А пока лямку тянули чисто “немцы”. Хотя была у них тоже своя специализация: кто-то – розыскник, на происшествия выезжал, а кто в патруль с ППС-никами ходил. Были даже собачки, обученные наркоту искать. Но трафика в Новоульяновске (если не считать нечастые случаи сбора естественного урожая мака, как у деда в огороде, и конопли) не было. И собачки эти простаивали без надобности, теряя навыки. Но начальник области не давал переводить их на другое направление. Очень гордо рассказывал про них проверяющим. И не важно, что ни одна овчарка ни разу в жизни не нашла ни грамма запрещенного зелья.

Нас встретил начальник кинологического отделения. Бывалый мужик с рыжими усищами и в телогрейке. Специальной формы для кинологов пока не было предусмотрено (камуфляжи в МВД еще не прописались), и приходилось непрактичное штатное обмундирование беречь при работе с животиной. Ведь на питомнике, это все равно, что в колхозе на ферме работать. И шерсть, и навоз имеются.

— Начальник кинологической службы старший лейтенант Митрофанов, — представился нам рыжеусый.

— Следователь Горохов, — кивнул в ответ Никита Егорович, не утруждая себя полной выкладкой своих регалий.

Я заметил, что он перед словом следователь часто упускал приставку “старший”, а после слова — приставку “по особо важным делам”. А эти приставки приравнивали его должность как минимум к уровню начальника отдела генпрокуратуры. Скромничал Горохов. Или, быть может, надоело ему, когда перед ним бледнели, услышав, что он из генеральной прокуратуры СССР и еще при такой важной должности.

Вот и сейчас Митрофанов вытирал испарину со лба. Его уже предупредили о нашем визите и о важном госте из Москвы.

— Ну что? Товарищ старший лейтенант, — Горохов вошел на территорию питомника первым. — Собачек приготовили? Нам нужны лучшие. Вам должны были об этом сказать.

— Так точно, Никита Егорович, — семенил следом рыжеусый. — Только я никак в толк не возьму. Как же мы это будем искать вещь, если она не спрятана вовсе.

— Все просто, Митрофанов. Разложим на земле предметы, и собаке нужно лишь будет выбрать то, что имеет общий запах с задаваемым образцом.

— А-а… Ну это можно попробовать. Только собачки у нас обучены по следу человека искать. Вот уж не знаю, получится ли такой фокус с тряпками.

— А может, применить тех, которые обучены наркотики искать? Я слышал, что у вас и такие есть.

— От тех толку мало. Им для поиска мак сушеный и коноплю подавай. Они на растения эти надрессированы. С запахами людей не работают.

— А я думал, что ищейка хоть что может искать, — удивился Горохов.

— Нет, товарищ старший следователь, — старлей все-таки знал его должность, — это только в фильмах так бывает. Что собачка и преступника по следу найдет, и мину откопает, и из воды человека вытащит. Для каждого дела особая дрессировка нужна. Специализация, так сказать.

— Ясно, ну тогда считайте, что мы с вами будем первыми, кто сейчас испытает новое направление в использовании служебных собак. В качестве… Э-э… Петров, подскажи, слово забыл. Как ты таких собак придумал называть?

— Собаки-детекторы.

— Во, точно! Мы тут придумали что-то вроде запаховой экспертизы провести. Заснимем все, как полагается, на пленку и еще с понятыми при этом. Глядишь, и проторим дорожку новому направлению судебных экспертиз. И в историю войдем, Митрофанов, как вам идея?

— Отличная, Никита Егорович.

— Тогда за работу, история не ждет, а попасть в нее нужно.

— Есть в историю попасть! — старлей поспешил за своей командой, а мы пока начали приготовления.

Нашли лужайку на территории питомника посуше и поровнее, разложили на ней вещи. Решили, что для чистоты эксперимента все предметы одежды должны быть примерно одинаковы на взгляд. Остановились на куртках. Их собирали по всему УВД. Своими не стали баловаться. Собака могла нас учуять, пока мы стояли рядом и все раскладывали, и как-то неправильно среагировать на наши вещи. Поэтому брали “гуманитарную помощь” только от людей, не имеющих никакого отношения к группе Горохова и к питомнику близко не подъезжавших.

Узнав о наших планах, начальник кадров В.В. Криволапов, чтобы тоже соприкоснуться с событием, которое, возможно, в скором времени войдет в историю как первая экспертиза запаховых следов, пожертвовал своей штормовкой, что постоянно висела у него в кабинете на случай, когда на улице разыграется непогода, а зонт он как всегда дома забыл.

Насобирали всего десять курток: ветровок, штормовок и прочих тканевых изделий (кожанки и плащи тоже сразу отмели для чистоты эксперимента).

Предметы одежды разложили по кругу. Одна из курток принадлежала Зинченко-младшему. Ее положили на пятнадцать часов условного циферблата. С виду обычная ветровка непримечательного болотного цвета. Разве что ткань покачественнее. Скорее всего, импортная. Ярлыки я не стал смотреть. Собакам на лейблы начхать.

— Ну, с Богом! — выдохнул Горохов.

Присутствующие с удивлением на него посмотрели. Никита Егорович слыл закоренелым атеистом. А тут такое напутствие выдал.

Следователь заметил недоумение присутствующих:

— Это так говорится, товарищи. Люблю, знаете ли, фильмы исторические смотреть.

Один из наших оперов махнул рукой, и первая собака пошла. Со стороны вольера ее вел сам начальник кинологической службы. Здоровый лохматый барбос совсем был не похож на первоклассную ищейку, но Митрофанов почему-то выбрал именно его. Псина тащила его вперед, словно тягач. Даже грузный старлей еле его сдерживал. Засидевшийся в вольере пес очень сильно хотел познать мир вокруг себя и познакомиться с новыми людьми, что столпились вокруг странно разложенных непонятных вещей. Скорее туда. Там, наверное, столько интересного.

— Что-то не похожа собака на следопыта, — высказал я свои сомнения Горохову.

Мою фразу услышала женщина-ветеринар из питомника, что присутствовала при нашем эксперименте из чистого любопытства, но мы намеревались ее внести в справку о проведении эксперимента в качестве участника, как специалиста по зоопсихологии. И звучит красиво, и важности нашему исследованию добавляет. Глядишь, и суд примет нашу писульку в качестве доказательства. Хотя для научного обоснования нужно множество экспериментов, всякие диссертации и прочие высосанные из пальца научные статьи. А сейчас главное, чтобы барбос не подвел.

— Это единственная собака, которая слушается Митрофанова, — пояснила ветеринар. — Поэтому он работает только с ней.

Собаку, как оказалось, действительно звали Барбос. Он деловито подтянул хозяина к столпившимся людям.

— Что-то не похоже, что она его слушается, — улыбнулся Горохов, глядя, как каблуки кирзачей Митрофанова вспахивают землю.

— У него вообще проблемы с собаками, — вздохнула ветеринарша. — Не получается с ними общий язык найти. Животных трудно обмануть, не видят они в нем авторитета. Поэтому его начальником и поставили, чтобы не было необходимости с овчарками возиться.

— Витя, — махнул я “оператору”. — Готов? Заводи аппарат.

Криминалист включил камеру на электроприводе. И навел объектив на меня.

— Внимание! — громко проговорил я. — Товарищи понятые и другие участники эксперимента. Обратите внимание, сейчас я дам понюхать служебной собаке кофту, изъятую по уголовному делу.

Я демонстративно развернул бумажный сверток и извлек оттуда ворсистую толстовку стального цвета.

К нам подошел Барбос с Митрофановым, который болтался где-то на конце поводка.

— Нюхай, нюхай, — Митрофанов подошел ближе и настойчиво шипел в ухо собаке.

Я поднес кофту к его носу. Тот отвернул морду, уселся на землю и деловито почесал за ухом.

— Нюхай, я сказал, нюхай, — дергал за ошейник старлей “детектора”. Но пес потряс ушами, будто избавляясь от надоедливой мошкары.

Я не выдержал и потрепал его за ухом. Тот лизнул в ответ мою ладонь. Контакт налажен. Я снова подсунул ему кофту. Пес понюхал ее (выбора у него не было). И снова отвернулся.

— Готово! — сиял Митрофанов. — След взят.