– Привязь недостаточно длинна, – сказала Дифин, измерив взглядом расстояние от того места, где Рик привязывал веревку, до дыры. – Нехватка составит три фута.

– Что ж поделаешь. Придется обойтись тем, что есть. – Паренек размотал веревку, вернулся к дверному проему и остановился на пороге. – Веревка пошла! – крикнул он, сбрасывая ее вниз. Направив луч фонарика в провал, он увидел, что Дифин права: конец веревки болтался в трех футах над вцепившимися в трубу пальцами Коди.

Коди посмотрел на веревку. Три фута никогда еще не казались таким большим расстоянием. Он попытался подтянуться, но отбитые ребра опять прострелила боль, а труба со скрипом зашаталась. Крикнув: «Не достаю!», он опять повис, чувствуя, что руки у него сейчас оторвутся. В луче фонарика стали видны ручейки серой слизи, которые сползали по стенам дыры и капали вниз, в темноту.

Рик понял, что надо делать. Он спокойно сказал: «Будь оно все проклято» и подал фонарик Дифин. «Держи. Свети на него. Понятно?» Она кивнула. Рик ухватился за веревку, спустил ноги в дыру и пополз вниз.

Он повис в нескольких дюймах над трубой, не желая наваливаться на нее своей тяжестью. Труба так вибрировала, что Рик догадался: несколько лишних фунтов – и штуковина отломается от стены.

– Локетт! – сказал он. – Ближе мне не подобраться! Тебе придется дотянуться до моих ног!

– Не выйдет, мужик. Устал. Не смогу. – Коди мог только висеть без движения. Он боялся, что если еще хоть раз качнет трубу, то она сломается

– или подведут скользкие ладони. – О Господи, мои руки…

– Не пудри мозги! Хватайся за ноги, и точка!

Подошвы башмаков Рика находились примерно в пяти дюймах над тем местом, где Коди держался за трубу. Коди понимал, что единственный выход – сделать так, как сказал президент Гремучек, но силы быстро убывали, а напряжение казалось чудовищным. Спинные мышцы превратились в холодные пласты сплошного страдания, по грудной клетке растекалась колющая боль. «Тянись, – велел себе паренек. – Тянись, и все. Сперва одной рукой, потом другой.» Он потянулся было – и его решимость рухнула, как сырой картон. Паренек крепче стиснул пальцы, но даже такое незначительное движение заставило трубу задрожать и застонать. Внутри у Коди все сжалось и перевернулось. Он подумал «боюсь до усеру» и сказал:

– Не могу.

Бицепсы Рика вздулись – он был готов к тому, что тяжесть Локетта вот-вот рванет его вниз.

– Давай-давай, крутой гринго! – поддразнил он. – Что, сейчас мамочку начнешь звать? – Локетт не ответил. Рик почувствовал, что парень сдался. – Эй, я с тобой разговариваю, кретин! Отвечай!

Несколько секунд молчания. Потом:

– Сдаюсь.

– Я тебе сдамся по жопе, деревенщина! Может, я должен бросить тебя тут, внизу, и забыть, а, говнотряс?

– Может, и должен. – Коди опять услышал внизу быстрый топоток. Он с бешено колотящимся сердцем попытался раскочегарить мышцы для новой попытки, но рассудок подсказал ему, что стоит шелохнуться – и труба рухнет.

– Мужик, да моя сеструха храбрей тебя! И бабка! – Рассуждения Рика были таковы: издевками можно взбесить Коди настолько, что он дотянется. – Если б я знал, что ты такая баба, давным-давно накрутил бы тебе хвоста!

– Заткнись, – прохрипел Коди.

Почти созрел, подумал Рик и сказал первое, что пришло в голову:

– Говорил же я сеструхе, что ты не стоишь и дерьма ящерицы.

– А? Что там насчет сестры?

Рик немедленно воспрянул духом.

– Ага, Миранда расспрашивала про тебя. Кто ты и все такое. Она-то думала, ты правильный парень. Просто правильный.

– Она так сказала?

– Ага. – Рик счел эту ложь необходимой. – Ты, мужик, себе голову-то не забивай. Ей нужны очки.

– Она смазливенькая, – сказал Коди. – Клевая телка.

В любое другое время за такое замечание Коди схлопотал бы в зубы. Однако сейчас Рик видел в этом возможность снять Коди с трубы. – Что, неровно дышишь к моей сестренке а?

– Ага. Похоже, так.

– Хочешь еще ее увидеть – вылезай. Только, если не подтянешься, ничего не выйдет.

– Не могу, мужик. Я в ауте.

– Вот что я сейчас сделаю, – сказал Рик. – Спущусь еще немного и поставлю ногу на трубу. По моим прикидкам эта железка разломится пополам. И ты, стало быть, либо хватаешься за меня, либо летишь вниз. Ясно?

– Нет. Погоди, мужик. Я не готов.

– Готов, готов, – сказал ему Рик, спустился по веревке еще на одну ладонь и для начала поставил на трубу правую ногу.

Труба бурно отреагировала на новую нагрузку. Она сильно затряслась и начала прогибаться внутрь. Рик крикнул: «Цепляйся!»

Лицо Коди в луче фонарика блестело от пота. Он стиснул зубы и почувствовал, что труба колышется, готовая рухнуть. Сейчас или никогда. Пальцы не хотели разжиматься. В глаз Коди скатилась бисеринка пота, и паренек зажмурился.

Рик поставил на трубу вторую ступню и перенес тяжесть своего тела на ноги. «Ну!» – подстегнул он, когда труба начала отрываться от стены и вниз дождем посыпались земля и камни.

– Ах ты сука! – крикнул Коди, и пальцы правой руки разжались. Он повис на одной руке, а правой потянулся к щиколотке Рика Хурадо. Мышцы заныли от сильнейшей боли. Коди ухватился, крепко сжал пальцы – и вдруг труба прогнулась, вырвалась из стены и в земляном ливне полетела вниз.

Рик, обжигая ладони, скользнул по веревке вниз до предела и намертво вцепился в нее. Теперь вся тяжесть приходилась на предплечья и плечи, поскольку Коди держался за одну лодыжку Рика и пытался поймать вторую. Ребята качались между покрытых слизью стен. Раздался приглушенный треск – это еще пятнадцатью футами ниже ударилась о землю труба.

Коди поймал левую ногу Рика и подтянулся к его талии. Рик услышал, как затрещала под двойной тяжестью веревка – если бы перила наверху обломились, обоим пришлось бы долго падать, – и вместе с висящим на нем Коди подтянулся на пару футов. На руках вздулись мышцы и вены, в ушах зашумело. Потом Коди ухватился за конец веревки, и Рику стало немного легче.

– Вылезайте! – крикнула Дифин. – Вылезайте!

Рик полез вверх, перехватывая веревку руками. Башмаки срывались, оскальзываясь на медленно стекавшей по стене слизи. Коди попытался последовать его примеру, преодолел примерно четыре фута, и тут руки отказались ему служить. Он повис, а Рик вскарабкался наверх, подтянулся и перевалился через порог дома.

– Вытащи его! – сказала Дифин и сделала попытку свободной рукой вытянуть веревку. Другой рукой она держала Коди в луче фонарика. – Скорее!

– Настойчивость в ее голосе заставила лежавшего на животе Рика подняться и заглянуть за край дыры.

Шестью футами ниже Коди по стене что-то поднималось. Седой человек, который отворачивался от света. Погрузив руки в слизь и землю, он без труда, словно альпинист, преодолевал подъем.

Коди его не видел. Он щурился на пыльный луч.

– Давай, мужик! Помоги!

Уперевшись ногой в порог, Рик обеими руками ухватился за веревку и начал тянуть. Он сам был едва жив, а Локетт висел, как мешок.

Коди поднялся еще на четырнадцать дюймов и попытался оттолкнуться от стены, но слизь оказалась слишком густой.

Вокруг его левой щиколотки сомкнулась чья-то рука. Парнишка посмотрел вниз и увидел ухмыляющееся лицо Кошачьей Барыни.

Только теперь рот вдовы был полон серебряных иголок, а кожа стала рябой, серовато-желтой, как у сгнившей на солнце дохлой змеи. Она пыталась загородиться парнишкой от света, прижимаясь животом к стене. Глаза Кошачьей Барыни пылали холодным огнем. Она заговорила, и ее голос напомнил Коди свист бьющего из прорванной трубы пара:

– Не спешшши, ниччччтожжжессство…

Секунды на три Коди оцепенел и за этот промежуток времени понял значение слова «ужас». Она тянула его к себе, все крепче сдавливая холодными пальцами, впиваясь свободной рукой в слизь и землю. Рик лихорадочно дернул веревку, и оцепенение слетело с Коди. Повинуясь инстинкту, он лягнул Кошачью Барыню ногой в лицо. Ощущение было таким, будто он саданул по кирпичу, однако изо рта чудовища полетела россыпь выбитых иголок, а нос лопнул, как ракушка улитки.