– Мы знаем, – ответил Том.

– Да? Дядя, когда она сказала мне, кто она, я чуть не упал!

– Мы тоже. – Он взглянул на Джесси и увидел: жена уже знает, что он собрался сказать. – Надо сказать Роудсу. Мы можем перехватить его до того, как он уйдет из конторы шерифа.

– Том… пожалуйста… подожди, – сказала Джесси. – Почему бы сперва не поговорить с ней? Не попытаться заставить ее понять, что мы должны вернуть Стиви?

Том взглянул на часы. Было четыре минуты третьего. Он никогда не думал, что минутная стрелка может двигаться так быстро.

– Меньше, чем через тридцать минут, мы должны встречаться в «Клейме».

– Мы успеем поговорить с ней! Пожалуйста… По-моему, мы сумеем заставить ее понять это лучше, чем Роудс.

Взгляд Тома задержался на спешащей секундной стрелке, но мысленно он уже принял решение.

– Ладно, – сказал он и велел Коди: – Проводи нас к ней.

Он сел за руль, а Коди опустил очки и развернул мотоцикл.

В конце Трэвис-стрит на стоянке у общежития были как попало припаркованы с десяток легковых машин и пикапов. Две въехали прямо в подъезд. Подождав, чтобы Том с Джесси выбрались из «сивика», Коди, лавируя между машинами, провел мотоцикл к покрытой серым листовым железом двери. В ней, как во всех окнах первого этажа, была узкая смотровая щель.

– Открывай, Бобби! – крикнул он и услышал лязг многочисленных замков и засовов. Под стон петель, скрипевших так, словно открывались ворота средневекового замка, Бобби Клэй Клеммонс отворил тяжелую дверь, и Коди, взревев мотором, загнал мотоцикл внутрь, в безжалостное белое сияние прикрепленных к стене ламп накаливания. У лестницы, поднимавшейся на второй этаж, парнишка пинком поставил мотоцикл на тормоз. Через минуту появились Том (с винчестером) и Джесси.

– Запирай, – велел Коди. Бобби Клэй толкнул дверь, закрыл ее и задвинул все четыре засова.

Ни Джесси, ни Тому не приходилось бывать в общежитии Уинтера Т.Престона. Вдоль всего первого этажа шел длинный коридор с рядами дверей (некоторые были сорваны с петель), а треснутые оштукатуренные стены оглушали наскальной живописью, выполненной оранжевой и пурпурной краской. Дом пропах марихуаной, выдохшимся пивом и призрачными ароматами некогда живших здесь рудничных рабочих с семьями: смесью пота, сухого жара и подгоревшей еды. Впервые почти за два года по зданию эхом гуляли голоса не только Отщепенцев.

– Сюда. – Коди повел их вверх по лестнице. Второй этаж был зеркальным отражением первого, только через люк на крышу вела приставная лесенка. В коридоре сидели люди. Из некоторых комнат вытащили голые матрасы, чтобы лечь. Почти все были жителями Инферно, попалось всего семь или восемь латиноамериканских лиц. Тому и Джесси, которые шли следом за Коди, приходилось то переступать через беженцев, то обходить их. Свет выявлял знакомые лица: Вик Чэффин с женой Арлин, Дон Рингуолд с семьей, Ида Слэттери, Фрэсиеры, Джим и Пола Кливлэнд и многие другие. Комнаты тоже были переполнены. Нестройным хором хныкали младенцы. Кое-где переговаривались, но таких было немного; большинство оцепенело молчало. Некоторые спали сидя. Скученные в таком количестве тела нагнетали чудовищную жару. Пахло дымом.

Коди проводил их к закрытой двери, на которой над плакатом с изображением Билли Айдола красной аэрозольной краской было намалевано «Штаб» и «БЕЗ СТУКА НЕ ВХОДИТЬ». Коди в самом деле постучал. Открылось небольшое раздвижное окошко. Из него выглянули обведенные блестящими золотыми тенями зеленые глаза Отравы. Окошко закрылось, дверь отперли, и они вошли.

Каждый раз, приходя сюда, Коди чувствовал: здесь он дома. Обстановку первой комнаты составляли: койка, полосатый диван, весь в пятнах и ножевых порезах, из которых высовывалась набивка, поцарапанный сосновый стол, стулья и маленький потрепанный холодильник, который спасли со свалки и растянули его издыхание еще на несколько месяцев. Пол покрывал скрутившийся по углам выцветший коричневый линолеум, а на дешевых панелях стен висели плакаты с мотоциклами и звездами рок-н-ролла. Пропускавшее в щелочку задымленный воздух окно выходило на юг. Короткий коридорчик вел мимо разгромленной ванной в бывшую спальню, ныне арсенал Щепов, где со вбитых в стены крюков свисало разнообразное оружие типа латунных кастетов и дробовиков.

При виде входящих мистера Хэммонда с женой сидевший на диване Танк быстро поднялся. Разрисованный серо-зелеными пятнами футбольный шлем тесно облегал голову. Коди запер за собой дверь, и Отрава отступила, чтобы Хэммонды увидели, кто стоит у окна лицом к ним.

– Привет, Том и Джесси, – сказала Дифин, слабо улыбнувшись.

Для Джесси время остановилось. Перед ней было тело Стиви, лицо Стиви, ее улыбка и ямочки на щеках. Даже голос был голосом Стиви, если не захотеть услышать хрупкую нотку перезвона ветряных курантов, которые баюкает в своих объятиях ветер. Внутри этого тела находилось сердце Стиви, ее легкие, сосуды и прочее – дочке Джесси принадлежало все, за исключением того неизвестного центра, где жила Дифин. Джесси шагнула вперед, снова залившись слезами. Еще шаг. Увидев, куда идет жена, Том потянулся удержать ее, но опоздал.

Джесси прошла через комнату к телесной оболочке своей дочери и уже совсем собралась положить руки на маленькие плечи, подхватить девчушку, прижать к себе – всего лишь на минуту, чтобы почувствовать, как бьется сердечко Стиви и убедиться: ее дочь где-то существует, она жива, пусть Джесси и не постичь даже азов того, как это может быть.

Но глаза на детском личике искрились умом и жгучим, даже пугающим огнем, до которого Стиви нужно было еще расти и расти. Да, лицо принадлежало Стиви – но не душа.

Все это Джесси поняла в мгновение ока, и ее ладони замерли над плечами Дифин.

– Ты… ты грязная! – сказала Джесси и заморгала, загоняя слезы обратно. – В пыли ты каталась, что ли!

Дифин посмотрела на свою грязную одежду. Джесси опустила руки и стряхнула пыль с футболки.

– Что, там, откуда ты явилась, тебя не учили быть опрятной? Господи, ну и колтун! – В спутанных рыжевато-русых волосах было полно травинок и нитей паутины. На столе Джесси увидела рюкзак Отравы из оленьей шкуры. Он был открыт, оттуда торчала розовая ручка щетки-расчески. Вынув щетку, она занялась волосами девочки с грязененавистнической мстительностью любой матери.

Озадаченная Дифин попятилась. Джесси фыркнула: «Стой спокойно!», и Дифин стала по стойке «смирно», покуда в воздух под взмахами щетки летела пыль.

– Мы рады тебя видеть, – сказал Том и опустился на колени, так, чтобы его глаза оказались на одном уровне с глазами Дифин. – Почему ты убежала?

– Смылась, – ответила она.

– Это… мы тут… вроде как… поучили ее разговаривать по-нашенски,

– объяснил Танк. – А она рассказала нам про свою планету. Ну и здоровско же!

Его горбоносое угрюмое лицо вдруг по-детски засветилось волнением.

– Да, наверное, – Том наблюдал, как жена решительными взмахами щетки расчесывает их дочке волосы, и подумал, что у него разорвется сердце. – Дифин, мы только что говорили… с каким-то существом. Не могу сказать, что это был человек, но и машиной его назвать нельзя.

Дифин поняла.

– С Кусакой.

– Да. – Он поднял глаза на Коди Локетта. – Он забрал тело Мэка Кейда и превратил его в… – Том снова не нашел слов. – В гибрид человека с собакой.

– Из груди Кейда растет один из его доберманов. – Джесси продолжала водить щеткой.

– Полный пердимонокль! – сказала Отрава. Ее страсть к опасному проснулась и вспыхнула с новой силой. – Посмотреть бы!

– И эта чокнулась к чертям собачьим! – фыркнул Коди. – Эта штука забрала Кошачью Барыню, – сказал он Тому. – Миссис Стелленберг. И превратила в какую-то хреновину с хвостом сплошь в колючках. Я эту суку изрешетил, но она даже не остановилась.

– Все они Кусака, – спокойно сказала Дифин, которая, окостенев, стояла и терпела то, что делала Джесси. Ей казалось, что Джесси это доставляет удовольствие. – Кусака создает их, и они становятся Кусакой.