках пистолет, вытащил магазин, он оказался пустым. — Наградное оружие?

— Да. Было дело. Когда еще в милиции работал.

— Так вы и в милиции служили?

— Ну конечно. Не всю же жизнь в прокуратуре штаны протирал. Скучаю по тем временам. Бумаг меньше и свободы больше.

— Ну сейчас и в милиции бумажек хватает, а дальше, чувствую, еще хлеще будет.

— Да знаю, — махнул рукой следователь. — Только смотри, аккуратнее. Это на самый крайний случай. Обращаться-то с ним умеешь?

— Конечно, я даже соревновался в составе местной команды по стрельбе.

— Хорошо… Патронов сам добудешь, если применить придется, это будет незаконно. Понимаешь?

— Не дурак. На самый крайний случай.

Закон у нас хоть и справедливый, но дурной. Помню, в девяностые моему сослуживцу вменили превышение должностных, когда он в перестрелке с бандюганами израсходовал все штатные патроны и “подпитался” из личных запасов, что всегда возил с собой в машине. Потом баллистическая экспертиза насчитала дырок в бандитской “Бэхе” больше, чем шестнадцать. И пульки лишние к стволу привязали по следам нарезов. Оперу пришлось открыть секрет заначки, и ему еще припаяли незаконное хранение боеприпасов. Вот так. Хочешь быть героем, будь готов за это пострадать. Бандюгов он задержал, но сам прицепом под суд пошел.

На следующий день я заскочил в свой родной отдел. Нашел Витю. Тот вместе с еще двумя экспертами корпел в фотолаборатории. Штамповали фотки Зинченко-младшего для ориентировок буквально в промышленных масштабах. Начальник УВД распорядился снабдить портретами подозреваемого не только каждого милиционера, но и каждого дворника, дружинника и управдома.

— Драгунов! — позвал я Витю. — Можно тебя на минутку?

— Некогда мне, — отмахнулся тот. — До обеда надо кучу фоток напечатать. Иначе Паутов шею намылит. Его даже из отпуска выдернули.

— Подождут твои дела лабораторные. Это важнее, — заговорщически проговорил я.

— Чего тебе? — Витя подошел ко мне, будто делал одолжение.

С тех пор, как я ушел в группу Горохова, он стал передо мной немного важничать. Видно, забыл, как я его раньше выручал. А может, дело в чем-то другом. Не знаю.

— Не здесь, давай отойдем, пошли в ваш кабинет. Там как раз нет никого.

Мы уединились в экспертном кабинете. Я поплотнее закрыл дверь и вполголоса проговорил:

— Патронов мне от “Макарыча” отсыпь, пожалуйста. Очень надо.

— Чего?

— Девятимиллиметровых одолжи, говорю.

— Нет у меня.

— Ну, мне-то не заливай. Знаю, что есть. На экспертизы всякое добро тащат, у каждого уважающего себя эксперта есть такая заначка. И для нарези, и для гладкого, ну а для пистолетов — сам Бог велел.

— ТТ-шные пойдут? Их у меня помойка.

— Нет. Нужны на девять миллиметров.

— Ну, не знаю… Такие - дефицит. Сам понимаешь, у криминала мало таких изымают. Все больше семь-шестьдесят два.

— Слушай, чего ты хочешь? Вижу, что через губу со мной разговариваешь в последнее время.

— Да нет. Нормально все.

— Не юли. Говори, как есть.

— А ты можешь с Гороховым поговорить, чтобы меня в вашу группу прикомандировали? — неожиданно заявил Витя.

— На хрена тебе это? — удивился я.

— Надоело мне все… Чувствую себя бесполезным. Винтиком, что ли. Вы реальные дела делаете, я на кражи куриц и банок из погреба выезжаю. А я старший эксперт, между прочим, а ты… — Витя осекся.

— А я даже не в погонах и работаю без году неделя, — продолжил я за него. — Это ты хотел сказать?

Витя пожал плечами и деликатно промолчал.

— Так вон оно что… — до меня дошла причина Витиной неприязни. — Зависть, Витек, штука нехорошая. Каждый должен заниматься своим делом. Ты преступников ловишь не на передовой. Но ты следопыт с опытом. Бегать с пистолетом каждый дурак может, а вот чтобы невидимые следы найти, изъять их квалифицированно, идентификацию провести — это специалистом надо быть отменным. И тям к тому же иметь. Так что зря ты расстраиваешься. Без экспертной службы, поверь мне, в милиции теперь никак. И дальше будет то же самое. Сам знаешь, криминалистика не стоит на месте, новые методы появляются, как грибочки после дождя.

Мои увещевания подействовали на Витю. Он даже приосанился, почувствовав, какой важный вклад вносит в общее дело.

— Ладно, — эксперт подошел к шкафу и потянул деревянный выдвижной ящик. — Сколько тебе?

— На один магазин – и добро.

Витя порылся в ящике среди сломанных фотоаппаратов, каких-то конденсаторов, проводков и прочего хлама и выудил оттуда жестяную коробочку из-под монпансье:

— Восьми штук у меня не наберется, четыре хватит?

— Давай. И кобуру одолжи.

***

Я потянул железную дверь и очутился в полумраке боксерского зала. Пахнуло застарелыми перчатками, потом и годами тренировок.

Молодняк молотил груши, Саныч ходил, заложив руки за спину, и поучающе на них покрикивал. Иногда останавливал мальца и дотошно показывал, как правильно наносить удары.

— Петров! — увидел он меня. — Ты почему на тренировки не ходишь? Явился, наконец! Только мы уже заканчиваем. И где твоя сумка с формой?

— Извини, тренер, — я не смог сдержать улыбку, очень был рад видеть старого ворчуна. — На работе завал, я пока, типа, в отпуске от спорта. К сожалению.

— Ишь ты! Отпуск берут, когда год отработают, — язвил Саныч, — а ты у меня несколько месяцев только занимаешься. Не заработал ещё отдыха. Чего пришел? Соревнования пропустил, а я рассчитывал на тебя.

— Вот закончу дела и – обещаю, в любых соревнованиях буду участвовать. Хоть каждую неделю.

— Знаю я эти ваши дела. Не бывает у ментов законченных дел, на каждое законченное еще два неначатых.

— Что ж поделать. Служба такая, — пожал я плечами. — Я вообще к Быкову пришел. Дело срочное. Отпустишь его пораньше?

— Обойдешься! Еще и Быкова мне испорть. Жди. Через минут двадцать закончим.

Тренер подошел ко мне и крепко пожал руку.

— Как у тебя? Нормально все? — уже не на публику, вполголоса и по-отечески спросил он, пристально смотря мне в глаза.

— Вроде нормально, но не так, как хотелось бы. У нас как в боксе. Проиграть можно в любой момент, даже если ты чемпион.

— Это да… Но бой проиграть не стыдно. Поражение – тоже опыт. Главное дальше двигаться. Я слышал, что Зинченко выпустили. Не он все-таки?