Чем же я вызвала встречу с собой? Когда Томас спрашивал о путешествиях во времени, я авторитетно объяснила, что подобного случиться не может. Космическая цензура. Очевидно, я ошибалась: заглянуть за горизонт событий можно. Я по-прежнему не помню, что там вышло с клятвой на крови, но хорошо помню предшествовавшие эпизоды, когда мы с Томасом гуляли в саду, под дождем. Значит, я вспоминаю.
Но машины не было. И другой, взрослой меня точно не было. Чем еще отличается эта реальность?
Дождь заливал стекла, а я пыталась разобраться, чего не учитывает моя теория, чем может быть вызван провал в памяти.
Послышался крик, и я увидела маленького Томаса, бежавшего по саду, зажимавшего окровавленную руку и оглашавшего сад отчаянными воплями, умоляя Грея, папу, девушку с дерева – меня! – кого угодно скорее помочь.
Папа высунул голову из кухонной двери. При виде Томаса он позеленел и отвернулся. Через несколько секунд на крыльцо широким шагом вышел Грей.
Я verklemmt[33].
Одно дело воскрешать его в памяти, читать его дневники, вспоминать снова и снова. Но здесь и сейчас, во плоти, рядом, совсем живого…
Мне стало физически больно. Как же мне его не хватает…
Он быстро, почти бегом пошел к яблоне, а Томас, подвывая, трусил следом.
Грей. Грей, живой – и здесь, и я тоже здесь, и если бы я могла пойти за ним по саду – он исчезает за кустами, его почти не видно, если бы я могла с ним поговорить… Я схватилась за ручку, готовая выскочить и подбежать к деду в последний раз.
Если я смогу.
Но я не могу. Момент не тот, место не то. И я не та.
Грей появился из-за рододендрона, идя быстро, но осторожно. На руках у него другая Готти. Я уже с ним. Другая я, в другом времени, но я всегда буду с ним.
Я засмеялась сквозь слезы при виде своего детского лица с упрямым, как у гремлина, выражением, в котором смешивалась боль, недоумение – и гордость. По-моему, я чувствовала себя в безопасности. Соф права – Грей всем нам был как бы за отца. Он был моим папой и носил меня на руках.
Любовь, которую мы потеряли, накрыла меня океанской волной.
Послышалась сирена – видимо, папа вызвал «скорую». Крики, боль.
Господи, ну почему я этого не помню?
Может, потому, что здесь было две меня? Тогда почему не было двух меня неделю назад, в кухне? Я придумала, что Вселенная в таких случаях прячет двойника в маленькой канноли, но, не исключаю, нечаянно угадала правду, и именно здесь все это время таилось мое воспоминание.
Или же объяснение может быть таким: с разницей в неделю я практически тот же самый человек и не могу встретить себя недельной давности из-за причинно-следственной связи. Но между мной в двенадцать лет и мной семнадцатилетней – бездна, до краев наполненная горем. Я потеряла себя со смертью Грея, во мне не осталось ни единой элементарной частицы прежней Готти. Я могу встретить себя двенадцатилетнюю, потому что я уже другой человек.
Томас перешел на рысь, стараясь успеть за семимильными шагами Грея. Я прищурилась, стараясь разглядеть, что он там тащит. Пальцы здоровой руки у Томаса сжаты в кулак. Канадские монеты? Рот набит шоколадным пирогом. Надеюсь, в кармане у него рецепт. Томас не смотрит по сторонам, не глядит на машину – он бежит за Греем и мной в кухню. Дверь закрывается.
Пора возвращаться.
Ливень начал стихать, когда я выбралась из машины и пошла по саду. Под яблоней я подняла из травы выброшенный нож. Кровь уже смыло дождем. Я сунула нож в карман и полезла наверх.
Умляут ждал меня у открытой капсулы времени. Замочек лежал рядом, а всякая всячина, которую я туда сложила – водоросль, монеты, – исчезла. Неужели я всерьез решила охмурить Томаса с помощью пары старых носков?
Я уселась на нашу ветку, вынула из рюкзака тетрадь и начала писать:
Общая теория разбитого сердца, любви и значения бесконечности, или вельтшмерцианово исключение.
Дорогой Томас!
Помнишь, ты обещал поверить во все, что я расскажу? Ну, слушай.
Путешествия во времени – реальность.
Пять лет назад мы с тобой случайно создали парадоксальную временнýю петлю. Так распорядилась судьба.
Что такое временнáя петля? Если объяснять на примере канноли… Шучу. Это тоннель во времени, который существует сам по себе. Помнишь уравнение, которое я написала на твоем имейте? Учительница по физике назвала его шуткой. Оно описывает открытие временнóго тоннеля в настоящем, потому что одновременное открытие этого тоннеля в прошлом якобы невозможно.
Не соглашусь.
Это вполне реально. Я считаю, энергия для существования такого тоннеля берется из темного вещества, отрицательной материи, существующей во Вселенной естественным порядком.
Я думаю, что она образуется из горя.
Я уже потеряла маму, в моем мире уже существовало горе – идеальные условия для Вельтшмерцианова исключения (возникающего рано или поздно). Ты был мне больше чем просто лучшим другом. Мы были абсолютны и несомненны. Когда ты уехал, мне остались шрам, дыра в памяти* и мысль, что ты не захотел меня поцеловать. Я разбила тебе сердце? Ты первый разбил мое, так что все по чесноку. Вот почему временнáя петля вернула меня именно в этот день (между прочим, я пишу это на нашей яблоне в тот день, когда ты порезал мне руку).
Когда умер дед, мой мир рухнул. Второе горе завершило создание петли времени. Смогла бы я попасть через временнóй тоннель на пять лет назад, если бы Грей не умер? Сокрушила бы меня его смерть, если бы я уже не потеряла тебя? Иными словами, стала бы потеря тебя такой болезненной, если бы в будущем я не потеряла Грея?
А потом случилось это лето. Тебя здесь не должно было быть. Ты появился тут из-за имейла, который я отправила. Но я отправила его только потому, что ты уже был здесь. Когда ты вернулся в Холкси, время начало чудить: видимо, ты запустил какой-то процесс. Что мы в тот день нашли на дереве? Я до сих пор не могу вспомнить, но рискну предположить: канадские монеты, которые ты забрал с собой в Торонто. Ведь именно на них ты купил комикс, который привез этим летом? В июле этого года ты написал мне рецепт шоколадного торта, но нашел его пять лет назад – ты поэтому захотел стать кондитером?
Вселенная стягивалась в узлы, стараясь исправить эти парадоксы.
Это называется Вельтшмерциановым исключением.
Законы пространства-времени в нем теряют силу. Когда ты разбил мне сердце, реальность расщепилась на множество временных линий. В твоей реальности ты получил от меня имей. Хочешь знать, почему этим летом я была такой странной? Всякий раз, когда ты упоминал о имейте, мы перескакивали на соседнюю линию времени. Ты знаешь, что частицы попадают к своей цели, не проделывая весь путь? Так и я. Иногда время замирало, будто на нитке возникал узел, или искривлялось, выворачивалось, что позволило мне дождливой ночью шагнуть из моей спальни в теплую кухню – и на неделю назад. Там я тебя поцеловала (это секрет, который я тебе не рассказывала).
Спустя целых пять лет искаженной реальности и крутых поворотов Вселенная почти всякий раз возвращала меня в прошлое лето, потому что именно там мне нужно было быть. И за это я говорю тебе спасибо.
Неизгладимо твоя,
Г. Г. Оппенгеймер X
P.S. *Это воспоминание застряло в какой-то маленькой канноли и находится неизвестно где. Затерялось в пространстве и времени. Впрочем, мне оно уже не нужно».
Я написала дату из будущего, 24 августа, положила письмо в капсулу времени, закрыла крышку и навесила замок.
Эффект проявился мгновенно. Яблоня вдруг буйно зацвела, но через несколько секунд белые лепестки опали, как конфетти. Солнце стремительно восходило и садилось в ритме небесного сердцебиения. По небу проносились облака.
